Не удивительно, что на фоне организационных провалов наиболее успешной оказывается именно теоретическая и просветительская работа, ориентированная на распространение левых идей, поиск единомышленников и формирование «политических интеллектуалов», для которых интерес к теории неотделим от потребности в практике.

Из советских учебников по истории партии пришло странное, механистическое представление, согласно которому формирование левой партии обязательно должно пройти несколько непременных стадий вроде создания «марксистских кружков». А затем начинается дискуссия о том, на какой стадии мы сейчас находимся, «кружковой» или «докружковой». И участникам полемики даже в голову не приходит, что появление марксистских кружков в России конца XIX века отражало как раз уникальные специфические условия того времени, являясь на тот момент единственно возможной формой пропаганды и установления контактов между единомышленниками. Эта же работа в начале XXI века может и должна делаться совершенно иными методами и в совершенно других формах, больше того, она давно уже делается и небезуспешно левыми интернет-проектами, журналами, дискуссионными клубами, независимыми институтами.

Однако социал-демократическая партия возникла не из кружков, деятельность которых закончилась провалом первого съезда РСДРП, после чего Ленину с Мартовым практически всё пришлось начинать сначала. Мечты о создании организации превращались в реальность не по мере развития кружков, а по мере того, как поднималось массовое рабочее движение.

Сегодня на постсоветском пространстве экономический кризис создаёт условия для того, чтобы растущее разочарование в официальной политике и общественных порядках переросло в открытый протест и сопротивление. Вопрос в том, кто и как это движение возглавит, как будут развиваться события, куда, против кого будет направлен гнев масс.

Либералы выступают против кремлёвской администрации, используя против власти массовое недовольство именно теми её мерами, которые проводятся в соответствии с либеральными рецептами, и требуют в качестве ответа на неудачи правительственного курса проведения ещё более радикальных и жестоких мер в том же духе. Ещё большей приватизации, ещё более быстрого перевода транспорта, здравоохранения и образования на коммерческие рельсы, ещё более активного демонтажа остатков социального государства. Если массы недовольны властью оттого, что она слишком буржуазная и её политика слишком рыночная, то всю программу либералов можно свести к словам: «Больше рынка, больше капитализма!»

Единственное, в чём массовые настроения совпадают с позициями либеральной прессы, — это в осуждении коррупции. Однако и здесь либеральная позиция оказывается беспомощной и противоречивой. Отрицая рыночные корни современной коррупции, её связь с восторжествовавшим у нас механизмом накопления капитала, они не предлагают никаких мер системного характера, одновременно осуждая и репрессивно-расстрельную практику в духе китайских коммунистов. Иными словами, никакой программы борьбы с коррупцией у либералов нет, а их возмущение всеобщим воровством чиновников, следовательно, является чистейшей демагогией. Максимум, на что они способны, это предложить по возможности приватизировать государственные структуры и функции, чтобы то, что сейчас бюрократы воруют, завтра капиталисты клали себе в карман на законных основаниях.

В условиях глобального кризиса и прогрессирующего распада мирового рынка эта программа для страны гибельная, в самом прямом, буквальном смысле слова. Задача демократического преобразования нашего общества означает сегодня — как и сто лет назад — не требование блокироваться с либералами ради «общего дела» демократизации, а наоборот — решительного размежевания с либералами и борьбы против них, поскольку их экономическая и социальная программа не принимается подавляющим большинством народа, губительна для него, а потому с демократией несовместима. Говоря словами Ленина, только организации трудящихся могут быть в наших условиях «последовательным борцом за демократизм»⁵.

Сегодняшняя общественная потребность формулируется и осознаётся миллионами людей как потребность во власти, ответственной перед народом. Не больше, но и не меньше. В этом недовольстве, порождающем невнятно сформулированные, но, в сущности, вполне понятные требования, нет ещё ни социалистической, ни даже последовательно демократической программы, а потому опасность манипулирования массами совершенно реальна. Борьба за общественное сознание и за доминирование в общественном мнении становится важнейшей политической задачей, которая должна скоординировано решаться на всех уровнях, от публикаций в прессе и выступлений на митингах, до переписки в социальных сетях и разговорах в курилке. Но любые наши усилия были бы напрасны, если бы мы не могли опереться на объективную тенденцию, на реальные интересы, которые толкают и будут толкать людей в сторону более радикальных требований, в сторону постепенного осознания социальных противоречий и собственных потребностей. И чем больше люди начинают действовать самостоятельно, тем быстрее и лучше идёт это осознание. Манипуляция эффективна по отношению к пассивным, неопытным и деморализованным массам. Прекрасными примерами того является ход «оранжевой революции» в Киеве или аналогичные события в Грузии и Киргизии. Но даже в случаях, когда манипуляции срабатывают, важнейшей проблемой победивших политиканов становится то, как убрать людей с улицы, вернуть к привычной мещанской жизни, прекратить мобилизацию, остановить движение. Там, где это не получается, «оранжевый» Февраль превращается в «красный» Октябрь.

Чем больше развивается массовое движение, чем больше оно добивается успехов, чем более набираются люди политического опыта, тем труднее ими манипулировать, и тем острее их потребность в рациональных ответах, соответствующих их объективному интересу. Борьба левых сегодня является в первую очередь борьбой идейной, борьбой за сознание, за формирование общественной повестки дня. Но эти усилия имеют самый непосредственный организационный смысл, они составляют то содержание, вокруг которого будет проведена практическая объединительная работа.

Левая партия у нас возникнет как ядро более широкого движения и формироваться, развиваться, объединяться будет именно в рамках этого движения, в процессе его собственного становления. Это движение должно быть демократическим и антилиберальным, национальным (в смысле защиты и выражения ообъективных интересов большинства населения страны) и антинационалистическим (в смысле решительного отказа от любых форм расизма и ксенофобии). На каждом этапе развития движения принципиально важно ставить новые задачи — не только в плане большего политического радикализма, но и в плане большей социальной определённости его целей и лозунгов. Мы начинаем с борьбы за ценности Прогресса против наступающей дикости и реакции. Но прогресс сегодня неотделим от демократии и социализма.

Левое движение может подниматься и развиваться только вместе с массами, одновременно поднимая уровень масс и развивая их самих.

Можно надеяться, что из «кокона» прогрессистского блока вылупится прекрасная бабочка нового социализма. Сможем ли мы осуществить этот проект — зависит от нас самих. Во всяком случае, в условиях системного кризиса этот проект становится вполне реальным. И самая страшная проблема для левых состоит в момент общественного подъёма не в противодействии иных политических сил, а в привычке к бесполезным спорам, абстрактному теоретизированию и прочим «навыкам» эпохи реакции. Навыкам, от которых надо избавиться как можно скорее. Ведь эпоха реакции закончилась.

Иван Овсянников

Тема сектантства, этой дурной болезни, буквально разъедающей постсоветскую левую, является предметом навязчивой рефлексии той (к сожалению, немногочисленной) части современных социалистов и коммунистов, которая вообще способна к критике и самокритике. Анекдотический образ оторванного от жизни начётника, живущего в мире идеологических абстракций и псевдоисторических мифов; не менее анекдотические истории бесчисленных расколов и свар на фоне перманентного бессилия стали неотъемлемой частью левацкого фольклора, а также источником пессимизма для тех левых, кому их собственная деятельность представляется чем-то большим, чем просто разновидностью групповой психотерапии. Итак, что же такое сектантство? Каковы социальные предпосылки этой формы квази-религиозного сознания? Наконец, есть ли перспективы у российского левого движения?