Annotation

- Сны это, красавица, - он кивнул на свой мерцающий товар. - Сны. Выпьешь зелье нужное - и приснится тебе, что захочешь. Вот, смотри, это, - он поднял пузырек со светом: - добрые и светлые сны - о любви и нежности, о доброте и ласке. А это, - темный пузырек - нехорошие сны - если обидел кто-то и отомстить ему хочешь, то примешь - и приснишься обидчику. И так отомстишь, - он резко подался ко мне, вытаращив глаза, а я отшатнулась, - что он не проснется на утро!

- Но я не хочу... - пробормотала в ответ.

- Сейчас не хочешь, - продавец улыбнулся вкрадчиво, - а жизнь-то непредсказуемая, и мало ли...

Рассказ. Выложен полностью.

Лаки

Лаки

Продавец снов

Продавец снов

...Мужик был похож на заполошенного профессора из фильма "Назад, в будущее": всклоченные волосы, беспокойно-безумный и вытаращенный взгляд, длинные аистовые ноги из-под заляпанного халата, тощая шея. На вид ему можно дать лет шестьдесят (слишком уставшим становился взор, когда он прикрывал глаза, слишком седые - белые, как снег - волосы), но - гладкая загорелая кожа и мелкая сеть морщин только в уголках глаз, современные сленговые словечки, энергичные движения... Едва ли сорок, решила я про себя, плюс лет пять на погрешность.

Первая осенняя ярмарка бурлила и кипела: у разноцветных палаток, развернувшихся на дорожках центрального сквера, топились очереди за свежей "молочкой", речной рыбой, мясом с подворий, овощами, медом, вареньем и - готовь сани летом и осенью! - овечьими варежками, вязаными носками и теплыми шалями. И лишь палатку мужика-"профессора" будто никто не видел - она неприкаянно зеленела в конце ряда, у кованой калитки. А на прилавке - простом деревянном столе - светились пузырьки. Да-да, светились - в одном играла радуга, в другом искрился свет, в третьем полыхал багрянец, в четвертом загадочно клубилась тьма. Даже странно, что на столь таинственный ассортимент никто не обращает внимание... А вот интересно...

- Интересно?

Я невольно вздрогнула. Мужик смотрел на меня в упор и широко улыбался.

- Интересно? - повторил он басовито. Неожиданно густой и сочный голос для столь тщедушного тела... - Если интересно - подходи, красавица. Расскажу, объясню... помогу.

Я, отчего-то оробев - не то от того, что он заметил мое любопытство, не то от внимательного и веселого взгляда, - подошла. Но спросить ничего не успела - из-за моей спины вынырнула бабулька и, оттеснив меня локтем, ринулась к прилавку.

- Ах, Фёдор Платоныч, ну наконец-то вы соизволили явиться! - упрекнула она мужика. - Я уж и-и-извелася вся без ваших-то чудо-зелий! Де ж пропадали-то, милок?

Бабка была очень... хрестоматийной. Эдакая тургеневская девушка с пятидесятилетним стажем: сухонькая, светлый костюм в серую клетку, туфли на невысоком каблучке, тщательно завитые сиреневые кудри из-под светлой шляпки, веснушчатые руки - в жемчужных браслетах и крупных кольцах, светло-коричневый ридикюль, слишком яркий для ее возраста макияж...

- Так ими-то и занят был чрезвычайно, Антонина Петровна, - зельями, - "профессор" широко улыбнулся и поцеловал требовательно протянутую руку. - Зелья - они спешки да суеты не любят. Их сварить правильно - время нужно. Много времени... Чего отведать желаете?

Ответ бабульки выбил меня из колеи:

- Деток своих, - она жестом фокусника выудила откуда-то надушенный кружевной платочек и, прикрыв крючковатый нос, интеллигентно шмыгнула. - Деток, милок. Да внучат. Да правнучков... Почитай лет десять родню не видала... Будь лаской, Феденька, угости старуху... - и снова тихонько шмыгнула в платок.

- Не вопрос, - продавец на секунду скрылся под прилавком, покопался шумно в сумках, и на столе перед покупательницей в ряд выстроилось три сияющих рубином бутылька. - От всей души, дражайшая Антонина Петровна. Это вам. Передавайте своим привет и наилучшие.

