Изо всех сил оттолкнулась носками от перил моста и прыгнула на берег. Уже почти достигнув спасительной тверди, боковым зрением увидела, как странный мост окутался грязно-кирпичным туманом, сам превратился в туман и тоже втянулся в черную бездну.

Наконец она очутилась рядом с полной бочкой, зачерпнула воды и понеслась назад, к плотникам, стараясь не расплескать тяжелую бадейку.

Мужиков на бревнах не оказалось, зато у самой кромки полукругом стояла изрядная толпа, понуро и молчаливо разглядывая что-то на земле. Чуть поодаль истекал серыми гнойными нарывами мокрый железный короб – кессон. Видно, только что подняли со дна.

Как и все вокруг, Юля знала, что в этих страшных ящиках на самом дне рабочие ставят опоры нового моста. Воздух подают с берега той самой помпой, что дышит как чахоточный великан. Внутри кессона мужики вынимают грунт, крепят камни. Иначе – никак – глубоко, вода быстрая, дно гуляет, вот и придумали эти кессоны. Чисто – гробы, даром что железные. Каждый раз, когда рабочие идут в кессон, кресты целуют и с белым светом прощаются: не ведают, вернутся ли.

В толпе, мертво застывшей, будто замороженной, вдруг возник странный звук, похожий и на всхлип умирающего зверя, и на сип уставшего рыдать младенца. Звук вырвался из-за спин, повибрировал над головами и ухнул вниз, наземь, мгновенно налившись горем и превратившись в истошный бабий вопль.

– Что случилось? – толкнул Юлю в бок подбежавший из мастерских мужик.

– Что-то, – проворчал вместо нее, не оборачиваясь, лишь чуть сдвинувшись в сторону, один из стоящих. – Не видишь, что ли?

На земле лежали пять тел. То, что это именно мертвые тела, а уже не живые люди, было видно по неловко запрокинутым головам и жуткой неподвижности костенеющих конечностей.

– Кессонщики? – выдохнули сзади.

– Они, – кивнул мужик. – Грунт в кессон ворвался, вот и…

– Выжил кто?

– Куды там. Из двадцати восьми человек только пять и подняли. Остальных Нева приняла.

– Правильно старики говорили, нельзя тут строить, – сплюнул давешний плотник. – Мост-оборотень здесь стоял, а на дне…

Юля уже не слушала. Растолкала крепкие спины, упала на колени перед лежащими телами.

– Муж в кессоне был? – спросил кто-то.

Она не ответила. Переходила от тела к телу, вглядываясь в обезображенные водой и удушьем вспученные фиолетовые лица. Первое, второе, пятое…

– А где Роман? – беспомощно обернулась она к толпе. И объясняюще заторопилась: – Он – инженер, сегодня первый раз опускался, хотел сам посмотреть…

– Земля пухом, – перекрестился пожилой мастеровой.

– Какая земля? – взвилась рыдающая растрепанная баба. – Откуда там земля? Утянуло наших кормильцев в самую преисподнюю, и могилку не найти, и батюшка не отпоет… – снова взвыв, она ткнулась головой в землю и заскребла ее, утоптанную и сухую, ногтями, будто хотела прорыть ход вглубь, под реку, в иные миры, так безвременно и страшно отобравшие у нее кормильца.

– Рома, – совершенно не веря в произошедшее, качала головой Юля, – где он? Где те, кто выжил?

– Никто не выжил, девонька, – обнял ее мастеровой. – Поплачь, покричи, все легче будет.

– Рома… – снова шепнула Юля и, тут же без паузы, закричала хрипло и громко, не своим – чужим и страшным голосом: – Роома!

Сама перепугалась собственного крика, аж простыня взмокла от мгновенного пота, обжегшего тело ледяными искрами.

Ночь в окне, лунная морось, тишина.

Приснится же такое!

И тут же накрыло колючей тоской, поволокло по острым камням только что пережитого горя: не сон то был, не сон! Все уже произошло. Или произойдет? Или происходит прямо сейчас? Как понять, как разобраться? Одна – там, тут, – везде. Пылинка, которую подхватил ветер. Не сильный, так себе ветерок, ей и такого хватит. Подхватил и понес из прошлого через будущее в настоящее. Или наоборот. Маршрут значения не имеет. Он неважен, потому что непредсказуем. Потому что все – едино, а ума, чтоб разобраться и понять, – не хватает. И подсказать некому, и спросить не у кого.

Она никуда не выходила из дома, значит, все происходило здесь? В этой крошечной точке огромного мира?

Все та же ночь, луна на том же месте, будто пришпилена кнопкой, стало быть, времени прошло чуть – секунда, миг? И в этот миг вместились века. Так бывает?

И Рома. Она опять его потеряла, едва найдя. Так будет всегда? Находить, терять и снова терять? Должна же быть точка, где они – вместе? Надо ее отыскать. И в ней остаться.

Камень Атакан, Брюс, кессоны, мост-оборотень.

А Литейный, вот он, все еще разведен. Под ним – Атакан…

Когда была совсем маленькой, тут затонул большой корабль. Отец говорил – беспричинно. С няней ходили смотреть, как пароход спасали… Мост тогда перекрыли, и люди гуляли по нему, не опасаясь машин. Какая-то женщина – вдруг вспомнилось ясно-ясно, словно вчера – крестясь и шепча, налила в стакан из зеленой бутылки что-то красное и опрокинула в Неву. «Зачем?» – спросила Юля у няни. Та схватила за руку и потащила подальше от странной тетки. Да так спешно, что девочка запнулась и упала, разодрав коленку. Кровь, капающая в пыль, была точь-в-точь как то, что выплеснулось в реку.

Туман. Невского полотна не видно. Плотные клочья грязной ваты ерзают меж гранита, как космы туч на небе в пасмурный день. Что под ними – вода ли, бездна ли, проход ли в иные миры – не понять. Плеска воды не слышно. Туман. Не только в воздухе. Растопырился в ушах мокрыми заглушками, вытеснил звуки.