– Ничего у нас нет. – Мне стыдно. Я отдаю назад ее телефон.
– Все нормально. – Даже ее глаза теперь улыбаются. – Он тебе нравится, да?
Я трясу головой. Мечтаю провалиться сквозь землю.
– Ты весь засиял, знаешь ли. – Донна приподнимает брови, словно подначивая мне попробовать возразить перед лицом этой неопровержимой улики. – Это нормально, если тебе кто-то нравится, – добавляет она, отчего мне становится еще хуже.
– Не нормально, – говорю я несчастно. – Чувствовать то, что у меня к Мики – для меня не нормально.
– Почему?
Я начинаю уходить. Донна бежит за мной следом, и я, обругав себя, замедляю шаг – она несет туфли в руках, а значит, не может быстро идти и одновременно следить за тем, как бы не наступить на стекло.
– Я собираюсь встретиться с Винни. Хочешь со мной? – спрашивает она.
Я рад смене темы, но не уверен, хочу ли снова встретиться с Винни. Не то чтобы она мне не нравится, просто я боюсь новых неприятных вопросов. Странно, что Донна решила с нею увидеться. Они, вроде, не слишком друг другу понравились.
Винни сидит на автобусной остановке чуть дальше вверх по дороге. На ней джинсы и синее стеганое пальто – не та одежда, которую она надела бы на работу. Но она продолжает блестеть. Некоторые люди остаются такими всегда.
– Локи!
Винни усмехается и то, как она подмигивает мне, наводит на подозрения, что Донна сказала ей мое настоящее имя. Я не в настроении начинать новые игры и потому просто очень тихо говорю ей «Привет».
Атмосфера между ними стала другой. Спокойной. Они улыбаются друг дружке, а я выхожу за остановку и смотрю на черные ветви деревьев, что растут с нами рядом, на то, какие красивые узоры они образуют на фоне темно-синего неба. Странно, что мы находим такие вещи прекрасными. Опустив глаза, я вижу, что Винни с Донной держатся за руки и о чем-то неслышно переговариваются. Минуту я смотрю на их руки. Вспоминаю, что чувствовал, когда держал за руку Дитриха, какой холодной – и в то же время теплой – она была. Пусть я и не знаю его, но я по нему скучаю. И может, всегда буду скучать. Может, я буду скучать по всем людям, к которым чувствовал душевную близость, по всем, кого знал – даже если они никуда не делись, я все равно буду по ним скучать, и мне будет жалко каждого утекающего момента. Ведь моменты – это все, что у нас есть, и они никогда не вернутся. Я никогда не считал себя склонным к унынию человеком, но иногда во мне разрастается такая большая печаль. Может, я стал таким из-за Дашиэля.
Я лезу в карман за сотовым и, запретив себе слишком много думать на эту тему, отправляю сообщение Мики.
Где ты?
Вот это мой номер, а не вчерашний, через несколько секунд добавляю я.
Мой телефон начинает звонить…
И тут же сам собой выключается. От безысходности я рычу.
– Ты чего? – Донна, выпустив руку Винни, выходит из остановки. Заправляет волосы себе за уши. – У тебя новый сотовый?
– Дурацкий, – ворчу я сквозь зубы. Пока жду, когда он снова сам включится, приваливаюсь плечом к остановке.
Винни прижимается лицом к прозрачному пластику и корчит мне рожу. Донна смеется. Меня озадачивает то, как они добрались до этой точки. Им так просто друг с другом – совсем не как в ночь, когда Винни выбросили на дорогу, и она не давала Донне вызвать полицию.
Мой сотовый оживает.
Не звони, пишу я, как только позволяет экран. Дурацкий телефон отключается.
Где ты? – немедленно пишет мне Мики.
Где ты? – пишу я в ответ.
Мы словно опять играем в игру, и прямо сейчас я не против. В тот день я ошибся. Очень ошибся. Я хочу притворяться. Энтузиазм Мики придает легкость этой игре, и благодаря этой легкости мне становится менее страшно.
Мики присылает мне смайлик. Под арками.
Я найду тебя там, пишу я. Тревога за него и желание опять с ним увидеться перевешивают решение сидеть в парке до появления Кукольника. Все равно Кукольник до часу ночи еще ни разу не выходил. Я всегда успею вернуться назад.
