Я молча раскрыла ладонь, и на ней заплясали веселые оранжевые искры, взметнулись к темному небу языки пламени.
- Ёпет... - дед отшатнулся, прикрыв слепые бельма. - Таки прав, так сгорела девка, забрало пламя... Жаль. Хороша... была. Звать-то как? Пойду в церковь, попрошу за тебя - пущай отпоют да путь укажут, коли самой не уходится...
- Юстина.
- А по-русски? Крещеная как? Устинья?
- Да.
Говорят, что призраки не умеют лгать? Брехня. Не крещеная я, маме было не до того - но дед поверил.
- И ладушки. И за тебя поставлю, и за этого, твоего, сверху который. Как его кличут? Егоркой? За неделю до тебя пришел, да. А бабка Катерина и не уходила. Некуда ей. А вы вернулись. Домой. Ладно, - Викешка тяжело встал и оправил телогрейку. - Пойду я. Ведь только когда вот сюда, - и ткнул грязным пальцем мне в лоб, - заглянул... Как торкнуло. Понимаешь? Как торкнуло, что не питаться ты пришла мною, а домой вернулась. Прости старика. Не сразу я понял, что ты... просто не знаешь. Пойду, помолюсь за вас.
И вот тут-то я сообразила спросить:
- А вы-то... живой?
Дед рассмеялся - веселым хриплым карканьем. И так, посмеиваясь и крякая, уковылял в наступающую ночь. А я осталась. Села на скамейку, вытянув ноги, пошевелила пальцами. Апатичная усталость навалилась неожиданно и грузно. Я угрюмо смотрела в темное небо, на первые звезды, и отчаянно пыталась осмыслить услышанное. И принять. И - вспомнить. Вспомнить нечто ускользающее, из-за которого случилось то, что случилось. Если, конечно, дед не врал, и оно действительно случилось. Но это не укладывалось в голове, и понять, и принять... Невозможно.
От судорожного мозгового штурма отвлек гул далеких голосов. Кто-то шел прямиком к моему дому - или мимо него - и переговаривался. Я встала и прислушалась. Молодые голоса. Парни, человека три.
- Зря, вот пипец как зря, пошли, - нервно твердил один. - Мать говорит, дурное место. Проклятое.
- Не ссы, - беззаботно откликнулся второй. - Всего-то дурного - один сумасшедший дед. Бросится на тебя - в зубы дашь, и всего делов.
- Да чё дед, привидения здесь! - возражал первый. - Мать месяц назад за вещами приходила - бабку видела. Ну, эту...
- Призрачную? - ехидно переспросил первый. - Ага, ну-ну! Да все знают, как она у тебя принимает, когда никто не видит! Завязала типа! Пришла сюда похмелиться, вот белочку и словила!
Третий молчал - в разговоре не участвовал, только ржал тихо на белочек да призраков. Я вышла на улицу. А вот и люди. И я их помню. В соседнем подъезде жили на одном пролете, приятели - не разлей вода.
- Мать не трогай, урод! Она правду сказала, что видела!
- Слышь, ссыкун, пиво не расплескай!
Третий опять заржал. Три пьяные тени вышли из-за угла и прошли мимо меня, не замечая.
- Эй, парни! - окликнула я, увязавшись следом, и ухватила крайнего за рукав.
Тот заорал благим матом, подпрыгнул, уронив полупустую бутылку. И с воплем "Оно меня схватило, схватило!.." как драпанет. Двое оставшихся переглянулись и дико заржали на всю улицу.
- Ребят... - я снова потянула за рукав кожанки второго.
Он дико вытаращился на меня, икнул и молча драпанул следом за первым. Оставшийся смельчак, который и советовал не ссать, остановился, огляделся и с вызывающим матом заявил:
- Бля, слышь, ты, удод, ты чё тут прикалываешься? Ща найду - морду разукрашу, понял, сука?!
Кожаная куртка, джинсы с цепочкой на бедре, серьга в ухе, короткий "ежик", пиво в дрожащей руке. Вид - крутой, но как только я подошла вплотную и тихо спросила: "Парень, ты меня видишь?", он тоже уронил бутылку и попятился.
- Кто здесь? - пробормотал, добавив мата для храбрости.
- Не видишь, да? - я глубоко вздохнула и разожгла в ладонях искры. - А так?
Парень стартанул не хуже Усэйна Болта, и его визгливое "Хана тебе, ссыкун, за приколы-ы-ы! Сука, достану-у-у, падла-а-а, урою-у-у!.." загуляло по подворотне. Я обхватила плечи дрожащими руками. Да, вот и люди... От подъезда донесся короткий смешок, и я обернулась. Вот и... привидения.
