Подобные примеры легко можно было бы привести из истории Камбре, Утрехта, Кельна, Вормса, Майнца и некоторого числа городов Германии, где императоры старались, во время боробы за инвеституру, назначать прелатами людей одинаково известных своим умом и своей энергией.

Многие епископы были добросовестны в отношении к своим обязанностям, многие также считали необходимым защищать свое правительство против требований подданных и старались держать их под автократическим, патриархальным режимом. Соединение в их руках светской и духовной власти приводило к тому, что всякая уступка представлялась гибельной для церкви. Не надо забывать, что их функции обязывали их всегда оставаться в городах и что они боялись, с известным основанием, затруднений, которые будут причинены автономией бюргеров, среди которых они жили.

Наконец, церковь имела мало симпатии к торговле. Эта враждебная к торговле позиция должна была привести к тому, что церковь была глуха к желаниям купцов и народа, который группировался позади них, что она не шла навстречу их желаниями получала неверное впечатление об их реальной силе. Из этого вытекали непонимание, разрыв и открытая враждебность, которая в начале XI в: сделалась окончательно неизбежной.^[131]

Движение началось в северной Италии. Здесь торговая жизнь была старше и здесь политические последствия ее были более ранними. К несчастью, очень мало деталей известно относительно этих событий. Известно, что смуты, жертвой которых тогда стала церковь, едва ли могли задержать ее падение. Жители городов страстно принимали сторону тех монахов и священников, которые осмеливались вести борьбу с дурными обычаями духовенства, нападали на симонию и браки духовных и обсуждали вмешательство светской власти в управление церкви к выгоде папы. Епископы, назначенные императором и оправдывавшие этот факт, таким образом встретились с оппозицией, в которой мистика, требования купцов и недовольство, вызываемое бедностью предпролетариата, смешивались и взаимно усиливали друг друга. Известно, что дворянство приняло участие в агитации, потому что это давало ему возможность поколебать епископский суверенитет, и делало общее дело с бюргерами и патаренами — имя, которым консерваторы презрительно называли своих противников.

В 1057 г. Милан, тогда первый город в Ломбардии, был в открытой революции против архиепископа.^[132]Превратности борьбы за инвеституру естественно распространили смуту и дали ей поворот все более благоприятный для восставших, пропорционально тому, как дело папы шло лучше дела императора. Здесь были учреждены, с согласия епископов или вопреки им, магистраты с титулом консулов, и им поручено было управление городом.^[133] Впервые упоминаются эти консулы в Лукке в 1080 г., но вероятно не впервые они там явились. Здесь в 1068 г. упоминается коммунальный суд, характерная черта города, который должен был существовать в то же самое время во многих других местах.^[134] Консулы Милана не упоминались раньше 1107 г., но они, конечно, существовали гораздо раньше, чем эта дата. Со времени этой даты они показывают характерные особенности коммунальных магистратов. Они выходили из разных классов, из capitanei, из valvassores, из cives и представляли городскую общину (comrnunio civitatis).

Самая типичная черта этой магистратуры была в ее срочном характере, что было в резком контрасте с пожизненными обязанностями, которые тогда знал феодальный режим. Эта срочность обязанностей была следствием их избирательного происхождения. Взявши в свои руки власть, городское население доверило ее делегатам, выбранным этим населением. Таким образом, был утвержден принцип контроля в тоже время, как и принцип выборности. Муниципальная демократия со времени первых попыток ее организации создала орудия, необходимые, чтобы ее власть могла функционировать, и твердо встала на тот путь, по которому следовала с тех пор.

С Италии консулат распространился на города Прованса, очевидное доказательство его полного приспособления к нуждам среднего класса. Марсель имел консулов с начала XII в. или, по крайней мере, с 1128 года.^[135] Мы находим их в Арле и в Ниме, пока мало-помалу они не распространились в южной Франции; вместе с торговлей распространялись и политические перемены, которые эта торговля вела за собой на буксире. Почти около того же времени, как и в Италии, муниципальные учреждения выросли во Фландрии и на севере Франции.

Здесь нет ничего удивительного в том, что эта страна, похожая на Ломбардию, стала ареной оживленной деятельности. К счастью, источники информации здесь более обильны и более ценны. Они делают возможным проследить точной ход событий.

Это не епископские города, которые здесь стоят на первом месте. Рядом с ними должны быть отмечены другие центры деятельности; внутри их стен создались эти коммуны, природу которых очень важно понять. Самая древняя коммуна и, к счастью, лучше всего известная, коммуна Камбре. В течение XI в. успехи этого города были очень значительны. У подножия основного города вырос торговый пригород, который в 1070 году был окружен стеной. Население этого пригорода выносило с недостаточным терпением власть епископа и его кастеллана. Оно готовилось тайно к революции, когда в 1077 году епископ Герард Второй должен был отлучиться, чтобы получить в Германии инвеституру из рук императора. Он едва отправился в путь, как под управлением самых богатых купцов города, население восстало, овладело воротами и объявило коммуну. Беднота, ремесленники и ткачи в особенности еще более страстно кинулись в борьбу, когда реформатор священник, называемый Рамирд, объявил им, что епископ симонист и заразил их сердца мистицизмом, который в то же самое время охватил и ломбардских. Как и в Италии, религиозный пыл придал силу их политическим требованиям, и коммуне присягнули среди всеобщего энтузиазма.^[136]

Коммуна Камбре была самой старой из всех, какие известны на севере от Альп. Кажется она была, с одной стороны, боевой организацией, а с другой — средством общественного опасения. Действительно, было необходимо предупредить возвращение епископа и приготовиться для борьбы с ним. Нужда в единодушных действиях была настоятельная. Клятва была взята ото всех, установлена необходимая солидарность; это была ассоциация, основанная на клятве граждан накануне битвы, что составляло характерную черту этой первой коммуны. Ее успехи были однако эфемерны. Епископ, получив известие о событиях, вернулся назад и имел успех в восстановлении своей власти на это время. Но опыт жителей Камбре не замедлил вызвать подражание. Следующие годы были отмечены учреждением коммуны в большинстве городов северной Франции, в С. Кентене около 1080 г., в Бове около 1099 г., в Нуайоне в 1108 г., 1109 г., в Лане в 1115 году, В продолжение начального периода существования коммун, средний класс и епископы жили в состоянии постоянной вражды и, так сказать, готовы были открыть всегда войну. Только сила могла решить спор между такими противниками, одинаково убежденными в своих правах. Иве Шартрский убеждал епископов не уступать и считать пустыми обещания, которые, под угрозой насилия, они часто давали бюргерам.^[137] Гиберт Ножанский, с своей стороны, говорит с смешанным чувством презрения и страхом об этих чумных коммунах, которые сервы создали против своих господ, чтобы ускользнуть от власти и покончить с совершенно законными правами.^[138]