Бабулька зачирикала радостно, закудахтала, благодаря, и живо смела в ридикюль зелья. И, попрощавшись, улетела. Вот ей-богу, улетела, как молодая, подобрав длинный светлый подол и зажав под мышкой тросточку (только что не оседлала ее, хотя напрашивалось...).

Я растерянно посмотрела на мужика, а тот подмигнул и громким шепотом сообщил:

- Сны это, красавица, - и кивнул на свой мерцающий товар. - Сны. Выпьешь нужное - и приснится тебе, что захочешь. Вот, смотри, это, - он поднял пузырек со светом: - добрые и светлые сны - о любви и нежности, о доброте и ласке. А это, - темный пузырек - нехорошие сны - если обидел кто-то и отомстить ему хочешь, то примешь - и приснишься обидчику. И так отомстишь, - он резко подался ко мне, вытаращив глаза, а я отшатнулась, - что он не проснется на утро!

- Но я не хочу... - пробормотала в ответ.

- Сейчас не хочешь, - "профессор" улыбнулся вкрадчиво, - а жизнь-то непредсказуемая, и мало ли... А это, - в рыжих лучах осеннего солнца сверкнула бутылочка с "кровью": - это чтобы родню во сне увидеть. Прийти к тем, кто далеко, или к тем, кого в этом мире нет давно, - и поговорить по душам. И понять. И простить. И поплакать вместе.

- А это? - я тронула оранжевый бутылек.

- Для друзей. Повидать тех, кто дорог был, но с кем судьба развела.

А еще был зеленый - путешествия: проснуться в любой точке земного шара и всю ночь бродить по новым местам, узнавая, удивляясь. И голубой - для любви: присниться конкретному человеку, да так присниться, чтобы он влюбился, искать начал и нашел обязательно в ближайшее же время. И розовый - вот уж совпадение! - для "сбычи мечт": чтобы проснуться в самой-самой заветной мечте и вдруг понять, что она сбывается. И синий - для познания прошлого: вернуться в тот момент, когда совершил ошибку, пережить его заново и заметить, где дров наломал, и понять, как исправить, даже спустя годы. А еще был фиолетовый - будущее подглядеть и запомнить. А еще был...

- А этот? - я кинула на радужный пузырек.

- О, это - тайна! - снова заулыбался продавец снов. - Это, красавица, одно из многих - как рулетку крутанешь: или семью повидаешь, или в путешествие угодишь, или любовь свою...

- Сколько? - вырвалось у меня.

- А когда ты в последний раз сон видела? - он вдруг стал серьезным, в сияющих голубых глазах заштормили серые грозы. - И когда в последний раз видела такой сон, чтобы проснуться и услышать собственное сердце - радостное ли, возбужденное ли, испуганное ли? Когда, красавица?

Я неопределенно пожала плечами и отвела взгляд. Давно. Даже не помню, когда. Очень давно - кажется, в другой жизни...

- Забирай, - "профессор" протянул мне радужный пузырек. - Я не торгую снами. Не совсем торгую то есть... - снова заулыбался. - Торгую да не совсем. Найдешь меня... позже. И расскажешь, что видела. У меня фантазии порой не хватает, и я иногда использую чужые образы. И это плата. Берешь?

Я тоже улыбнулась, и длинный узкий шестигранный пузырек невесомо лег в ладони. Пульсирующий, точно живой, греющий пальцы ускользающим осенним теплом, пахнущий почему-то имбирным пряником...

- Как я вас найду... Фёдор Платонович? - я спрятала пузырек во внутренний карман ветровки.

- Поймешь, Юстина, - продавец подмигнул, - найдешь, Юся. Найдешь.

Я не успела удивиться: меня оттерла сухоньким плечиком очередная хрестоматийная старушка в черном пальто и шляпе, и запела, гнусавя, что-то про умершую лет сорок назад любовь и про "как бы повидаться-то с ним, Феденька, родненький?..". Продавец опять исчез под прилавком, а я отправилась прочь из парка. Быстро и до дома - остановок пять пешком, в солнечной осени, в мечтах - в кои-то веки в мечтах...