– Сядь, – приказывает Кукольник и выдвигает из-за стола, который я в первый момент не заметил, металлический стул.

Я пячусь назад. Он сильнее и выше меня, но, несмотря на плечо, я все-таки готов дать ему бой. А если он подойдет хоть на шаг ближе, я закричу. Заору во все горло.

– Бога ради, – шипит он. – Я знаю, что ты следил за мной. Сядь, черт бы тебя побрал, и давай уже друг другу представимся, а?

Я не знаю, как он догадался о слежке. Возможно, он имеет в виду настоящий момент, когда я шел за ним по больнице.

Удерживая на себе его взгляд, я трясу головой. Отступаю еще на шажок назад и тянусь за спину, пока не нащупываю дверь. Отворачиваться от Кукольника я не намерен и потому ищу дверную ручку наощупь, я знаю, она где-то там – она должна где-то быть!

– Ты понимаешь, что я тебе говорю? – Странная комбинация его внятного, осторожного тона и моего беспредельного страха вынуждает меня издать полусмешок-полувсхлип – громкий, отчетливый и испуганный.

Мои глаза – как и у Кукольника – становятся огромными и шокированными.

– Ты, похоже, замерз, – говорит он. Дотягивается до выключателя на стене, и невидимый обогреватель, проснувшись, начинает посылать в комнату волны тепла.

Я все никак не нашарю дверную ручку. Паника во мне опять нарастает.

– Это мой кабинет, – произносит он. – Я занимаюсь исследованиями. – Он склоняет голову набок, будто демонстрируя, как именно он это делает.

– Какими? – нетвердым голосом говорю я. Мои пальцы, ощупывая дверной косяк, поднимаются выше. Быть может, это мой единственный шанс разоблачить его.

Кукольник улыбается, и от этой его улыбки у меня по спине, несмотря на разливающееся по кабинету тепло, бежит холодок.

– Разными.

Он шагает ко мне, и мои руки царапают дерево двери. Ничего. Я разворачиваюсь, нахожу глазами дверную ручку, берусь за нее и…

– Вперед, – произносит он. – Ты испуган. Ты думаешь, будто я собираюсь причинить тебе боль или сделать что-то плохое – у себя на работе, в больнице, когда в комнатах рядом десятки людей.

– Да, – говорю я. Открываю дверь. В коридоре пусто. Кукольник не делает и попытки помешать мне сбежать.

– Как насчет воспользоваться случаем побыть воспитанными людьми и задать задать друг другу по одному вопросу? – Голос звучит так близко, что у меня мурашки расползаются по спине.

Я должен бежать, выбраться из воды.

Что я творю?

Плаваешь с акулами, отвечает изнутри голосок. Что ж, в таком случае я с поднятым копьем встречусь с ними лоб в лоб.

Я разворачиваюсь.

– Это ты убил Дашиэля?

Глава 30

Последствия

– Проходи и садись. – Кукольник тянется мне за спину. Толкает дверь, и она с тихим щелчком закрывается.

Я остаюсь стоять, где стоял. Моя рука готова снова схватиться за ручку. Кукольник медленно отступает назад, пока не прислоняется к краю стола.

– Значит, ты ходишь за мной по ночам, потому что думаешь, будто я кого-то убил.

Я замечаю, что это утверждение. Словно он не хочет пока тратить вопрос.

Это игра, понимаю я. Только не такая, в которой мне хотелось бы поучаствовать.

– Ты или нет? – Я смотрю на него исподлобья сквозь волосы.

– Один вопрос. – Он поднимает костлявый палец, и его лицо растягивается в жутковатой ухмылке. Взгляд остается невыразительным. Ледяным. – Тебе стоило бы объяснить, почему ты подозреваешь меня.

Ты внушаешь страх. Пугаешь людей своими странными вопросами. Ты акула.

– Говори же.

Но я не могу. Слова не приходят.

Кукольник со скучающим видом зевает. Лениво поводит плечами и отталкивается от стола.

– Тебе нравится боль? – спрашивает он, вперив в меня свои глаза мертвеца.

Я даже подумать не успеваю – не то что ответить, – как он вдруг оказывается напротив. Он двигается так быстро.

Доля секунды – и его рука сжимает мне горло, пальцы впиваются в мягкие места под ушами, а вторая медленно крутит мое травмированное плечо. Я не могу дышать – так мне больно. Не могу даже сопротивляться. Он словно каким-то образом обездвижил меня.

