Мики наблюдает за мной, пока я осматриваюсь.

Мне хочется узнать о нем больше, но подсказок тут практически нет.

Сделав глубокий вдох, я огибаю большую, аккуратно заправленную кровать и, чтобы Мики не узнал, как взволнованно колотится мое сердце, останавливаюсь спиной к нему возле окна. Хотя воздух в комнате немного затхлый, здесь отчетливо пахнет им: его потом и кожей. Из окна видно не особенно много: только грязную кирпичную стену соседнего здания шагах в десяти. С неба по-прежнему медленно валится снег, укутывая окружающий мир в толстое белое одеяло. Меня пробирает непроизвольная дрожь. Только тот, кто никогда не ночевал на морозе, не вздрагивает, когда видит снег.

– Налить тебе чаю? – мягко спрашивает Мики.

Я киваю.

На простом черном комоде около двери стоит чайник и несколько кружек. Я все стою у окна и, стараясь не отрывать глаз от ковра, проклинаю себя за желание поискать здесь следы пребывания Джека. Не потому, что я переживаю за Джека. Просто, как оказалось, когда тебе кто-то нравится, ты превращаешься в мелочное, эгоистичное существо с кучей комплексов.

Я не хочу быть таким существом.

– У меня есть только порошковое молоко, – произносит он виновато, пока заливает в чайник воду из пластиковой бутылки.

– Можно одолжить у тебя телефон? – спрашиваю я. Мне надо позвонить Донне. Насчет Джека.

– Конечно. Он же все равно твой. – Мики коротко улыбается мне, пожимая плечами, потом, дотянувшись до тумбочки у изголовья, через кровать бросает сотовый мне. Я не знаю, почему Мики пытается вести себя так беззаботно, когда его руки дрожат, а в глазах стоит беспокойство. Он наверняка знает, что я звоню Донне.

Набрав ее номер, я опускаюсь на пол.

– Это Данни, – говорю в ответ на ее осторожное «алло».

– Черт бы тебя побрал, Данни! Где ты был? – кричит она, но скорей облегченно, а не сердито.

Замерев, я отодвигаю трубку от уха.

– Вы нашли Джека?

– Да, миссия выполнена. Прямо сейчас он спит у меня на кровати. Винни присматривает за ним.

Ее голос звучит устало.

– С ним все будет хорошо?

– Он был в полном раздрае, когда мы нашли его, но Винни думает, что он отойдет. Знаешь, где он бродил? Около ее дома. И к счастью не нагишом. Он, конечно, тронутый на весь свой маленький черепок, но и только. Надеюсь, кто-нибудь помог тому голому парню, о котором мы слышали. Господи, надеюсь, у него все в порядке. Как представишь, что может случиться…

Да, думаю я, но мой мозг больше не воспринимает ее слова. Пока я смотрю на Микину спину, меня охватывает невероятное желание защищать его. Я знаю, что под мешковатым свитером на нем – та розовая футболка, которую мы нашли в прачечной, такая тесная, что ребра можно пересчитать, а под футболкой – гладкая, молочно-бледная кожа с темными веснушками, разбросанными, словно секреты, у него на груди.

Мики наливает чай и поворачивается ко мне. Моя кожа начинает пылать.

– Данни? Ты еще там? – спрашивает Донна.

– Да, – говорю я и сглатываю.

– Куда ты пошел вчера ночью?

– Я у Мики. У меня все нормально. Я… в общем, увидимся позже.

Отложив телефон, я беру у Мики горячую кружку.

– Джек в порядке? – спрашивает он негромко. Его глаза зафиксированы на моих, пока он садится, скрестив ноги, напротив меня на кровать.

Ему опять грустно. Я так явно чувствую его грусть, словно вокруг нас вдруг упала температура. Я киваю.

– Он живет вместе с тобой?

Вопрос вырывается сам собой. Я не хотел его задавать. Я чувствую себя идиотом.

– Нет… он ночует тут иногда… когда ему некуда больше пойти. – Мики выдергивает торчащие из покрывала шерстинки. Его грудь содрогается, когда он вздыхает. – Я, в общем, не против, но… как я уже говорил, когда он становится слишком эмоциональным, мне трудно с этим справляться. – Он поднимает взгляд. – Я бы хотел быть, как ты.

Такие вещи люди говорят просто так, не вкладывая особого смысла. Как он может на самом деле хотеть быть, как я?

