- Что вы имеете ввиду? – Август сощурился и бросил в сторону доктора гневный взгляд, от чего тот растерялся еще больше.

Но все же собравшись с духом, он продолжил:

- Что если Его Величество усомниться в правдивости наших слов и пригласит другого врача осмотреть принца Томаса? Ведь тогда выяснится, что он не болен.

- Это будет печально, - Август пожал плечами и, достав большую сигару, закурил. – Потому, что если отец узнает, что вы ему солгали, вам не сдобровать.

Бернхард нервно сглотнул от услышанного и потупил глаза.

- А как же ваша идея заполучить трон? Если обнаружится, что принц Томас не болен, он может достаться ему.

- У меня на этот случай есть еще один план. Запасной.

Внезапно в комнату постучали три раза и с разрешения ее хозяина вошли.

- Ваше Сиятельство, - Генрих выглядел крайне обеспокоенным. – У меня плохие новости.

- Присаживайтесь, - Август указал на кресло возле Бернхарда, и Генрих сию минуту сел. – Говорите.

- Принц Томас поведал Его Величеству о том, что произошло с ним, и Его Величество ему поверило! – взгляд мужчины нервно блуждал по комнате, а лицо залилось краской. – Более того, Его Величество приказало тщательно следить за каждым шагом принца и выслеживать его преследователя! Ваше Сиятельство, если мы продолжим запугивать и нападать на принца, нас поймают!

Август сердито сдвинул брови и поставил бокал с вином на столик рядом с его креслом. Он ожидал такого поворота событий и подготовился. Однако все равно крайне негодовал, что первый план не сработал. Ведь на его исполнение ушло достаточное количество времени.

- Да, это нужно прекращать. Что еще говорил отец?

- Он замолвил слово о том, что все еще не определился, кто из наследников более достоин престола, и собирается решить это на завтрашнем балу, когда принц Томас представит ему свою избранницу.

По лицу Августа было видно, что он сильно расстроен услышанным. Однако держался он стойко. Элегантно зажав между пальцами ножку бокала, он опустошил его и поднялся с места.

- Мне очень жаль, что наши старания прошли даром. Более всего я сочувствую Бернхарду. Вам, увы, придется хуже всех.

- Почему, Ваше Сиятельство? – Бернхард никогда не плакал, но сейчас слезы скопились в его глазах, просясь вырваться наружу.

- Король будет зол, что вы лгали ему. Но он благородный человек. Быть может, помилует вас. Будем уповать на это.

- Но вы ведь сами говорили мне лгать, Ваше Сиятельство! – врача захлестнуло отчаяние, с которым он не мог совладать.

- А разве об этом кто-нибудь узнает? – Август угрожающе подошел к нему и надменно посмотрел сверху вниз. – Учтите, что я менее благородный из всей семьи. Так что решайте, с кем лучше иметь проблемы. К тому же, обещанное вознаграждение вы получите в любом случае. Только если не проболтаетесь.

- Как скажете, Ваше Сиятельство, - Бернхард покорно опустил голову.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Генрих прервал ее первым:

- Что же теперь будет, Ваше Сиятельство?

- Ничего. У меня есть запасной план, - губы принца растянулись в недоброй улыбке.

- Что прикажете делать, Ваше Сиятельство?

- Пока только ждать. Я уже послал за Биллом.

Очередная ссора с отцом. Очередная пощечина. Но на этот раз Билл не собирался отстаивать свои права. Он молча развернулся и пошел в свою комнату, закрываясь изнутри. Дождавшись, когда хлопнут входные двери, он вышел наружу.

Что же происходит? Последнее время все было спокойно. Юноша даже поверил, что отец изменился, но, увы, ошибся.

Такое ощущение, что с уездом Софи все вернулось на свои места, и после недолгого полета Билл снова спустился на землю.

Открыв окно, он вдохнул полной грудью и, невзирая на холод, сел на подоконник. Снег таял, и с крыш стекала вода. Приближение весны чувствовалось во всем: в по-весеннему греющем солнце, в пении одиноких птиц, в детях, весело играющих на улице. Вот только в сердце все еще стояла зима. И казалось, она там поселилась надолго.

Билл оперся головой об оконную раму, давая воспоминаниям накрыть его с головой. Перед глазами предстала Софи. Счастливо улыбаясь, она сообщила, что уезжает в Швейцарию, где работает знакомый ее отцу врач, готовый сделать ей операцию на позвоночник. Она так верила, что сможет встать на ноги. Но прошло уже две недели, а она все еще даже не чувствует ног.

Билл с трепетом ждал звонка каждый день, надеясь на чудо. Но чудо не случилось. Софи до сих пор уверяла его, что встанет. Но он уже перестал верить.

Мысли текли безудержной волной, возвращая юношу в день, когда он собирался признаться Софи в своих чувствах. Он так долго подбирал слова, так сильно волновался, а в итоге, не успев сказать ни слова, узнал, что она помирилась с Марком.

« - Он приехал ко мне в Цюрих! Представляешь? – с энтузиазмом рассказывала по телефону Софи. Судя по ее голосу, она буквально захлебывалась от счастья. – Сказал, что когда я уехала, он понял, какую ошибку совершил! Он все это время не переставал думать обо мне! Билл, ты слышишь?

- И ты простила его? – голос прозвучал слишком холодно, слишком ревниво.

- Конечно! Все мы совершаем ошибки, и у каждого есть шанс исправиться. Я люблю его и не собираюсь лишать такого шанса!»

После этого случая Билл смирился, что ему не суждено быть с девушкой, которую он любил. С первым человеком, к которому он испытывал такие сильные чувства. Он даже вслушался в ее слова и решил дать шанс исправиться отцу. Но видимо, зря. Не хотелось думать, что Марк тоже не сможет измениться и снова предаст Софи.

По телу побежали мурашки, а кости уже ломило от холода. Билл встал с подоконника и закрыл окно, а вместе с ним и свое сердце.

Дни стали невыносимо похожи один на другой. Настолько, что Билл отличал сегодня от завтра лишь количеством уроков. Впрочем, последние две недели он перестал посещать школу, взяв больничный. Он понимал, что так не может продолжаться вечно, и категорически решил поставить всему конец. Конец плохим оценкам, конец равнодушию со стороны одноклассников, конец созерцанию одних и тех же картин каждое утро, каждый день и каждый вечер, конец наблюдению за жестокостью и страданиями, конец потухавшей искорке надежды, что Софи когда-нибудь снова сможет ходить, а в мире восторжествует справедливость, конец своему бессмысленному существованию. А было оно именно бессмысленным, впрочем, как и все остальное.

Билл был твердо уверен, что смысл это лишь мнимое предназначение, которого на самом деле не существует. За что бы человек ни боролся, что бы ни делал, он всегда надеется на конкретный результат, называя его смыслом. А на самом деле исход один. В каждой истории. В каждой жизни. В каждом случае. Без исключений. А память, которую человек надеется оставить после себя, является такой же бессмысленной иллюзией, как и сам смысл. Ведь когда его не станет, ему будет уже все равно, что о нем говорят и говорят ли вообще. Он даже не узнает этого. Он больше вообще ничего не узнает и не почувствует. Его безжизненное тело закопают под землей или сожгут, а прах поместят в колбу. И все будут равны: верующие и атеисты, благородные и скупые, милосердные и убийцы. Врожденное чувство справедливости не давало Биллу смириться с абсолютной несправедливостью. Хотелось кричать о том, как все неправильно, пеняя на судьбу, обвинять кого-то во всех невзгодах человечества. Но некого. Жизнь всего лишь большая случайность, и все, что в ней происходит – хаос.