Я в коридоре, лежу на носилках, на которых меня, очевидно, сюда завезли, а моя одежда мокрая и холодная.

Что-то случилось… что-то серьезное, но вспомнить, что именно, не выходит.

Мне улыбается женщина крайне болезненного вида в инвалидной коляске. Под ней небольшая лужица. Ее руки дрожат.

– Никак не придут за мной. – Она сконфуженно смотрит на лужицу, потом на меня, словно я почему-то должен почувствовать отвращение.

Я хочу успокоить ее. Сказать, что она не виновата, раз никто не отвез ее в туалет, но мой голос слишком ослаб. Не в силах перебороть слабость, я опять закрываю глаза. Я не сплю, но все как во сне. Кажется, будто я падаю. Мне страшно. Мне холодно, и я не хочу умирать.

Дитер, вдруг вспоминаю я с резким вдохом. Снова открываю глаза. Заставляю свое тело перекатиться на бок, потом кое-как свешиваю ноги с постели. Мне нужно найти его, выяснить, все ли с ним хорошо. Правда, я не уверен, что мне хватит сил сделать хотя бы шаг.

– Тебе лучше лежать. – Женщина пытается взять меня за руку – наверное, чтобы помочь мне удержать равновесие, – но я отшатываюсь назад из страха упасть на нее, если у меня откажут вдруг ноги.

– Я приведу кого-нибудь, чтобы вам помогли, – сквозь зубы говорю, пока пытаюсь подняться. Шевелиться так больно.

Спотыкаясь, я выхожу в коридор и прислоняюсь к стене. Иначе я бы упал. Вокруг снуют люди. Санитары толкают каталки. Бегают дети.

Моя одежда такая холодная и тяжелая… Хочется сбросить ее прямо здесь, за что меня, наверное, могут арестовать, но боже, насколько мне стало бы легче. Я, кажется, перестал нормально соображать – хотя, когда мой мозг работал нормально?

Коридор приводит меня в переполненную приемную.

Меня трогают за руку, и я встревожено разворачиваюсь. Медсестра. У нее красивые глаза и короткие черные волосы, темная кожа будто бы светится. К груди приколота карточка с именем – Деми. Я не могу смотреть на нее.

– Ты в порядке? – спрашивает она. – Тобой кто-нибудь занимается?

– Мне надо найти одного человека. – Я едва могу говорить. Такое чувство, что от боли я вот-вот вырублюсь.

Она за локоть подводит меня к пластиковому стулу около сестринского поста.

– Тебе больно?

Я морщусь – она задевает ту мою руку, которую я баюкаю у груди и которой стараюсь не шевелить.

– Что случилось?

– Дитер, – говорю я. – Мне надо узнать, что с Дитером. – Есть что-то еще, что-то важное, что я никак не могу нащупать и вспомнить.

Я слышу вздох, но, подняв глаза, не нахожу на ее лице раздражения.

– Как тебя зовут?

– Данни.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Данни, если я разузнаю, как он, ты разрешишь мне помочь тебе? – спокойно спрашивает она.

Сглотнув, я киваю.

Деми отходит к сестринскому посту и берет телефон. Время от времени она поглядывает на меня, точно проверяя, что я еще здесь. Спустя пару минут она кладет трубку и возвращается. Садится напротив на корточки, и я делаю вдох, подготавливая себя к плохим новостям.

– Дитера нет, но есть один неизвестный юноша, который, насколько я поняла, прыгнул в реку. Он и есть твой друг, да?

Она не сказала, что с ним все в порядке, но раз он в сознании, то, очевидно, жив. Я не поправляю ее насчет того, что Дитер никакой мне не друг.

– Ты прыгнул с ним вместе? – Она притрагивается к моим штанам, словно проверяя, правда ли они такие мокрые, какими выглядят.

– Там в коридоре леди, о которой забыли, – вдруг вспоминаю я.

– Хорошо, я кому-нибудь передам. Но сперва надо разобраться с твоей рукой.

– С Дитером все будет хорошо?

– Будем надеяться. Сейчас он стабилен.

Напряжение, из-за которого мне было трудно дышать, немного спадает.

– Сильно больно? – хмурясь, спрашивает она.

Свет пляшет перед глазами. Столько разных голосов в одном тесном пространстве. Она уже задавала мне этот вопрос? Замешательство вот-вот поглотит меня целиком. Я не могу ей ответить. Получается только поморщиться.

