Сообщение Рагону от Коэн - Хард так и не смог взять в толк, почему Рагону написала она - ненадолго опередило сообщение Маловеру. Генерал собрал их в палатке. По мрачному, неподвижному его лицу было трудно что-то сказать, и Хард забеспокоился, что с наследником Раймондом что-то случилось. Но, как выяснилось, Маловер собрал командиров по другой причине. Первый советник Самаах казнен, признанный виновным в государственном преступлении, а, значит, Рагон - сын предателя.

До самого горизонта равнина усеяна ровными рядами солдат. Позади Харда свирепо полощутся на ветру флаги. Их все еще немало - доказательств верности стратегии старшего принца. Мощное их хлопанье внезапно добавляет Харду еще больше уверенности, хотя куда уж больше? Ветер стихает, ненадолго воцаряется относительная тишина, во время которой становятся слышны разговоры. Хард смотрит на говорящих - те мгновенно становятся ниже ростом, но ничего не говорит. Не сегодня. В отличие от риссенцев, сарийцы вовсе не выглядят измученными. Скорее разозленными. Они подобраны, неприятельская непогода их не трогает, на лицах - желание разметать врагов, втоптать в землю. Хард находит взглядом Бастина. Тот в окружении своих командиров, отдает последние указания. Поза сытая и уверенная, в мыслях генерал уже давно отплясывает на королевском балу. Интересно будет на него взглянуть, когда Риссену на помощь придет подмога из Кнотта. В том, что та прибудет с минуту на минуту, Хард не сомневается. Если кому и под силу призвать столь мощную державу, так только Раймонду. Хард не задается вопросом, что будет дальше. Что потребует взамен вмешательства Кнотт, откуда брать средства на разработку металлов в Скалистых горах, как восстанавливать утраченные политические отношения и где искать новых торговых партнеров - его это не заботит. Он знает лишь, что предстоит много работы, но его это не пугает. Он готов сеять смерть тогда, когда этого от него потребует его король. Конь под ним тихо ржет. Наклонившись, Хард треплет его по холке. За сарийскими спинами - склоны, пока пустые. Скоро они выпустят из своих стылых внутренностей кнотткие копья и мечи. Мгновение, когда это произойдет, навеки войдет в историю. Он впитывает каждый момент всей кожей, дома непременно расскажет отцу и Коэн, свидетелем какого эпохального события ему довелось стать. Хард неловко трет раненую ногу. Рана зажила не до конца и все еще ноет. Ему потребуется много упорства и прилежания, чтобы залечить ее полностью.

Младший наследник, должно быть, счастлив, услышав известия о старшем брате. Последние несколько месяцев он может списать на кошмарный сон и вернуться к своим картинам, в которых жизни больше, чем в нем самом. Однако, младший принц отнюдь не выглядит счастливым. Он сосредоточен, мягкий подбородок ожесточился, пухлые губы сжаты в тонкую линию, глаза сужены. Хард невольно задумывается о том, что чудесное спасение старшего брата не вызывает в младшем наследнике той эйфории, какую должно бы, однако тут же выкидывает нелепую мысль из головы.

Маловер трогается, выезжая на нейтральную полосу. Порга подает Харду знак, и Хард скачет вслед за генералом. Бастин трогается навстречу, справа от него - сарийский командир. Приблизительно на середине они сталкиваются, осаживают коней. Хард заранее предвкушает забаву.

- Господин Маловер, для меня большая честь видеть вас в полном здравии, - заявляет Бастин, - это сделает победу над Риссеном в два раза слаще.

- Как бы вам, господин Бастин, не подавиться, - любезно откликается Маловер, - я имею обыкновение застревать в горле.

Хард задумался: если наступит день, когда он поведет за собой собственное войско, и вот так вот столкнется с неприятелем до битвы, будет ли он так же находчив с ответами, как Маловер? Не будет ли выглядеть посмешищем, не сумев связать и двух слов?Косноязычие - вот, что может доставить ему в будущем проблемы. Впрочем, решение пришло тут же - надо просто отрезать врагу язык, едва тот откроет рот.

