Что-то большое и темное возникло справа от машины.

Настя не успела ничего понять, не успела испугаться, когда вдребезги разлетелось стекло с ее стороны. Осколки полетели в салон, усыпав острыми стразами ее волосы. Широко открыв глаза, Настя почувствовала, как по щеке потекло что-то горячее.

– Деньги! – рявкнул ей в ухо голос. – Деньги сюда, быстро!

Сзади громко закричал ребенок. Мальчик.

Рука с темными каемками ногтей стремительно ворвалась в салон через разбитое стекло, схватила девушку за ворот тренчкота, дернула на себя. Настя повернулась лицом к опасности и больно ударилась обо что-то твердое. Гораздо более твердое, чем ее скулы. Она всхрипнула. Перед глазами полетели мушки. Страшный рукав из черного местами потрескавшегося кожзаменителя нырнул вниз, к почти свалившемуся под ноги девушки свертку. На секунду, пока изображение не расплылось у нее в глазах, Настя увидела в проеме окна голову грабителя.

На нее была надета, в катышках и с прорезями для глаз, балаклава.

Странно, но он не испытывает никаких чувств. Вообще, никаких. Как будто бы это все происходит не с ним, а с персонажами какого-то тысячу раз смотренного фильма.

Жекина память как карты из колоды выкидывает похожие эпизоды. Один из героев первого «Бумера», у которого отверткой пробит бок. Окровавленный Тим Рот в «Reservoir Dogs», заходящийся в истерике на заднем сиденье тачки, которую ведет решительный и суровый Харви Кейтель. Но вместо Тима Рота, залитого кетчупом – то теряющий сознание, то вновь приходящий в себя на короткие мгновения Марк, чья куртка с правой стороны насквозь пропитана кровью. Настоящей кровью. Сочащаяся из раны красная жидкость заливает кожаное сиденье, липнет к рукам Жеки, держащего голову Марка на своих коленях. От свежепролитой крови – запах бойни, острый, металлический и настолько плотный в замкнутом пространстве, что он оседает на языке знакомым с детства вкусом гематогена. Жека приоткрывает окно. Наполненный выхлопными газами уличный воздух врывается в салон, глушит одуряющую до головокружения и озноба по коже вонь. Гази (он сейчас за рулем как Харви Кейтель) кидает взгляд назад и вновь сосредотачивается на дороге.

Пробки, растворившиеся к середине дня, дают возможность ему разогнаться. Стрелка спидометра показывает 130 километров в час. Они проскакивают несколько светофоров на зеленый свет, пока впереди не зажигается красный сигнал. Чеченец давит «в тиски». Рядом, на соседней полосе, останавливается белая «мазда», за рулем которой с независимым видом сидит чел в расстегнутом пиджаке. Средний класс. Чел разговаривает по смартфону и одновременно скользит глазами по «тойоте», в которой везут раненого. Жека радуется, что задние окна «приуса» затонированы, и чел на «мазде» не сможет разглядеть Марка, который вдруг хватает Жеку, пачкая его футболку. Кровавый отпечаток ладони экс-копа посреди принта «Developer NYC» у Жеки в то же мгновение ассоциируется с натруженными руками низкооплачиваемых азиатских швей, пошивших эту тишотку где-то в Джакарте или в Маниле. Марк пытается что-то сказать, но отключается. Приложенный к ране бумажный ком из найденной в бардачке упаковки одноразовых носовых платков насквозь промок и выглядит окровавленным колобком. Заменить его нечем.

Поток транспорта с Лиговского иссякает, загорается зеленый, и «приус» срывается с места. Прилепленный присоской к стеклу плюшевый, почему-то розовый, кот вздрагивает, зависает на миг в свободном падении, а потом начинает лихорадочно болтаться у зеркала заднего вида. Эта игрушка вкупе с парой глянцевых журналов под стеклом сзади дает понять, что на «приусе», до того, как Марк залил его салон своей кровью, ездила женщина. Почему за его рулем сейчас Гази? Жека хочет верить, что «тойоту» кавказец одолжил у своей жены или подруги, но интуиция подсказывает ему, что машина находится в угоне. И если их остановит инспектор, которых хватает по всему Московскому – дополнительных проблем не избежать. Страшно подумать о том, как будет решать эти проблемы Гази.