Мир чернеет, и мне кажется, что я вот-вот вырублюсь, но Кукольник меня отпускает, и я оседаю на пол. Он проворно обыскивает меня, проверяет карманы. Находит блокнот и вытаскивает его. Я пробую было остановить его здоровой рукой, но не могу – я совершенно без сил.

Снова прислонившись к столу, он разворачивает целлофан, который защищает маленькую книжечку от снега и влажности. Я смотрю, как он медленно листает страницы с неразберихой моих размышлений.

– Акулы? – Он смеется, пока читает. Проходят минуты. Минуты, заполненные ощущением, что я нахожусь на краю света. Наверное, до моего мозга перестала доходить кровь. – Данни. Тебя зовут Данни… Данни, которому не нравится боль.

С тихим хлоп блокнот закрывается. Кукольник подходит ко мне и садится на корточки. Я отшатываюсь, но он всего-то и делает, что осторожно засовывает блокнот обратно в карман моих джинсов. Потом тыкает меня над плечом – над здоровым – и, взяв за запястье, смотрит на часы у себя на руке. Мне требуется секунда, чтобы понять, что он измеряет мне пульс.

– Болевые точки, – неожиданно объясняет он. – Через минуту тебе станет намного лучше.

Кажется, что он сидит передо мной целую вечность. Его кожа – как воск, и от него пахнет чем-то химическим, чем-то, от чего у меня щиплет в носу. Ко мне приходят странные мысли о том, что Кукольник не человек, что он и впрямь кукла, оживленная каким-то злым колдовством.

– Вот так. Теперь тебе лучше.

Он улыбается своей холодной улыбкой, однако он прав. Мои глаза распахиваются, сердцебиение ускоряется. Я неуклюже отползаю назад и врезаюсь в дверь, из-за чего мое плечо пронзает вспышка мучительной боли. Вряд ли у меня получится встать.

– Больше не ходи за мной, Данни. Если я когда-либо и встречал Дашиэля, то не знал этого. Вот. Возьми.

Он протягивает мне маленький пакетик с таблетками. Обезбаливающее. Я беру их и, держась за ручку, тяну себя вверх.

Я вываливаюсь сквозь дверной проем в пустой коридор. Кукольник наблюдает за мной абсолютно безо всякого выражения на лице.

– Мы все акулы. Все до единого, Данни, – произносит он, а потом дверь за ним закрывается.

Глава 31

Думая о тебе

Ноги подкашиваются, но я все-таки выбираюсь из лаборатории на парковку и отхожу так далеко, как только могу, прежде чем разрешить себе рухнуть на гравий рядом с чьей-то машиной. Я закрываю глаза, подтягиваю колени к груди и сижу так, пока мое дыхание не выравнивается, а сердце не прекращает грозить отказать.

Пакетик с таблетками Кукольника запечатан, но я все равно опасаюсь, что там может быть яд. Даже достав одну из таблеток и положив ее в рот, я продолжаю бояться.

Но иногда обещание избавления от боли – это все.

Последние полчаса мое сознание пребывает в каком-то онемелом шоке. Как будто то, что случилось, случилось с кем-то другим. Я бы хотел, что вместо меня там оказался кто-то, кто смог бы что-нибудь сделать. Что-то большее, нежели просто позволять контролировать себя и играться с собой. Кто-то, кто не подводит без конца своего лучшего друга. Я должен был хотя бы выяснить его имя. Я знаю, где он работает, но не знаю, чем именно он занимается.

События проигрываются снова и снова – вот Кукольник хватает меня, утаскивает к себе, причиняет мне боль, – пока, перемешавшись, не теряют последовательность.

Это слишком. Я не могу все это осмыслить. Мне надо записать свои мысли, но их в черепе столько, что невозможно соображать.

Я даже не осознаю, на ногах ли я или бреду ли к норе, пока не оказываюсь в парке и под моими промокшими кроссовками не начинает хлюпать зеленая заснеженная трава.

Мир холоден – и мир ослепляет.

Воспоминания о сегодняшнем утре и о Мики в моих объятьях приносят меня домой. Его запах, его тепло вспоминаются так отчетливо, словно он рядом со мной. Но его рядом нет, и холодная пустота воздуха причиняет мне боль.