- О, - Бастин широко улыбается, - если вы про генерала Андамана, то он всегда отличался большим аппетитом и маленьким ртом.

- Сравнивая вас двоих, я бы сказал, что большим аппетитом обладаете вы. Однако довольно светских бесед. Я предлагаю вам сдаться.

С этого места Хард может видеть риссенскую армию так, как ее видит неприятель. Он быстро пробегает глазами по рядам, останавливается сначала на лучниках - так до сих и не нашел того меткого стрелка, - затем на тысяче Рагона. С некоторым неудовольствием отмечает, что дисциплины и порядка в ней больше, чем среди его собственных людей. Что же такого Рагон делает, что ему так подчиняются? Хард не помнит, чтобы Рагон зверствовал и отсекал головы дезертирам, но не помнит и того, чтобы последние у него были. Не повернись все так неожиданно несколько солнц назад, сейчас Маловера сопровождал бы он, а не Хард. Что-то внутри него вновь мучительно раздваивается, окрашивая простые раньше истины неоднозначностью. Он давит зарождающееся в груди рычание, сосредотачивается на разговоре.

Бастин хохочет. Он совершенно не похож на Андамана.

- Даже не знаю, что делать со столь щедрым предложением, - он насмешливао обращается к собственному командиру. - Неужто и впрямь сдаться?..

Хард не помнил Маловера таким взволнованным, как в тот момент, когда из земель Сарии, в обход расположившегося в низине войска, пришло известие. Командиры как раз были в палатке, Хард поднимал руку, чтобы проголосовать за то, чтобы лишить Рагона звания командира. Когда застоявшийся и спертый воздух расцвел горящими буквами, в них вперились сразу десятки выжидающих глаз. И сразу несколько командиров во главе с Маловером прочли сообщение, отправленное собственноручно Раймондом.

- Смотрите, господин Маловер, вы говорите с такой уверенностью, что я и впрямь могу сдаться.

В том, что отправивший известие о подмоге действительно Раймонд, Хард ни мгновенья не сомневался. Ему знаком был и стиль, и подбор выражений, и размашистая подпись в конце. Трудно описать словами восторг, охвативший его в тот момент. Старший принц, подлинный наследник, считавшийся погибшим, вернулся, и не один, а с союзником в виде могущественного Кнотта, связь с которым была утеряна сотни лет назад. Одним махом все проблемы вдруг стали казаться решенными. Маловер велел держать новость в секрете - о нежданном повороте событий не должны были прознать сарийцы. Дозорных на юге те не выставляли - кого опасаться со стороны собственных земель?

- Я рад, что у вас такое хорошее настроение, но я говорю совершенно серьезно. На моей стороне армия численностью четыре десятка тысяч, и пусть на вашей стороне солдат в два раза больше, к нам вот-вот подойдет подмога.

Вдоль, обходя склон стороной, к ним подбирается покрывало из снега - мелкого, жесткого, острого. Вот он бьет в тыл желто-синим солдатам, накрывает генералов, лепит лица сарийцев. Боковым зрением можно поймать направителей, мечущихся от одной снежинки к другой. Видимо, сарийцы успели чем-то прогневать мелких мстительных тварей, что те собрались вместе и закрыли обидчикам видимость. Однако, силенок у них явно не хватает, и уже несколько секунд спустя снег, оставшийся без поддержки, идет на убыль.

- Вот как? И кто же решился помочь вам в столь решающий момент?

Бастин уверен, что Маловер блефует. На его месте Хард решил бы также. Он перебирает в уме возможных союзников, тех, о которых Бастин подумал бы в первую очередь - и отбрасывает их одного за другим.

- Кнотт.

Бастину этот разговор доставляет настоящее удовольствие. Он любит поговорить, и уже одно это ставит его в глазах Харда ниже Андамана. Конечно, генерал должен уметь говорить - ему ведь произносить речи, воодушевляющие солдата идти до конца, речи, от которых сердце начинает биться в два раза чаще, речи, за которые не страшно и умереть, - но слова Бастина и сам Бастин словно бы несколько иного толка, чем истинный генерал. Хард не может объяснить, почему ему так кажется, - так ему подсказывает сидящий в нем инстинкт воина.