Усилия Карла Великого и его преемников защитить берега от сарацинских набегов были бессильны, как и все попытки противодействовать вторжениям норманов на севере и западе. Благодаря своей удали и искусному мореходству датчане и норвежцы легко грабили берега Каролингской монархии в продолжение всего XI века. Они совершали свои набеги не только от Северного моря, Ла-Манша и Гасконского залива, но и по временам со стороны Средиземного моря.

По каждой реке, которая впадала в эти моря в то или другое время, они поднимались на своих искусно построенных судах, великолепные образцы которых, добытые на свет божий недавними раскопками, теперь сохраняются в Христиании. Периодически равнины Рейна, Мааса, Шельды, Сены, Луары, Гаронны и Роны были ареной систематического и упорного грабежа.^[26] Опустошение было таким полным, что во многих случаях, население исчезало. Нет лучшего доказательства континентального в сущности характера франкского государства, как его неспособность организовать защиту своих берегов против сарацинов и норманов. Ведь эта защита, чтобы быть действительной, должна была быть морской защитой, а государство не имело флота, или в лучшем случае поспешно импровизировало его.^[27]

Эти условия были несовместимы с существованием торговли первостепенного значения. Историческая литература IX века содержит, действительно, некоторые сообщения о купцах (mercatores negociatores)^[28], но не надо лелеять иллюзии относительно их важности. Если сравнить эти сообщения с числом текстов, которые сохранились от той эпохи, то эти сообщения окажутся очень редкими. Капитулярии, регулирующие каждую фазу социальной жизни, очень редко говорят о том, что касается торговли. Отсюда можно сделать заключение, что последняя играла роль очень второстепенную, имела ничтожное значение. Только на севере Галлии в продолжение первой половины IX века торговля показывала некоторые признаки активности.

Порты Квентовика (местность, теперь покинутая в департаменте Па де Кале) и Дюрстеда (на Рейне), на юго-западе (от Утрехта), торговавшие при Меровингах уже с Англией и Данией, были центрами обширного судоходства. Основательно предположение, что причиной этого был речной транспорт фризов по Рейну, Шельде и Маасу; он получил значение, которому не равнялось его значение в царствование Карла Великого и его преемников. Полотна, сотканные крестьянами Фландрии, обозначаемые в современных текстах именем фризских плащей (pallia fresonica,^[29]вместе с винами Рейнской Германии, составляли предмет экспортной торговли, которая регулярно совершалась вплоть до того времени, когда норманы овладели указанными выше портами. Кроме того, известно, что динарии, чеканенные в Дюрстеде, имели очень широкое распространение. Они послужили прототипом для старинных монет Швеции и Польши,^[30] очевидное доказательство, что они рано проникли, несомненно, через руки норманов, на Балтийское море. Стоит обратить внимание, как на основу ранее обширной торговли, на соляную промышленность Нуармутье, где показывались ирландские корабли.^[31] Зальцбургскую соль, с другой стороны, везли по Дунаю и его притокам во внутрь империи.^[32] Торговля рабами, невзирая на помехи, которые ставились правительством, направлялась вдоль западных границ, где военнопленные, взятые среди крестьян славянского происхождения, находили себе многочисленных покупателей.

Евреи особенно охотно занимались этим видом торговли. Они были еще многочисленны и их можно было встретить повсюду во Франции. На юге Бельгии они были в тесных торговых сношениях с единоверцами мусульманской Испании.^[33] Вероятно, из Испании, а, может быть, также и из Венеции эти евреи получали пряности и ценные ткани, которыми они торговали. Обязательство крестить своих детей, которому они были подчинены, должно было вызвать эмиграцию большого числа евреев на юг, за Пиринеи, в эту раннюю эпоху, и их торговое значение постоянно шло к упадку в течение IX века. Что касается сирийцев, то они не особенно долгое время имели значение в эту эпоху.^[34]

Весьма правдоподобно, что торговля в каролингское время очень сильно пошла на убыль. Если исключить округа, соседние с Квентовиком и Дюрстедом, то она состояла только в транспорте необходимых товаров, как вино и соль, в запрещенном сбыте небольшого количества рабов и в обмене, через посредство евреев, незначительного числа восточных товаров.

Регулярной и нормальной коммерческой деятельности, торговли, постоянно поддерживаемой классом купцов-профессионалов, словом, всего того, что составляет сущность экономического обмена, достойного этого имени, нельзя найти следов после того, как Средиземное море было засорено арабскими вторжениями.

Большое число рынков (mercatus), которые встречались в IX веке, никоим образом не противоречит этому утверждению. Они были в действительности только мелкими местными рынками, устроенными для ежедневного продовольствия населения посредством розничной торговли деревенскими товарами. Как доказательство торговой деятельности в Каролингскую эпоху, было бы справедливо привести существование улицы, занятой купцами (vicus mereatorum)^[35] в Э-ла-Шапель, вблизи дворца Карла Великого, или существование подобных улиц вблизи известных больших аббатств, таких, например, как аббатство св. Рикье. Купцы, с которыми мы имели здесь дело, не были на самом деле купцами-профессионалами, но слугами, обязанными снабжать дворец или монахов. Они были, так сказать, служащими сеньориального домашнего хозяйства, а не достопочтенными купцами.

Здесь реальное доказательство экономического упадка, который ощутила западная Европа с того дня, как она перестала принадлежать Средиземноморскому государству. Она получила реформу монетной системы, начатую Пипином Малым и законченную Карлом Великим. Эта реформа прекращала чекан золотых монет и заменяла золото серебром. Солид (solidus). который, согласно римской традиции, составлял базис монетного единства, был теперь только номинальной монетой. Реальными монетами с этого времени были только серебряные динарии, весившие около 2 граммов, ценность металла которых, сравненная с ценностью доллара, была приблизительно 8.5 центов.^[36] Если вспомнить, что ценность металла меровингского золотого солида была почти 3 доллара, то значение реформы можно легко объяснить. Несомненно, реформа может быть объяснена только страшным падением торговли и благополучия.

Если должно быть допущено, что новое появление золотого чекана, флоринов Флоренции и дукатов Венеции в XIII веке, характеризовало экономическое возрождение Европы, то и обратное утверждение истинно: захирение золотого чекана в VIII веке было проявлением глубокого упадка. Недостаточно сказать, что Пипин и Карл Великий хотели устранить монетный беспорядок последнего периода Меровингской эпохи. Они могли бы найти средство борьбы с ним без того, чтобы отказываться от золотой валюты. Они отказались от золотой валюты, ясно по необходимости, т. е. в силу исчезновения желтого металла в Галлии. А это исчезновение не имело другой причины, как перерыв торговли на Средиземном море. Доказательством этого служит тот факт, что южная Италия, оставшаяся в сношениях с Константинополем, сохраняла дальше золотую валюту, вместо которой каролингские правители были вынуждены ввести серебряную. Очень легкие весом динарии, кроме того, также свидетельствуют об экономической изоляции их империи. Непостижимо было бы уменьшение ценности монеты до 1/30 ее прежней ценности, если бы сохранилась хотя бы самая легкая связь между каролингской империей и средиземноморскими странами, где золотой солид продолжал находиться в обращении.