Они летят как на пожар. Шум гонки через приоткрытое окно приглушает звучащую в салоне музыку. Гази крутит ручку громкости вправо. Внуки «Kraftwerk», модные английские электронщики «Hot Chip», чей летний улыбчивый инди-поп делает все происходящее сюрреалистичным и, кажется, добавляет какого-то кромешного счастья вдребезги перекрытому амфетаминами чеченскому ассасину. Пущенный по кругу диск, наверняка доставшийся кавказцу вместе с «тойотой» и розовым котом, уже играл из колонок, когда они вдвоем под руки вытащили раненого Марка из недостроенной «точки».

– Его нужно забрать! – говорит Жека там, в пустой квартире на шестом этаже с двумя неподвижными телами Стальных Симпатий и стреляными гильзами на грязном солнечном полу. – Без него не поеду! Вот как хочешь! – придумывает на ходу. – Он мой друг. Я не оставлю его копам! Просто не могу!

Говорит – и сам пугается. Что помешает профессиональному убийце выстрелить Марку в голову, закрыв тем самым его вопрос? Но оказывается, что слово «дружба» для Гази не пустой звук. Он моргает раз – другой блестящими глазами и произносит:

– Тогда поторапливайся! Подкинем его к больничке! Знаешь, где ближайшая?

– В больницу не надо, – отвечает Жека. – Есть другое место.

– Пошли!

Они подхватывают тяжело дышащего экс-копа с боков, приподнимают и ставят на ноги. Делать это тяжело и неудобно. Кровотечение у Марка усиливается. Потом, до кучи, он опорожняет свой мочевой пузырь. Моча стекает по ноге на пол, а он смотрит стеклянными глазами перед собой и ничего не видит. Жека думает, что надо бы перевязать ему рану, но времени на это нет. Они выволакивают Марка на лестничную площадку. Жека видит на ступенях лежащего ничком Эргаша, из-под которого расплывается темно-красная лужа, и отворачивается. Пора привыкать – третий труп за сегодняшнее утро. И хорошо, если не будет четвертого.

Хотя главное тут – самому не стать покойником.

Спускать раненого по лестнице даже сложнее, чем поднимать его на ноги, но они с Гази делают это. Оказавшись на улице, кавказец оборачивается к Жеке:

– Держи его!

Сам он направляется к столпившимся в метрах десяти от них узбекам. По дороге прячет пистолет за пояс, из кармана вынимает деньги – смятые купюры, часть которых он отдает, перекинувшись парой слов со старшим из строителей. Старший кивает Гази, оборачивается к своим и произносит несколько фраз. От толпы отделяются шестеро азиатов. Они подбегают к Жеке, сноровисто, будто каждый день это делают, хватают Марка, вшестером приподнимают его и как носильщики гроб на плечах несут к выходу со стройки. Двигаются бегом, так что Жека и Гази едва поспевают за ними. Правой ногой Жека попадает в грязь, через несколько шагов – левой. Он чертыхается про себя, но не останавливается. Вот и ворота с калиткой. «А охранник?» – возникает у Жеки мысль за секунду до того, как через мутное стекло он видит в будке окровавленное заплывшее лицо избитого «китобоя». Тот отворачивается. Кто над ним поработал – Стальные Симпатии или Гази – так и остается невыясненным для Жеки. Он только представляет, как будет описывать копам его внешность «китобой». Ладно, наплевать. Приводов и особых примет у него нет. Сразу за забором, ограждающем площадку, притаилась целая стая иномарок. Жекин «опель», «бэха» Марка, фиолетовый «приус» и черный «ягуар». Номерные знаки на «астре» по-прежнему финские. Жека открывает багажник, достает настоящие из-под запаски и берет с собой. А по перебитым номерам двигателя и кузова на него не выйти. Может быть, все еще и обойдется.

– Сюда затаскивайте его! – командует Гази азиатам, открывая заднюю дверь «приуса».

Жека мельком удивляется играющим в машине «Hot Chip», но думает о другом. Зачем он, Жека, нужен чеченцу? Спросить сейчас или потом?

– Э! Тряпк надо постелить! – произносит один из узбеков. – Запачкает все!