Во всей больнице к этому времени становится тихо. Как только я сворачиваюсь в клубок на полу возле дверей отделения, подходит уборщик и носком ботинка толкает меня в живот.

– Приемная там, внизу, – дернув головой, говорит он.

И я спускаюсь в приемную и, забившись под стулья в углу, засыпаю.

***

Мне снится такой странный сон. Как будто я в Америке с Мики. Он мало рассказывал об Аризоне, лишь то, что там жарко и светит яркое солнце, а пустыня Сонора прекрасна. Мне снится, как мы ложимся среди кактусов и маленьких колючих растений на спины и глядим в небо. Небо, конечно, огромное, целая вечность синевы над нашими головами. Мики поворачивается, смотрит на меня очень грустно и говорит, что небо тяжелое, и ему не вынести его вес. Я говорю, что все будет хорошо, что я возьму весь вес на себя, но как бы я ни пытался его удержать, он ускользает сквозь пальцы, как ветер.

Я знаю, что местами это не сон. Осознаю, что проснулся, и кое-что понимаю. Нечто мучительное. Нечто, о чем я всегда должен был знать.

Глава 55

Бенджамин

Мое лицо прижато к большому окну, которое тянется вдоль всего коридора за отделением Мики, и пока я смотрю на другое небо – зловещего свинцово-серого цвета, – появляется Бенджамин да Сильва. На нем помятый, словно в нем спали, черный костюм, светлые волосы в беспорядке. Он выглядит младше, чем мне запомнилось.

– Данни? – выдыхает он.

Его ладони свернуты в свободные трясущиеся кулаки, и он выжидательно глядит на меня. Я чувствую энергию, исходящую от него, она идет волнами – большими, как в море. Жалею, что мне не спрятаться за волосами, однако поднимаю глаза и машу ему вместо «привет».

– Можно обнять тебя? – спрашивает он.

К моим щекам приливает тепло, и я молча отказываюсь. Я не хочу обижать его, но мы почти не знакомы. Я пока не знаю, можно ли ему доверять.

– Ладно. Мы можем пойти к Доминику? – спрашивает он.

Я киваю. Я ждал его. Утром, поняв, что это может быть хорошей идеей, я отправил ему сообщение с названием отделения.

В отделении мне приходится сдерживаться, потому что при виде Бенджамина Мики в тот же миг оседает вперед и начинает всхлипывать. Правда, скорее от облегчения, чем от печали. Из него свежим потоком льются «прости», но на сей раз они направлены не на меня. Бенджамин не произносит ни слова. Будучи намного крупнее, он чуть ли не душит Мики в объятьях, и у них происходит безмолвное, полное слез воссоединение. Пока я смотрю на них, мое сердце словно становится и огромным, и маленьким одновременно.

Соколиный глаз пристально следит за мной с сестринского поста. Мы не похожи на братьев. Я не похож на их брата. Теперь не заметить этот факт невозможно.

Я встаю и ухожу к двойным стеклянным дверям.

– Данни? – За моей спиной появляется Соколиный глаз. Я вижу ее в отражении. Обычно вид у нее довольно суровый, но когда она улыбается, выражение ее лица становится теплым. – Через пять минут будет обход. Я подумала, что ты можешь захотеть подождать и послушать, что скажет врач. – Она склоняет голову набок, и я, чтобы больше не видеть ее, опускаю глаза.

Я оглядываюсь на Мики и Бенджамина, наверстывающих полгода разлуки.

– Все нормально. Я знаю, что вы с ним не братья, – говорит она мягко. – Он зовет тебя по ночам, когда спит.

Мики перехватывает мой взгляд и высвобождается из рук Бенджамина.

– Ты в порядке? – нахмурившись, спрашивает он одними губами.

Я киваю. Поднимаю ладонь и раздвигаю пальцы. Вернусь через пять минут.

Я киваю и Соколиному глазу. Я вернусь. Мне просто нужна минута. Им тоже.

Вчера мне стало страшно, потому что я не знал, что мне делать. Сейчас я, кажется, знаю, что делать, но слишком боюсь. Или, по крайней мере, понимаю, чему нужно случиться, и боюсь этого допустить.

Я люблю его. Невозможно, но мне кажется, что и он меня любит. Что бы ни случилось, этого у меня никому не отнять.

