Просыпаюсь я оттого, что кто–то трясет меня за плечо. Открываю глаза и вижу Панкрата.

— Уже пора? — потягиваюсь я.

— Пора, пора, — бурчит Панкрат и откидывает брезентовый полог. Призрачный сумрак исчезает. Палатку заливает яркий свет позднего утра.

— А где Игореха? — огладываюсь я.

— Купаться пошел, давай вставай, скоро чайник закипит, — тараторит Панкрат и выходит из палатки.

— А зачем купаться? Мы, что же, не уезжаем?

— Мы с тобой уезжаем, а он остается.

— Почему? — кричу я и выскакиваю на улицу.

— Утром председатель приезжал, — говорит Панкрат, подкачивая примус, — упрашивал остаться. Заплатить обещал. Говорит, дом к осени нужен.

— А что еще говорил?

— Не знаю. Они потом вдвоем беседовали. Спроси Игореху.

— Ясно…

— Пусть остается… Дуракам закон не писан! А мы поедем!

— Естественно, — говорю я и улыбаюсь, потому что представляю глаза Вероники.

Пока я собирался, чайник вскипел. Панкрат высыпал в него остатки заварки. Расставил на ящике, служившем нам столом, кружки. Достал из ящика сахарницу и ложки, большой полиэтиленовый пакет, в котором мы хранили хлеб. Игореха возвращается: после купания, когда мы устраиваемся за столом.

— Присоединяйся, — говорит Панкрат.

— Момент, — улыбается Игореха и расчесывает мокрую шевелюру.

^— Значит, остаешься? — спрашивает Панкрат, наливая в кружку густую, темную, как пережженный сахар, жидкость.

— Остаюсь, — кивает Игореха. — Вы не обижайтесь, мужики, но это непорядок оставлять дом без крыши.

— Тебе придется уезжать отсюда одному со всеми вытекающими отсель последствиями. — Панкрат почему–то кивает на чайник и выплескивает в мою кружку заварку.

Игореха опять кивает и улыбается.

— И палатку придется собирать одному…

— И «вельзевула» возвращать, — вставляю я.

. — Управлюсь, — продолжает улыбаться Игореха. Он первым допивает чай. Споласкивает кружку кипятком. Ставит ее на стол и после этого говорит нам:

— Пока.

— Счастливо оставаться, — протягивает ему руку Панкрат и тяжело поднимается из–за стола.

— А тебе счастливой дороги и хорошей рыбалки, — добавляет Игореха и затем протягивает руку мне: — Удачи тебе.

Я сжимаю натертую до наждачной шершавости ладонь Игорехи, и мне тоже очень хочется пожелать ему чего–нибудь хорошего и попросить передать привет троянскому коню… Но в памяти мгновенно всплывает фраза о данайцах и их дарах.

— Знаешь, — говорю я, — знаешь, — повторяю я, — пожалуй, я останусь с тобой.

— Как хочешь, — говорит Игореха.

— Ну и дурак, — хмыкает Панкрат и достает папиросу.

Троянский конь уже изрядно побегал вверх и вниз когда на дороге показался Панкрат.

— Бог в помощь, работнички! — кричит он и машет рукой.

— Привет! — отвечаем мы,

— Как там? — кивает Игореха в сторону, где стоит наша палатка.

Он закуривает. Оглядывается. Прыгает через канаву и подходит к Игорехе.

— Так как там? — повторяет Игореха.

— Да ну их к черту, — смеется Панкрат и шлепает Игореху по плечу. — Иди наверх, сегодня моя очередь снаряжать троянского коня.

—