– Всё зашло слишком далеко, Брендон, я не хочу учить тебя жизни, ты большой мальчик.

– Вот и не учи.

– Ты полгода его за нос водишь. Скажи, ты с ним спал?

– Тебе не кажется, что это не твоё дело, Джон? Я не лез, когда ты окрутил Мерлин из кадрового отдела.

– Потому что это была интрижка!..

– Которая закончилась для девушки увольнением и приёмами у акушера-гинеколога!

– Что? – пораженно спросил он. – Она беременна?

Дальше я слушать не стал. Тихо вышел из квартиры, пытаясь сдержать свои эмоции внутри, но получалось плохо – руки дрожали слишком сильно, а глаза наполнились слезами. Я почти ничего не слышал и не видел, словно меня окунули в мутный аквариум с водой. Я ждал обрыва, но не думал, что он окажется таким. Добравшись до кампуса на автобусе, я закрылся в мастерской. Живот скрутило болью. В голове только и звучали голоса студентов, которые шептались за моей спиной. Все они говорили о том, что это всего лишь игра, но я не слышал самой сути – не читал между строк. Это было очевидно, ведь такой парень как Брендон, никогда бы не посмотрел на меня, никогда бы не полюбил меня.

Самое забавное, что выигранные деньги я спустил на подарок Брендону на день рождения и на семейный портрет, который скоро должен был закончить. Ни цента на себя не потратил – совесть не позволила, но он всё равно прав – отчасти я начал всё это из-за денег. Когда я потёр ладонями лицо, то наткнулся взглядом на кольцо на пальце. Я сам себе сделал больно, и я это понимал. Всю дорогу до кампуса я сдерживал слёзы, но оставшись один на один со своей совестью, я горько расплакался.

Дверной замок щелкнул, а затем кто-то вошел в мастерскую, но я не хотел поворачиваться лицом, зная, кто это может быть. Я вытер слёзы рукавом рубашки, пытаясь унять дрожь в руках.

– Я так и знал, что ты всё слышал, – спокойно сказал Брендон.

– Ты знал и молчал? – сдавленно произнёс я. – Ты так мне отомстить пытался?

– Да, – честно признался.

– Понравилось?

– Что именно?

– Видеть мою влюблённую мордашку, зная, что скоро растопчешь меня?

– Ты обвиняешь меня? Ты? – прошипел Вульф, я обернулся. Выражение лица у него было злым, будто он готов меня убить. Именно так я себе и представлял наш последний разговор. – Ты поспорил на живого человека, Дэнни, а ведь даже я так низко не поступил бы.

– А ты знал и всё равно разложил меня на своей постели! – заорал я. – Хотел отомстить? Ты отомстил даже лучше, чем я себе мог представить!

– Ты забываешься, Ферри! Я разве плохо к тебе относился? Ни одна из моих предыдущих игрушек не была в моём доме, рядом с моими родными и друзьями! Не надо строить из себя жертву! Я впустил тебя в своё сердце, зная, что ты несёшь яд, а теперь я оказался лгуном и мерзавцем! Ты думаешь всё это время я был с тобой только из мести? Чтобы утереть твой завравшийся нос?

– Прекрати, – прошептал я, закрывая ладонями лицо. – Это слишком даже для меня…

– В следующий раз, прежде чем на кого-то спорить, будь уверен в том, что твои дружки не прибегут к предмету спора на следующий же день доносить, – холодно бросил он, разворачиваясь к двери.

– Брендон, – позвал я, делая шаг, но, не решаясь подходить к нему, – я никогда не врал тебе, кроме этого случая, и говорил правду, когда признавался тебе в любви.

– Я тоже говорил правду, – ответил он, не поворачиваясь. А затем он вышел. Хлопнувшая дверь в оглушающей тишине звучала почти как выстрел.

***

Я не спал всю ночь и на утро поплёлся в столовую, когда там было критически мало людей. Купив кофе и сэндвич, я сел у окна, наблюдая за пролетающими птицами и редкими студентами, что сонно передвигались по каменистым дорожкам из здания к зданию. Мир вокруг меня будто замер, жизнь словно остановилась, и только часы продолжали свой бег.

– Я слышал новость, – раздалось у моего стола, – что вчера в мастерской ИЗО произошел один инцидент.

Тревис и Шон были тут как тут, но я даже не взглянул на них. Так было пусто внутри, что я готов был cдохнуть.

– Доносились крики, а потом маленького Дэнни окунули в дерьмо, – ехидно продолжил Шон. – Ты думал в сказку попал? Брендон тебя хорошо проучил?

Это всё было похоже на страшный сон, а я никак не мог проснуться. Я не слышал того, что говорили эти двое. Я будто опустел, больше не чувствуя краски этого мира. Я поднялся из-за стола, игнорируя завтрак и парней, что победоносно что-то верещали. В мастерской мне было спокойней, я содрал с одной картины покрывало и сел перед ней, беря в руки палитру и тюбики с краской. Большой семейный портрет должен быть закончен до того, как я вернусь домой. И время снова остановилось: я не считал часы, не думал о еде и пытался не думать о Брендоне, но получалось плохо. В наушниках играла какая-то музыка, но я её почти не слышал, было больно во всём теле, живот иногда жгло огнём.

Так прошло две недели. За всё это время мы пересекались с Брендоном всего трижды, и каждый раз, когда я пытался с ним заговорить, он игнорировал меня. Вскоре я перестал пытаться, было невыносимо понимать, с каким равнодушием он смотрел на меня. Перед отъездом домой я зашел к Оливеру, он жил в доме братства вместе с Патриком и другими парнями. Наверное, видок у меня был не очень, раз Олли удивлённо таращился, не говоря ни слова. Он был чем-то взволнован и избегал встречаться со мной взглядами, я отчасти понимал почему, поэтому и не придавал этому особого значения.

– Передай это, пожалуйста, Брендону, – попросил я, протягивая ему тёмно-бордовую плоскую коробку с названием дорогого бренда на ней. – А вот это – его маме.

– Передам, – кивнул он, забрав коробку и затаскивая большую картину, завернутую в защитную бумагу, в дом. – Зайдешь?

– Нет, – покачал я головой. – У меня самолёт через два часа.

– Удачи, чувак, – сказал он, будто бы с сожалением.