От Мики приходит еще один смайлик – две машущие ладони.
– Мне надо идти, – говорю я Донне.
– Хорошо. – Она замечает, что я смотрю на их вновь соединенные руки, и улыбается.
Глава 17
Твои фотографии
Мики сидит, дрожа и болтая ногами, под арками, на обвалившейся кирпичной стене. Рядом с ним мальчик с неровными пепельными волосами, одной рукой он обнимает Мики за талию, а голову держит у него на плече.
Я останавливаюсь в темноте, когда у меня в груди наливается и давит на ребра печаль совершенно нового рода. Такая печаль, какая появляется с осознанием, что человек, от которого твое сердце бьется быстрее, увлечен не тобой.
На Мики опять его тесные шорты и тонкий джемпер, похожий на полупрозрачный топ. Я стараюсь не обращать на это внимание. Мое глупое сердце, хотя в груди все болит, галопом скачет вперед, все быстрей и быстрей.
Я не хочу никого хотеть.
Мой внутренний трус предлагает развернуться и возвратиться в парк. Я не уверен, выдержит ли мое сердце Микину любовь к кому-то другому, но знаю, что мне придется с этим смириться, если мы с ним друзья – если то, что началось между нами, называется дружбой. Мики замечает меня до того, как я успеваю определиться, что делать. Выпутавшись из объятий своего спутника, он соскакивает вниз и бежит через дорогу ко мне.
Мальчик с пепельными волосами, морщась, соскальзывает со стены и начинает уходить в противоположном от нас направлении. Он худой, одет во все черное. Я не уверен, блестит ли он – мне отсюда не видно. Почему-то хочется верить, что нет.
– Джек, – окликает его Мики через плечо. – Будь осторожен.
Джек отмахивается и исчезает в ночи.
Мики поворачивается и усмехается.
– Привет.
Он такой красивый, что невозможно смотреть.
– Привет. – У меня еле получается выдавить одно это слово.
Становится так тихо на миг, что я уверен, что слышу его дыхание. Я смотрю, как мягко вздымается и опадает его грудь. Он всегда дрожит, потому что на нем всегда слишком мало одежды
– Я думал, ты подкрадешься ко мне с помощью своих суперспособностей, – говорю я, потому что ведь надо же что-то сказать. Я сам испортил игру, а значит, мне ее и чинить.
– Кажется, я их все растерял.
Волосы падают ему на лицо, когда он, чтобы взглянуть на меня, склоняет голову набок. Краешком рта он улыбается мне. За его настоящую улыбку я отдал бы все.
Дождь утих. Сегодня ночью нет ветра, только холодная, стылая тишина.
– Может, поможешь вернуть их назад? – спрашивает он. – По-моему, в таком деле мне может помочь только суперзлодей, который охотится на акул.
Я улыбаюсь – беспомощно.
– Хорошо.
– Ты без пальто, – говорит он, покусывая губу.
Я так устал от вранья. Не хочу больше врать.
– Ты тоже без куртки.
– Она там, за стеной. Не знаю, чтоб я без нее делал. Знаешь, она напоминает мне о тебе.
Мы переходим через дорогу, чтобы взять его куртку.
– Так как мы вернем тебе суперспособности? – меняю я тему.
– Сходим в парк на том берегу, посидим в Пагоде и помедитируем.
***
Пагода Мира – это буддийская ступа, которая виднеется за рекой. Пока мы идем по мосту, я говорю себе, что вернуться к часу за Кукольником уже не успею, и мне впервые с тех пор, как погиб Дашиэль, не приходится перебарывать тошнотворное чувство вины за свое бездействие. Я впервые ощущаю, что нахожусь там, где надо, и поступаю, как надо.
– Это мое самое любимое место, где можно посидеть, в целом Лондоне, – говорит Мики, пока мы поднимаемся по ступенькам пагоды. – Особенно по ночам.
– Я здесь никогда не бывал.
Я оглядываюсь. Небо черное, трава тоже черная, деревья еще чернее.
Единственный свет исходит от редких уличных фонарей, которые тусклым пунктиром проходят через Баттерси-парк, сияя словно разорванная цепочка новогодних гирлянд. Я всегда обхожу этот парк стороной – там темней, чем в прочих местах.