Сейчас, как и каждый раз, оказываясь на этой станции, Жека улыбнулся, вспомнив эту историю. Подумал, что «подмигивавший» поэт и в самом деле был похож на какого-то затаившегося в углу вампира, спрятавшего клыки за сжатыми бледными губами.

Город встретил его дождем – несильным, но неприятным. Мокрая, будто ее облизали, толпа на Невском. Где там сейчас его «опель»? Мокнет брошенным у стройки на Пулковском?

Накинув на голову капюшон, Жека зашагал по Марата – улице, средневековой не по архитектуре, а по принципу, когда сапожники, мясники и бондари цехами селились в одном месте. Марата была улицей туристических и страховых фирм, кормившихся с шенгенских виз, получаемых в Визовом центре Финляндии, и предоставлявших, помимо прочего, такой специфический вид услуги как «откатка визы».

Автобус, набитый пассажирами, переезжает через границу. Гид дает «туристам» четверть часа на то, чтобы перекусить и выпить кофе в ближайшем кафе, сам в это время скидывает контрабандные сигареты. Потом всем автобусом заезжают в магазин–склад за сомнительного качества товарами и под усмешки финских пограничников покидают Еврозону с вожделенными штампами в паспорте. И все – можно на две недели лететь загорать в Испанию.

«Олдбой» – место, где они с Настей поужинали в первый раз. Яркая вывеска заведения стреляла в глаза из влажной темноты, обещая тепло, вкусную горячую еду и выпивку. А, ну да – и еще джаз, о котором Жека как-то подзабыл. Он сдал свою куртку одобрительно в такт музыке покачивающему головой молодому гардеробщику и улыбнулся к встречающему его у входа в обеденный зал хостес.

Настя сидела за дальним столиком, спиной к залу. И когда она повернула голову к подошедшему Жеке, он понял причину этого. По правой скуле девушки расплылся свежий синяк. Она даже не стала утруждать себя, замазывая его, а просто надела армейский, с V-образным вырезом и кожаными накладками на плечах, свитер, с которым синяк смотрелся почти уместно.

– Привет, – сказал Жека. – Смотрю, тебя нельзя оставлять одну. В каком кровавом спорте ты добывала медаль?..

Он хотел еще что-то добавить, но осекся, почувствовав исходящие от Насти волны плохого настроения. Однако поздоровалась она приветливо.

– Присаживайся. Я пришла чуть пораньше и не стала тебя ждать, заказала нам обоим тигровые креветки в сливочном соусе с овощами – гриль… Ничего, что я сюда тебя затащила? Надо было забрать у них «первичку» для обработки.

– Подойдет, – сказал Жека про креветки и, усаживаясь, поймал ее руку в свою. – Что у тебя стряслось?

– Да все в порядке, – ответила Настя, плеснула из стоявшей на столе бутылки с водой без газа в стакан и сделала пару глотков.

– Точно? – не поверил Жека. – А это у тебя откуда? – он взглядом указал на синяк.

Несколько секунд Настя не отвечала, смотрела мимо него. Что-то в ее лице заставило Жеку испугаться того, что она сейчас закричит – громко, разбивая спокойную атмосферу «Олдбоя» с тихими разговорами посетителей, по-домашнему звякающей посудой и проверенным временем джазом. Рукой он чувствовал, как дрожит у нее какая-то жилка на запястье, потом Настя произнесла:

– Знаешь, у меня отец умер… И, кажется, я виновата в этом…

– Ты? Как это?

– Если бы не начала его шантажировать…

Поданные креветки в сливочном соусе остывали на тарелках, превращались в айсберги, пока Настя рассказывала обо всем Жеке. Тот слушал, держа ее холодную как рыба ладонь в руках.

– Странно, – сказала Настя. – Вроде бы я его не любила… А сейчас, когда уже ничего не исправить, жалею, что так у нас с ним получилось. Будто я его предала.

Жека молчал, не зная, что сказать.

– А я думаю, может, от того, что я головой шарахнулась, у меня там, – девушка постучала пальцем себя по голове, – что-то произошло. Сосуд какой-нибудь лопнул. Прямо как полюса магнитные поменялись. Плакать хочется.

– Ну, – осторожно сказал Жека, – поплачь…

– Здесь? – Настя вздохнула и спросила. – А у вас с Марком как дела?

