- Боюсь, господин Амааль, вы возложили на меня слишком высокие ожиданья, которых мне не оправдать. Замыслы первого советника остаются для меня такой же загадкой, как и для вас.

- Господин Самаах обращался к вам за помощью, о чем же он просил?

- Просьба его была столь низкой и недоброй, что я в ней отказал.

- Вы заставляете меня дрожать от нетерпения.

- Которое так свойственно молодым? - засмеялись глаза Юна. - Но увы, мое сердце и моя душа слишком преданы короне, чтобы очернить ее преемника.

- Очернить преемника?

- Двери моего дома открыты всем сословиям, неважно, сапожник это или дворянин - лишь бы имел дельные мысли и умел ими делиться. Господин Самаах надеялся использовать это в своих целях - вложить в мое уста то, что через них прошло бы через ворота и настроило бы против принца весь народ. Но должен признать, господин Амааль, ваш сын поступил очень продуманно.

- Хард? Что он сделал?

- Так он не рассказал? Скромность - одна из главных добродетелей мужчины, вы должны гордиться своим сыном. После тяжелейшей битвы, унесшей множество жизней, Хард преподнес Его Высочеству голову вождя. Если только вы мне дозволите, я мог бы обернуть это в нашу пользу, использовав метод господина Самааха.

О голове вождя Амааль услышал впервые.

- Я был бы вам весьма признателен. Но, господин Юн, своим отказом господину Самааху, вы ставите ваш с ним "союз" под угрозу. Нельзя допустить, чтобы он от вас отвернулся. Вновь сблизившись с ним, вы могли бы достать необходимые доказательства для господина Рахмана.

Министру финансов не нравится такое положение дел, когда о действиях его собственного сына врагам и союзникам известно больше, чем ему самому. Вместе с тем поднялось негодование на Харда - неужели нельзя было найти хоть одного вестника и держать отца в курсе событий? Неужели мальчишка не понимает, насколько опасная сейчас ведется игра вокруг престола? Амааль кипел от негодования. Словно чувствуя его настроение, Хард, наконец, прислал весточку, но ее содержимое вывело министра из колеи: наследник не собирался возвращаться. Вместе с войском Рагона он присоединится к генералу Маловеру и примет непосредственное участие в войне. Министр не знал, как преподнести эту весть во дворце, но ему и не пришлось.

- Вы обещали мне! Вы обещали, что вернете моего сына в целости и сохранности! - сами своды зала получали удовольствие, смакуя голос Ее Величества. Амааль не замечал за ними такой страсти ни к королю, ни к первому советнику. - Немедленно верните его обратно!

Министр дождался, пока стихнут гневные стены.

- Боюсь, остаться было выбором Его Высочества принца Лисвальда. Ни я, ни Хард не склоняли наследника к подобному решением - для поднятия репутации принца было достаточно осады Дымрока.

- Я не могу поверить в то, что это решение Лисвальд принял сам. Что вы сделали с моим мальчиком, что он добровольно отправился на войну?! Он, который боялся одного вида крови?! Я отдала вам на растерзание Раймонда, с меня достаточно! Если вы не вернете моего сына, я сама отправлюсь за ним!

- И навсегда впишете его в историю как короля Лисвальда Трусливого!

При условии, что он вообще наденет корону.

Оба замолчали так резко, что эхо растерялось. Прямо на глазах Амааля рассерженная мать вдруг превратилась в королеву. Метаморфоза быстрая и пугающая.

- Ведь ваша дочь, господин министр, еще не замужем?

- Коэн помолвлена. Ее жених, Пагур из рода Малейнов, сейчас на войне.

- Пусть бережет себя. Негоже будет, если свадьба расстроится из-за его гибели. Впрочем, даже в этом случае ваша дочь не останется без догляда. Макрун то и дело жалуется, как ему тяжко без жены.

Умом Амааль понимал королеву, но в душе просто клокотал от гнева.

- Я убью Коэн сам, но ваш шут ее не получит.

- Если Лисвальд не вернется ко мне, я лично вложу в ваши руки нож.

