Пока Сноуден прятался от журналистов, российским спецслужбам удалось пробить серьезное расширение своих возможностей по контролю над интернетом. Осенью 2013 года Минсвязи обнародовало новые технические нормативы СОРМ, которые требовали от операторов и провайдеров хранить всю информацию в течение двенадцати часов в специальном буфере, на случай, если эти данные потребуются ФСБ. Этот же документ требовал от провайдеров обеспечить спецслужбам возможность перехвата почтовых сервисов Gmail и Yahoo! и сообщений сервиса ICQ. Цель новых требований была очевидна: распространить СОРМ на зарубежные сервисы.
Однако публикация новых требований вызвала неожиданную реакцию. «Вымпелком», одна из крупнейших российских телекоммуникационных компаний, публично и отважно осудила планы властей по расширению возможностей СОРМ. «Вымпелком» отправила письмо Минсвязи, называя предложенный план антиконституционным. В свою очередь, холдинг Mail.ru заявил, что требование хранить данные в течение двенадцати часов «нарушает Конституцию РФ, в частности на неприкосновенность частной жизни, тайну переписки, телефонных переговоров… а также противоречит ряду федеральных законов и кодексов»{213}. Помимо этого сервис отмечал, что создание и содержание подобной базы обойдется не в 100 миллионов долларов, как примерно оценила расходы «Вымпелком», а в куда более крупную сумму – около 400 миллионов. «Это потребует примерно 30–40 петабайт данных на весь Рунет каждые 12 часов», – заметил вице-президент и технический директор Mail.ru Владимир Габриелян. Антон Носик предупреждал пользователей, что новые требования СОРМ ударят непосредственно по их кошельку и им придется платить за интернет-услуги гораздо больше.
Впрочем, все эти протесты не заставили Кремль пересмотреть планы. 16 апреля 2014 года министр связи подписал приказ о вступлении в силу новых правил СОРМ. Согласно приказу, операторы должны были установить все необходимое оборудование до 31 марта 2015 года. Требование сохранять данные в течение 12 часов осталось{214}. Чиновники Министерства связи признавали, что новые черные ящики СОРМ будут использовать технологию DPI{215}. Спецслужбы добились того, что две технологии электронной слежки – российская и западная – наконец объединились.
17 апреля 2014 года Путин проводил очередную «Прямую линию». С прошлого года многое изменилось: успех сочинской Олимпиады и аннексия Крыма вызвали в стране небывалый прилив патриотизма на фоне антизападных настроений. Рейтинг популярности президента снова был на подъеме.
Как и всегда, «Прямая линия» транслировалась в прямом эфире главными телеканалами и радиостанциями. Все происходило по утвержденному сценарию: «линия» началась со звонков из Крыма – посланий местных жителей в стиле «спасибо вам, господин президент, от лица всего крымского народа» и т. п. Время шло, и вдруг одна из ведущих в студии, в чьи обязанности входил прием телефонных звонков, обратилась не к Путину, а к телезрителям, заявив:
– У нас есть неожиданное, я бы даже сказала, сенсационное видеопослание. Мы получили его от человека, который совершил настоящую информационную революцию, разоблачив слежку за десятками миллионов людей по всему миру.
Она сделала театральную паузу.
– Владимир Владимирович, свой вопрос вам задает бывший агент американских спецслужб Эдвард Сноуден!
– Как же без этого? – улыбнулся Путин.
На экране появилось лицо Сноудена, звонившего по Skype. Первое слово – «здравствуйте!» – он произнес по-русски. И продолжил по-английски:
– Я хотел бы задать вам вопрос о массовой слежке за онлайн-коммуникациями и массовом сборе частной информации разведывательными и правоохранительными службами. Не так давно в Соединенных Штатах Америки два независимых расследования Белого дома, а также Федеральный суд пришли к выводу, что такие программы неэффективны в борьбе с терроризмом. Выяснилось также, что они приводят к необоснованному вторжению в частную жизнь рядовых граждан – людей, которые никогда не подозревались в каких-либо правонарушениях или преступной деятельности; а также, что такие агентства при проведении расследований располагают средствами, которые в куда меньшей степени вторгаются в частную жизнь граждан, нежели такие программы. Я слышал мало общественных дискуссий о российской практике массовой слежки. Поэтому я хотел бы спросить вас: занимается ли Россия перехватом, хранением или каким-либо анализом коммуникаций миллионов людей, и считаете ли вы, что простое повышение эффективности разведки и правоохранительных органов может оправдать помещение под наблюдение не отдельных субъектов, а общества? Спасибо{216}.
– Владимир Владимирович, я думаю, вы поняли, в общем, – сказал Кирилл Клейменов, ведущий в студии.
– В целом понятно, – отозвался Путин.
Отдав должное тому, как хорошо президент владеет английским (Путин в ответ рассмеялся, заметив, что американский вариант все же несколько отличается), Клейменов попытался перевести вопрос Сноудена. Практически полностью опустив вступительную часть, в которой говорилось о двух расследованиях Белого дома, он неправильно перевел слова о дискуссиях, ведущихся в российском обществе относительно слежки, упомянув о них лишь вскользь, Клейменов остановился на вопросе о массовой слежке в России.
Путин начал ответ с шутки. «Уважаемый господин Сноуден! Вы – бывший агент. Я, – далее последовала пауза, во время которой аудитория начала угодливо хихикать, – раньше имел отношение к разведке, так что мы оба с вами будем говорить на профессиональном языке».
Путин заверил, что российское законодательство строго ограничивает использование спецсредств спецслужбами, включая прослушивание телефонных разговоров и слежку в интернете, заявив, что для этого в каждом конкретном случае необходимо получить разрешение суда.
«Да, мы ведем слежку в интернете, – признал Путин, но тут же оговорился: – Такого массового масштаба, бесконтрольного масштаба мы, конечно, себе не позволяем. Кроме того, – и тут он хитро улыбнулся, – да и технических средств у нас нет таких, и денег у нас таких нет, как в Соединенных Штатах»{217}.
Слова Путина были классическим образцом ухода от прямого ответа – тот же прием, какой он использовал десять с лишним лет назад на встрече с журналистами НТВ в кремлевской библиотеке. На самом деле требование получать судебный ордер не обеспечивает надлежащий контроль над спецслужбами, поскольку операторы не могут затребовать этот ордер. Кроме того, у российских спецслужб уже несколько лет были возможности вести массовую слежку – еще в августе 2005 года тогдашний премьер Михаил Фрадков подписал постановление правительства № 538, согласно которому операторы связи должны собирать метаданные всех своих абонентов и хранить в течение 3 лет – с постоянным круглосуточным удаленным доступом для ФСБ.
Поначалу мы обрадовались тому, что Сноуден заговорил о проблемах массовой слежки в России, надеясь, что его вопрос поможет начать общественную дискуссию о СОРМ, – Андрей отдельно отметил этот момент в своих комментариях. Но Сноудена сразу начали жестко критиковать за то, что он вообще принял участие в путинском шоу. На следующий день The Guardian опубликовал его ответ на эту критику.
«Меня поразило то, что люди, видевшие, как я рисковал жизнью, разоблачая практику слежки в моей стране, не могли поверить, что я могу также критиковать слежку в России, которой я не давал присягу, – писал он. – Я сожалею о том, что мой вопрос был неверно истолкован и что это позволило многим проигнорировать суть заданного вопроса, а также уклончивый ответ Путина, и в то же время строить дикие и некорректные предположения о моих мотивах».
