– Меня не шокирует то, что вы занимаетесь сексом. Да и потом, ты всегда так шумишь.

– Ну спасибо! – Мики корчит драматическую гримасу и с размаху падает на кровать.

Рядом с Мики нам надо вести себя так, словно все, связанное с едой, – не такое уж и большое дело, но мы все оголодаем прежде, чем он даст ответ на вопрос. Я знаю, у него слабость к джанк-фуду, но после его начинает тошнить.

– Мексиканскую, – отвечаю я. – Только не острую.

Бенджамин уходит, а я опять начинаю рассматривать фотографии. Иногда Мики кого-нибудь называет – тетю, кузину, Тора на постере в его спальне, – но в основном просто лежит рядом со мной, рисуя кружки у меня на спине под футболкой.

– Хочешь сходить на прогулку? – спрашивает он тихо, когда я закрываю альбом.

– Пока нет Бенджамина?

– Угу… посмотри. – Мики показывает на небо за огромным окном. – Ты еще ни разу не видел, какой в пустыне закат, – шепчет он. – Бенджамин поймет. Я не избегаю еды, честное слово. Мы ненадолго.

Мы выходим наружу. Гостиница находится на самом краю пустыни. По крайней мере, так кажется – ее зеленый газон резко заканчивается на узкой каменной тропке, где мы стоим. Дальше ничего нет, только песок, колючки и камни. Гостиница на краю мира.

Мики берет меня за руку. Секунду мне не хочется двигаться. Мне нравится находиться на грани. Я оглядываюсь на гостиницу позади.

Гостиница модная. В фойе сплошной мрамор, а служащие одеты в дорогие костюмы. Все оплатил Бенджамин. Родители дают ему на время гастролей с оркестром кредитную карточку, и он много тратит на Мики. Он считает, их родители обязаны поддерживать Мики, пусть и не зная об этом.

У нас с Мики нет денег. Через два года, когда Мики исполнится двадцать один, он получит доступ к своему трастовому фонду, но ни днем раньше. Пусть я и знаю, сколько там денег, для меня это не имеет никакого значения. Как бы я ни старался, я по-прежнему не могу уложить подобные вещи у себя в голове.

Я никогда и представить не мог, что попаду в подобное место. Оно за миллион миль от всего, что я знаю. На секунду я вспоминаю о Дашиэле. Пытаюсь представить, что бы он сказал, если б тоже здесь очутился. Я делаю так во всех новых местах. Моя память о нем – яркий, бесценный свет. Иногда мне кажется, что когда он умер, то забрал с собой частичку меня, и мне надо так делать, чтобы заполнить пустое пространство.

– Облака словно горят, – тихо говорю я, поднимая глаза.

– Скоро они подожгут все небо, – говорит Мики. – Смотри.

И оно загорается. Я вижу пламя над миром. И небо, такое огромное, что не объять целиком.

Аризона прекрасна. Небо прекрасно. Но меня воспламеняет другое. Мики – он мой огонь, мое солнце, мое небо, мой мир.

Улыбаясь, он тянет меня за грань – и в пустыню.