– А кто тебе сказал, что у тебя работало серьезное ворье. Может быть, наркоши?

– Ты дверь мою помнишь? Хрена какой наркот откроет без ключей. И – фотоаппарат оставил, а память вынул?.. Клееный. Наверняка.

– Ну, допустим… И что ты от меня хочешь?

– Адрес мне его можешь раздобыть? Навещу его.

– Прямо сейчас?

– А чего тянуть?

– Может, подождешь? Я тут разгребу немного, вместе поедем.

– Да не надо, сам справлюсь.

– Ладно, позвоню в отдел. Наберу тебя позже. Жди… Ты где хоть сейчас?

– Дома.

– Угу. Жди, – повторил Миха и отключился.

Часть города, которую Марк не узнавал – или она его.

Он бросил «бэху» на Ткачей и пошел по неосвещенной улице, глядя на номера домов. Свернул направо. За спиной громыхали трамваи, катящиеся вдоль Невы. Начались «коттеджи» – так тут называли двухэтажные дома, построенные сразу после войны пленными немцами и финнами. Маленькие дворы, густо заросшие кустами и деревьями, летом создававшими иллюзию пригорода в бывшем фабричном районе. Грамотно сделанные – так, что даже в темноте их можно было прочитать при свете уличных фонарей и окон – лозунги на стенах домов: «Капитал сосет у рабочего класса!», «Пролетарий! Берись за оружие!» и «Революция – локомотив истории». Аритмичная кардиограмма старых рабочих кварталов, где, казалось, даже время остановилось.

Где-то в одном из здешних «коттеджей» жил Клёнов, специализирующийся на квартирных кражах вор по кличке Клееный. Сообщение от Кострова с адресом уголовника пришло к Марку, когда он, неспособный в приходе от «первого» сидеть на одном месте и ждать, выбирался со своего района. Прочитав адрес на экране телефона, Марк развернулся на ближайшем светофоре и надавил на педаль газа.

Клееному было за пятьдесят. Виртуоз своего дела, в одиночку взламывающий любые замки, имел свой почерк. Однажды, еще в советское время, он впервые унес из ограбленной квартиры семейный фотоальбом. Когда наступил век цифровых технологий, стал забирать ноутбуки, фотоаппараты или просто вынимать из них носители. Случилось, что его вычислили и при обыске обнаружили компьютер, жесткий диск которого был забит гигабайтами фотоснимков с изображениями десятков разных людей. Вопрос «Для чего тебе, придурок, чужие фотографии?» вор оставил без ответа и отправился на зону. Позже, через каналы, подпитываемые стукачами, выяснилось, что на зоне Клееный один раз разоткровенничался и в разговоре назвал себя художником. Рассказал, что он делает «полотно». Какой-то коллаж, состоящий из снимков незнакомых ему и друг с другом людей, несущий в себе смутный смысл и призванный восхитить прогрессивное человечество. Для этого, дескать, он и брал фотографии с места преступления.

– А мы-то думали, что он порнушку домашнюю собирает, – узнав о таких делах, пожали плечами опера в отделе, покрутили пальцами у виска и разошлись по делам.

Так что профи, вскрывший серьезную дверь и забравший из квартиры ноутбук и карту памяти из цифрового «Lumix’a», дал Новопашину вполне отчетливый вектор поиска. Теперь главное – застать Клееного у себя.

Марк посмотрел на неровные цифры, крупно нарисованные краской на стене дома. Кажется, здесь.

Над дверью единственного подъезда горела лампа, в свете которой был виден неновый домофон, заводской код, скорее всего, давно снят. Два этажа, шесть или восемь квартир. Все друг друга знают и чужаку в восемь вечера вряд ли откроют. Может, сказать, что он коп? Но нужно было пробовать. Марк приблизился и услышал за дверью торопливые шаги спускающегося человека. Ладно, хотя бы не придется неизвестно сколько времени торчать под домом.

Дверь открылась, Марк пропустил выходящего – невысокого мужика в возрасте в надвинутой на лоб черной бейсболке с надписью «FBI» – и, придерживая дверь рукой, шагнул в подъезд.

Шестая квартира – это второй этаж. Поднимаясь по крашеной деревянной лестнице, где стоял запах жареной картошки, Марк почему-то подумал о мужике в бейсболке. Быстрый взгляд настороженного зверя из-под козырька, небольшой ретро-чемодан в руке. Новопашин развернулся, бегом бросился вниз, выскочил на улицу. Увидел, как свернул за здание соседнего «коттеджа» удаляющийся мужской силуэт.