Министр финансов потерял всякий покой - положение в Риссене ухудшалось с каждым часом. Ввели дополнительный патруль, появился запрет собираться в общественных местах в группы более, чем по трое. Исходили съестные припасы. Крестьяне собрали урожай, но большую его часть отложили на засев на будущий год. Пустели торговые ряды, взлетали цены. Над Амшером навис стойкий запах нищеты и голода. Прибавилось попрошаек - хватали прохожих за рукава, клянчили медяк, разлетались в разные стороны при виде патрульных. Несмотря на усиленный контроль, тут и там вспыхивали стычки: ругались торговцы, дрались горожане, выдирали друг другу волосы простолюдинки. Амааль уповал на обозы с зерном, поступающие из Гильдии. О маршруте доставки знали немногие, несколько раз его меняли, выбирали безопасный путь, опасались разбоя. Рудники в Скалистых горах застопорились, Амааль вводил новые налоги, грыз бездействующего министра торговли. На Судном дворе, не прекращая, свистели розги и палки, наказывали воров, мошенников, плутов. Рахман мрачен. В его провинциях пусто, и один за другим пустеют отдельные села и деревни по всему Риссену. Ни один подстрекатель еще не пойман. Отряды вооруженных всадников ищут беглецов день и ночь.

- Вы обещали доказательств, господин Амааль, - твердо сказал Рахман. - Я не могу больше ждать. Еще чуть-чуть - и первого советника будет уже не остановить. Вы знаете, что случится дальше. Он возглавит восстание, свергнет короля и займет его место. И тогда полетят неугодные новой власти головы. Мне нужны доказательства.

- Они у вас будут, господин Рахман, дайте мне немного времени.

И снова Амааль крутился.

- Господин Юн, простите мне мою настойчивость, но ситуация не позволяет ждать. Вам удалось что-нибудь узнать?

- Как вы вовремя, господин Амааль. Не иначе сама судьба нашептала вам на уши прийти. У меня есть новости, которые придутся вам по душе. Мне известна следующая цель первого советника, и, если поторопитесь, сумеете поймать смутьяна по горячим следам.

Рахман выехал тут же, не дожидаясь рассвета. Не в силах ни уснуть, ни ждать в одиночестве, Амааль отправился к Дарокату. Министра образования обнаружил в свитках, прибитых печатями книжных торговцев и городских библиотек. На столе перед министром - выцветшее письмо. Амааль успел заметить красный оттиск перстня в углу прежде, чем Дарокат прикрыл его рукой.

- Это из дворцового хранилища, - подколол Амааль, - они не дают свитки на дом.

- Так сообщите об этом нашему владыке суда и закона, - огрызнулся Дарокат.

- Господин Рахман сейчас занят более важными делами, нежели поимкой библиотечного вора. Если удастся, - Амааль устало опустился в трескучее кресло, - мы покончим с господином первым советником.

- Вы настолько увлеклись битвой с Самаахом, что совершенно забыли о другой напасти. Даже если задавим восстание, нам ни за что не выиграть войны с Сарией.

- Слова не патриота, но предателя.

- Пора признать, мы отстали от них в прогрессе. Наши солдаты истощены голодом, им не в чем воевать. Два-три крупных сражения - и Риссен капитулирует.

- Но, видно, в этих бумажках сказано, как победить.

- Вы недооцениваете их силу.

- Так просветите меня.

- Если найду то, что ищу, мы получим союзника настолько могущественного, что Сария отступит.

- Раймонд погиб, когда искал сторонников на стороне. Хотите сказать, вам удастся то, что не получилось у него?

- Я не собираюсь заходить так далеко и напоминать неотесанным дикарям условия столетнего военного сотрудничества. Я нашел союзника поближе. Кнотт.

Амааль хмыкнул.

- Совершенно случайно я обнаружил старое письмо, адресованное королю Галларту, единственное письмо, когда-либо отправленное из Кнотта в Риссен, из одних царских рук в другие. Однако это вовсе не изъявление дружеской привязанности. Царь Эмиргем в самых гневных выражениях отрицает причастие своего сына к похищению принцессы Ладары. Он утверждает, что именно Ладара вскружила голову Ктуру и побудила его бежать. Вы понимаете, что это значит?

- Двое отпрысков из королевских семейств пропали. Что с того?