Жека помолчал, решая, с чего начать. Подумал, что лучше всего это сделать с конца.

– Твои деньги. Они у меня, – произнес он. – Полтора миллиона в трех пачках.

Кажется, тигровым креветкам было суждено протухнуть или что-то вроде того прежде, чем их съедят.

Жека вернулся из туалета. Официант отходил от их столика, забрав с собой тарелки с креветками и оставив вместо них два стакана, в которых плескалась золотистая жидкость.

– Что он сказал? – поинтересовался Жека, усаживаясь.

– Официант? Ничего, но выглядел разочарованным. Я сказала, что это не вина повара, что мы не ели. Просто тебе вдруг стало жалко креветок, – Настя пожала плечами. – Я взяла нам выпить, пока сварят спагетти.

– Да, хоть выпьем, – засмеялся Жека. – Ты сразу по двойной порции взяла? Что это?

– «Малиновка». «Red Breast». Двенадцатилетний ирландец.

– Ого! – Жека принюхался к содержимому стакана. – Никогда не пил. Наверное, недешевый, да? И что я должен почувствовать?

– Официант что-то говорил про сухофрукты и черную смородину. Точно знаю, что ты не должен почувствовать разочарование.

Они пригубили виски.

– Ум-м-м, ну да, сухофрукты. Только немного соленый, как островной скотч. А так – вполне достойно, согласна?

– Да, хороший.

Смакуя, Жека отпил еще. Нет, точно. Солоноватость здесь явно была лишней. Как будто, вообще, от какого-то другого напитка.

Раздался приглушенный хлопок.

Жека вздрогнул, оглядел зал. Через два столика от них сидела немолодая пара. Она – в вечернем платье и с колье на открытой шее, он – с сединой и властным лицом. Официант аккуратно наполнял их бокалы из только что открытой бутылки шампанского. Мужчина что-то сказал, его спутница засмеялась. Колье на ее шее заиграло, засверкало так, что Жека с трудом оторвал от него взгляд.

– А?.. Извини, ты что-то сказала? – посмотрел он на Настю.

– Я на минутку выскочу на улицу. Надо позвонить сестре отца, а тут музыка громкая. Не хочу, чтобы тетка подумала, что я развлекаюсь, когда должна быть в трауре.

– Можно с тобой? Я не буду мешать, – пообещал Жека.

– Если управляющий не подумает, что мы собрались сбежать, не заплатив, – засмеялась Настя.

– Ты же тут работаешь. Документы там, и все дела…

– Точно, а я про них и забыла. Надо забрать. Напомни мне, пожалуйста, когда принесут счет.

Джаз, действительно, играл как будто громче, чем когда Жека появился в «Олдбое». Или ему кажется из-за того, что «Gare De Nord» сменились бодрыми норвежцами «Jaga Jazzist»? Кивнув администратору, они вышли на улицу, устроились под козырьком. Подставив разогретое лицо прохладному уличному воздуху, Жека смотрел на проезжающие мимо автомобили с яркими–яркими – так, что и смотреть неприятно – огнями фар. После того, как Настя закончила короткий телефонный разговор, Жека повернулся к ней.

– Хотел сказать. Мне кажется, я люблю тебя, – произнес он, взяв девушку за обе руки.

Он почти не видел ее лица, один только силуэт. Приблизился к ней – чтобы рассмотреть глаза и поцеловать в губы. Немного кружилась голова – как будто от волнения. Настя стояла, ожидая его поцелуя. А глаза у нее были такие, словно в них попали льдинки. Такие же, как в тот вечер, на Дне рождения, где они познакомились. Глаза Снежной Королевы. Когда до ее губ осталось несколько сантиметров, Настя вдруг тихо прошептала:

– Ты же меня совсем не знаешь.

– А какое отношение это имеет к любви? – пожал плечами Жека.

Она помолчала. Жека стоял, замерев. Что-то в ее позе говорило о том, что, если он попробует ее сейчас поцеловать, она попытается уклониться от поцелуя. Что не так?

– Запуталась я, Жека, – сказала Настя.

– То есть? – не понял он.

– Как наушники в кармане…

Лицо девушки вдруг поплыло в переставшем фокусироваться Жекином взгляде. Голова у него закружилась так, будто он последний час вращался на каруселях. Что такое? Настины руки выскользнули из его, и он, пошатнувшись, ухватился за шершавую стену здания.