56

Мики умрет

Мики умрет. Врач прямо такими словами и говорит. Без обиняков заявляет, что если не начать разбираться с его анорексией прямо сейчас, то его организм перестанет работать, и никакие лекарства его не спасут. Тесты показали, что он, судя по всему, перенес несколько небольших ударов, которые нанесли его сердцу непоправимый урон.

В мою руку впиваются Микины ногти, и мне приходится погладить его по руке – только тогда его хватка слабеет.

Перед уходом врач говорит, что они оставляют Мики в больнице еще на несколько дней, чтобы понаблюдать за его состоянием, и что им нужно увидеть его документы и визу.

Во время обхода Бенджамин сидит, глядя прямо перед собой. На врача он даже не смотрит, но как только она уходит, зажимает ладонью рот и съеживается в комок. Микину руку он, правда, не выпускает.

У меня все переворачивается внутри. Я не помню, когда я в последний раз что-нибудь ел, так что меня не стошнит, но я чувствую тошноту.

– Ты не умрешь, – говорю я.

Мики поворачивается ко мне. Его глаза такие синие и огромные, что я вряд ли когда-нибудь смогу отвести от них взгляд. Когда у него открывается рот, я думаю, что он сейчас что-нибудь скажет, но он только закусывает губу, чтобы она не дрожала.

– Я тебе не рассказывал… но у меня есть еще одна суперспособность, – продолжаю я.

– Делать все хорошо, да? – спрашивает он слабо.

Заставив себя усмехнуться, я сажусь к нему на кровать и обнимаю. Меня больше не волнует мнение медсестер – если они захотят меня выгнать, им придется выносить меня на руках.

Бенджамин все молчит. Все сидит неподвижно, сгорбившись на стуле около Мики. Я думаю, может, спросить, в порядке ли он.

– Он чуть-чуть похож на тебя. Порой ему тоже нужна минута, чтобы собраться, – говорит Мики, потому что, вне всяких сомнений, он всегда будет способен читать мои мысли.

– Что случится, когда они узнают, что у тебя нет визы?

Мики весь поджимается, и я хмурюсь, поняв, что выбрал неправильные слова. Я имел в виду вот что: что нам тогда предпринять?

– Его вышлют из Англии. – Бенджамин поднимает лицо. – Доминик?

– Нет. – Мики поднимает с моего плеча голову, решительно ею качает. – Я не могу вернуться. Не могу. Не сейчас.

– У тебя нет выбора. Больница не поможет тебе остаться в Англии, когда выяснится, что у тебя просрочена виза… Я вернусь в Америку вместе с тобой. Мы поедем в Нью-Йорк. К тете Эмори или к кому-то еще. Там есть клиники, где тебе могут помочь. Ты можешь эмансипироваться, а я найму адвоката, чтобы он поборолся за доступ к твоему трастовому фонду… Шансы невелики, но я проведу исследование и узнаю, что можно сделать, – прибавляет он, застенчиво пожимая плечами. – Я хорошо это умею. Ты присматривал за мной всю мою жизнь. Я сделаю для тебя все, что угодно. Ты ведь знаешь об этом?

– Я тебя бросил, – шепчет Мики. – Это ужасно. То, что я бросил тебя одного.

– Я понимаю, почему ты так сделал. Теперь я могу сам присматривать за собой. У меня все нормально. Все равно я собирался уезжать на гастроли. Ты – вот, о ком я переживал. Я искал тебя каждый раз, когда мы приезжали в Лондон.

– Без Данни я никуда не поеду. – Мики крепко переплетается со мной пальцами.

Я смотрю в потолок, на его аккуратные плитки, и упрашиваю слезы не проливаться.

– Тогда пусть Данни тоже поедет! – Бенджамин говорит таким тоном, словно это самое простое решение на земле.

– Я не могу, – отвечаю я тихо.

Мики роняет подбородок на грудь.

– Мне приснилось, будто мы с тобой были в пустыне, – шепчу я. – О который ты мне рассказывал. И смотрели на небо.

– Она прекрасна, – отвечает он шепотом. – Когда-нибудь я хочу тебе ее показать.

Я киваю.

Когда-нибудь.

– Когда я проснулся, то понял, что мы обязаны сделать… как все исправить… тебе там не место. – Я показываю на окно, на улицы за стеклом, на Лондон во всем его сером, мрачном великолепии, на свой единственный дом.