Снова уставившись на ковер, я кручу в руках сотовый, листаю экраны, не всматриваясь, пока не попадаю на экран последних звонков и не обнаруживаю, что после нашей последней встречи Мики набирал меня восемь раз. Восемь раз он вспоминал обо мне. Я быстро выключаю экран. Мое сердце скачет галопом.

– …скоро и мне будет негде жить.

Я поднимаю лицо. Мики еще говорит, а я не слушал его.

– Почему ты не можешь остаться в этой квартире?

– Она оплачена только до конца месяца. А на следующий у меня денег нет. Хочешь верь, хочешь нет, но проститутка из меня так себе… некоторым хочется больше, чем ртом или рукой, а я просто боюсь.

Я не хочу, чтобы он мне это рассказывал. От его слов у меня сжимается сердце.

– Ты можешь устроиться на какую-нибудь работу. Не на улице, но, например, делать где-нибудь макияж, – говорю я с надеждой.

Он крутит головой, и ему на лицо падают пряди золотистых волос. Его плечи вздрагивают. Я не могу понять, смеется он или плачет.

– Я здесь нелегально, – шепчет он. – Ни визы нет, ничего. И как выяснилось, врать на собеседованиях у меня тоже получается плохо.

О.

Я вспоминаю, как мы лежали на траве под «Лондонским глазом», а он рассказывал мне о том, как, приехав сюда, пытался найти работу гримера. И о том, каким наивным он был. Я в визах не смыслю, но все-таки почему у него ее нет?

Пока я рядом, я буду оберегать тебя, обещаю ему я у себя в голове.

***

– Тебе надо поспать, – говорю я, когда мы допиваем наш чай. Я думаю, не зайти ли перед возвращением в нору в больницу. Не знаю, почему, но я чувствую, что обязан проведать Дитера. Я теперь, вероятно, чувствую ответственность за него. Вот ирония-то – ведь он, наверное, до сих пор меня ненавидит.

Мики вымотан. Под глазами у него – чернота, будто пятна размазанного угля.

– Полежи со мной немного, – просит он, удерживая мой взгляд.

– Мне нужно идти, – говорю я, но не встаю.

Сквозь тонкие стены слышна ритмичная, как сердцебиение, музыка. Люди смеются, болтают.

Мики тянет меня за рукав и падает на спину на кровать. Его ступни еще синеватые. Я провожу по ним кончиками пальцев. Хочу взять их в ладони и подышать на них теплым воздухом, но, естественно, не могу и говорю просто:

– Тебе еще холодно.

– Скоро согреюсь, – улыбается он. – Залезай. – Стянув через голову свитер, он откидывает край покрывала и забирается под него.

Когда я не двигаюсь с места, Мики ловит меня за запястье и мягко тянет к себе.

– Если хочешь, скажи, чтобы я отвалил, – шепчет он.

Я чуть не фыркаю. Но сдерживаюсь и, покачав головой, позволяю ему утянуть себя на кровать.

Выражение его лица такое искреннее и открытое, что я ощущаю себя прозрачным, будто стекло.

Мне приходится напомнить себе, что Мики не знает, какой загнанной скаковой лошадью становится в его присутствии мое сердце. Он не знает о том, что вытворяет мое вероломное тело. Иначе он бы вряд ли потерпел меня рядом с собой.

Перекатившись на бок, Мики берет в плен мою здоровую руку и укладывает ее у себя на груди, так что мне не остается ничего другого, кроме как лечь у него за спиной. А потом он подтыкает вокруг нас покрывало.

От ужаса я на миг прекращаю дышать. Я лежу в одной постели с мальчиком, от которого мое сердце сходит с ума. Это почти чересчур. Я никогда и ни с кем такого не чувствовал. Я смещаюсь, чтобы не давить на больное плечо, а Мики, прижав к моей груди свою спину, утыкается мне в живот своим задом. Словно знает, что прижиматься несколько ниже – очень плохая идея.

У меня изнутри рвется тепло, как огонь из костра, угрожающего поглотить нас обоих. Я провожу ладонью по его груди и нечаянно задеваю сосок, отчего его встряхивает немного – и понимаю, что сделал ошибку.

Зря я лег так близко к нему. Мое сердце разлетится на микрочастицы, как только здесь появится Джек или еще какой-нибудь Микин близкий знакомый.