Егор вышел на крыльцо в том же "домашнем" виде и улыбался:
- Юсь, чего это тебя на мелочь и быдло потянуло? Ностальгия по ночи с пивом и гитарой во дворе? Так давай устроим. Пива, правда, нет и по времени уже не купишь, но инструмент...
- Не надо, - отозвалась тихо, решаясь на еще одну проверку... боем. Только свои стеснительные комплексы подальше засунуть, выдохнуть и... - Егор, а можно я тебя... обниму?
- Могла бы и не спрашивать, - он раскрыл объятья, - соседи же ж. Друзья старые. Тоскливо одной?
- Очень, - кивнула и на ватных ногах пошла обниматься.
И ощущения - те же... да не те. Я совсем не помню его... мужчиной. Парнем помню, который после армии уезжал покорять столицу нашей славной родины, а вот мужчиной... Ведь за шесть лет многое меняется - и тело, и запах. И сейчас обнимала его, вспоминая ощущения, которые... совсем не те. Совсем ему не подходили. И опять не было ни тепла, ни запаха. И - слезы на глаза...
- Юсь? - сосед обеспокоенно отстранился. Женских слез он не выносил и сразу начинал нервничать. - Ты...
- Нет, ты, - я снова обхватила его плечи. - Чувствуешь что-нибудь?
- А... что должен?
- Запах. Чем от меня пахнет? Я босиком стою - не заметил? Я холодная?
- К чему эти вопросы? - Егор напрягся и осторожно попытался вывернуться, но я вцепилась в него мертвой хваткой:
- Отвечай!
Он послушно втянул носом воздух. Раз. Второй. Третий.
- Ничем, - заметил раздраженно. - Юсь, какого черта!..
- Но ведь человек не может совсем ничем не пахнуть, так? - я отпустила его и отступила. - Пока он... жив. Так? - посмотрела на него с отчаянием, тихо повторив: - Ведь так?
Егор не ответил. Глянул на меня искоса и сел на лавку. Оперся локтями о колени, переплел пальцы в замок, уткнулся в него носом. Засопел, глядя перед собой. Я тихо стояла напротив, затаив дыхание, и ждала. Ответа, объяснения... любой реакции. Любой. И вроде так легче - не одна, но... что же с ним случилось - и что со мной случилось?..
- Знаешь, Юсь, - сосед заговорил внезапно, и я невольно вздрогнула, - последние две недели... очень странные. Я вроде в отпуске... но почему-то дома, хотя обычно всегда уезжал - или в горы, или на Байкал. Не могу отсюда уйти. Странно, да? А здесь, в этой гнили... крыша так и едет. И постоянно кажется, что все... не так, и не хватает... чего-то.
- Жизни?..
Он вскинул на меня внимательный взгляд. Присмотрелся, оценил серьезность и мрачно кивнул:
- Пожалуй. Да, жизни. Что с нами, Юсь?
- Нет нас, кажется, - я отвернулась. - В мире живых нам места больше нет...
- Это тебе дед сказал?
- Он мне указал, - я обняла руками плечи. Внутри разрасталось ощущение холода. - И, знаешь, я ведь тоже не могу отсюда уйти... далеко. Постоянно тянет обратно. А ведь я к маме приехала, повидаться, и до нее отсюда - ночь в поезде. Да и в универ надо потом - шестой курс, защита магистерской, некогда гулять... А уйти не могу, вот уже пятый день. Только задумаюсь об отъезде - и сразу не то лень наваливается, не то усталость, да такая, что даже думать об уходе не хочется...
Егор не ответил, и я, помолчав, добавила:
- Парнишка сказал, что его мать месяц назад за вещами приходила - то есть дом уже давно необитаем. И совсем непригоден для жилья. Чего мы будто и не заметили.
...и зажмурилась, представляя свою квартирку - такой, какой она была при моем первом появлении. Пыль, грязь и полупустая банка "Сайры" на столе. Я ела, да не съедала то, что давно пропало, но в упор этого не замечала... Отказывалась замечать очевидное. И как вообще здесь оказалась, помнила очень смутно. Вся дорога из краевой столицы - как в тумане. Или... в дыму. Ведь ночью общага... горела. Отмечали... заселение. А потом был полупустой вагон поезда... и сломанный диван со старым пледом.
И я все поняла. Я здесь, потому что три года не видела маму - с тех пор, как она переехала к новому мужу. А я не хотела ехать в чужой дом, как и сидеть на шее. Летом жила то у одной подруги, то у другой - кочевала по местным одногруппницам, чтобы не наглеть. И работала. Но случилось то, что случилось, и я вернулась... попрощаться.