Стараясь шуметь как можно меньше, Марк побежал за мужиком.

Вон он, идет в сторону проспекта Обуховской Обороны. Действительно – чемодан в руке.

Уже почти догнав, Марк крикнул:

– Клееный, стой!

Глупо. Но мужик притормозил, развернулся, и Марк чуть не врезался в него на бегу.

– Клееный?

Мужик поднял бейсболку, открывая лицо. Вгляделся в Марка.

– Клёнов Юрий Арнольдович, гражданин начальник.

Его лицо было похоже на антикварную мебель – породистое, с легендой, благородно состарившееся. Но улыбка после «гражданина начальника», щелью расколовшая физиономию надвое, была блатной и открывала вид на плохие зубы.

– Куда-то собрался? – спросил Марк, кивнув на чемодан.

– В Кострому, тетку проведать, болеет. Чего-то завозился дома, то да сё, уже на поезд опаздываю, начальник.

– Билет покажи, – хмуро попросил Новопашин.

– Да что билет… – опять по-блатному заулыбался Клееный, но Марк не дал ему договорить.

Протянув руку, схватил Клееного за воротник куртки, другой нанес два быстрых удара под ребра, потом – еще два в солнечное сплетение.

– Ох-хо! – выдохнул Клееный.

Он попытался согнуться, но Марк, удерживая, тряхнул его за ворот.

– Ты что беспределишь, начальник? – просипел Клееный. – Всю батарею мне пересчитал. Вообще, вы в конец оборзели, фараоны…

– Квартира на Благодатной! – перебив его, негромко произнес Марк. – Вчера или в пятницу – заходил в нее?

– Да ты что, начальник! Отремонтируй бестолковку свою! Я уже отошел от дел!

– Взяли ноутбук и вынули карту памяти из фотоаппарата. Не ты?

– Слушай, отпусти воротник… Как только бакланы у кого-нибудь помылят камеру, вы сразу ко мне бежите. Несерьезно это как-то, гражданин начальник. Несерьезно и нечестно.

Не отпуская Клееного, Марк запрокинул голову назад, посмотрел на темное небо. Перевел взгляд на светящий холодным светом фонарь у угла дома. Сделал вдох, другой. Вновь начинающийся дождь закапал Новопашину на лицо. То, что происходило у него внутри – это не наркотики, вернее – не только наркотики. Марк почувствовал, как в него струей кипятка вливается ярость. Неожиданно для самого себя, схватив Клееного уже двумя руками, затряс его, как щенок теребит игрушку. Клееный даже не пытался вырваться или оттолкнуть его, с хриплым звуком болтая головой как поломанная кукла. Бейсболка слетела и укатилась куда-то в сторону. Шедшие по улице со стороны метро две девушки испуганно затормозили в метрах пяти от них.

– Мужчины! – громко произнесла одна из них – та, что посмелее. – Прекратите!

Марк подумал о том, как это все выглядит со стороны – здоровый молодой парень (кто увидит, что в душе он превратился в какого-то поломанного старика) прессует пожилого. Он отпустил Клееного. Тот, давясь кашлем, проговорил:

– Начальник, давай отойдем в сторону. Что мы людей тут пугаем? – и первым сделал шаг к арке двора.

Новопашин ощутил, как ткань куртки Клееного выскальзывает из его рук.

– Проходите, милые, не бойтесь, – почти ласково сказал вор девушкам.

Те, поглядывая на них, бочком–бочком прошли мимо, раз или два оглянулись. Марк и Клееный, стоя у арки, смотрели им вслед. Когда они пропали из виду, отдышавшийся вор сплюнул на землю. Марк переступил ногами, за что-то зацепился, взглянул. Завернувшийся неполной спиралью кусок узкого тонкого металла – чуть больше полуметра.

– Я смотрю, начальник, ты под монументальными хмарами… – произнес вор. – Не буду с тобой спорить, пока у тебя колпак совсем не потек от «ореха»… Признаю вину, раскаиваюсь в содеянном – это я залепил ту хавиру на Благодатной. Взял, ты сам знаешь, компьютер и память из фотоаппарата… Компьютера у меня нет, карту памяти могу вернуть терпиле. Так что так вот.