– Так, давай-ка отведем тебя в процедурную.

Обняв меня за здоровое плечо, Деми помогает мне встать и уводит к одной из коек, разделенных синими пластиковыми шторками. Задернув их, она помогает мне лечь.

– Я схожу за сорочкой, чтобы ты мог снять мокрые вещи.

Я киваю и откидываюсь на мягкость подушки, хотя на самом деле мне хочется встать и сбежать, вернуться в свою нору и лежать у себя в гнезде, свернувшись калачиком, пока мое тело не перестанет болеть.

Мики.

Я вспоминаю об оставленных на мосту цветах – я шел с ним увидеться. Ощупываю карман. Телефон еще там, но, вытащив его и увидев, что экран залила речная вода, я понимаю, что он никогда больше не заработает.

Меня вновь начинает преследовать то, о чем спросил меня Дитер. Почему ты не сдашься?

Но ответа на этот вопрос как не было, так и нет.

Если сдаться, то вся моя боль исчезнет.

Но я не сдаюсь, я продолжаю, не оглядываясь, продираться сквозь дни… вот только я знаю, почему Дитер сказал то, что сказал. Я знаю, что видят люди, когда глядят на меня. Такого никто и никогда не полюбит. Большинству в моем присутствии некомфортно, а очень многие ведут себя так, что хочется выбраться из собственной кожи.

Но не все, вмешивается в мои мысли голос, подозрительно похожий на Дашиэля. Не те, кто по-настоящему важен.

В груди становится больно от острой тоски, и я сворачиваюсь в клубок.

От тоски по своему лучшему другу… от тоски по тому, кто не он. И сразу – от чувства вины.

Будь у меня одно-единственное желание, я бы попросил, чтобы у меня появился кто-то, за кого можно держаться, или кто-то, кто держался бы за меня. Не из чувства долга или ответственности, но потому что этот человек хотел бы этого сам, потому что он хотел бы меня.

Как я хочу Мики. Я зажмуриваюсь.

Глупое желание. Знаю.

Глава 21

Если бы все были такими добрыми

– Данни?

Я открываю глаза и быстро смаргиваю с себя дезориентацию. Должно быть, я задремал. Когда ты чуть было не утонул, то остаешься без сил.

Рядом с моей кроватью, перекинув через руку бледно-зеленый больничный халат, стоит Деми. Она протягивает мне пластиковый стаканчик с водой и две таблетки.

– Парацетамол.

Из коридора доносится чей-то плач. Я вспоминаю о забытой женщине в инвалидной коляске.

– Вы отправили кого-нибудь к той пожилой леди? – спрашиваю, осторожно садясь. Я беру воду и обе таблетки, потом быстро проглатываю их. Мне не нужно их запивать, но мне хочется пить.

– Отправила. – Ее улыбка теплая, как солнечный свет. – Миссис Грин уже увозят в палату. Как думаешь, получится у нас снять с тебя этот вымокший свитер?

Ласковыми руками она помогает мне сесть и пробует вытянуть мою руку из пропитанного водой материала, но я, не выдержав, начинаю скулить.

– Похоже, нам придется разрезать его, – говорит она виновато.

Я не хочу терять свитер, но его надо снять. Он холодный и мокрый.

Можно потом сходить в вещевой пункт и взять себе новый.

Футболку тоже придется разрезать.

Когда мою кожу задевает холодный металл ножниц, меня пробирает дрожь.

Деми не говорит ни слова о шрамах, покрывающих мое теле. Я знаю, она их видит – их нельзя не заметить. Но она медсестра и наверняка видела вещи похуже.

Чтобы не видеть, как она на меня смотрит, я опускаю взгляд на свои руки. Так будет проще притвориться, что я не слышу ее, если она начнет расспрашивать, откуда у меня эти шрамы.

– Теперь штаны?

Похоже, Деми почувствовала мою нерешительность. Что я вдруг застеснялся. Я делаю вдох. На ногах у меня шрамов нет, и там внизу все нормально. Наверное. Я люблю быть голым – когда я один.

– Давай накинем на тебя сорочку, я расстегну все молнии с пуговицами, а ты сделаешь остальное, окей?

Я киваю и тянусь в карман за блокнотом. Мне страшно смотреть на него. Я боюсь, что он совершенно испорчен, но в пакете воды вроде бы нет, и я кладу его на колени.