«Опель» они бросили на парковке строительного гипермаркета в километре отсюда. Пешком, через воинское захоронение, поднялись в гору по тропинке, петлявшей между деревьями и бывшими окопами времен обороны Ленинграда. На просторном, но ветреном месте разожгли угли в сборном мангале, за которым пришлось заехать к Жеке на Ленинский. Настя всю дорогу потом посмеивалась над беспорядком, увиденным в Жекиной квартире.
– Я, конечно, понимаю, что ты – мужчина, живущий один. Я и сама в этом деле не без греха – некогда за порядком следить. Но зубная щетка в чашке с остатками чая в комнате на подоконнике и книжка в обувнице – это перебор. И, главное, что за книжка! Николай Носов, «Незнайка на Луне»!
– А чего? Классическая антиутопия! Джордж Оруэлл отдыхает, – в шутку оправдывался Жека. – А по поводу бардака – некогда убирать. Паутину, вообще, специально на лето оставил, чтобы комары в нее попадали. Фумигатор покупать не нужно. И экологично опять же.
Он выкинул из головы те тяжелые мысли, возникшие у него после встречи с Аббасом, и занимался шашлыком. Пока подготавливал мясо и нанизывал его на блестящие как инструменты хирурга шампура, у Насти зазвонил телефон. Она посмотрела, кто звонит, отошла шагов на десять, но порывы ветра доносили до Жеки обрывки ее агрессивных фраз:
– Да?.. Если ничего срочного… Высотах – смотрим на город и самолеты, жарим мясо… Нет, не на… Тебя видеть… Я вешаю трубку…
– Кто это? – спросил Жека, когда Настя вернулась к мангалу.
– Отец, – ответила девушка.
– Ты с ним не ладишь?
Настя пожала плечами, призналась:
– Не очень… Не хочу об этом говорить, ладно?
– Ладно, тогда давай выпьем.
– Ты все еще с финскими номерами?
– Конечно.
Жека достал из прихваченного из дома рюкзака «Jan Sport» початую бутылку двенадцатилетнего «джеймсона», плеснул на пару пальцев в прозрачные пластиковые стаканы. Сладкий вкус, ореховое послевкусие – будто бы виски разбавили шампунем.
– Приятный, – прокомментировала Настя.
– В самый раз для девочек, – кивнул Жека. – А мне сладковато.
Они пожарили мясо, съели его, капая на сочные, покрытые сверху корочкой куски соусом «табаско», запивали виски и томатным соком, заедали зеленью и черным хлебом. Налили еще, сели на сухую пожелтевшую траву – Настя впереди, Жека сзади, обхватив ее за плечи, так было теплее. Маленькими глотками приговаривали «джеймсон», смотрели на город, пару раз поцеловались.
– Я смотрел прогноз, на следующей неделе похолодает почти до нуля, – заметил Жека, подливая себе.
– Лето красное пропели, – кивнула Настя. – У меня мечта идиота – перезимовать в Европе. Пусть даже не на югах, но чтобы не было каши под ногами и морозов за двадцать, – она поежилась. – Жить в большом городе, не работать, читать книжки, слушать Тома Йорка, Monokle и «Optimistica Orchestra», вкусно есть, выпивать и шляться по концертам и клубам…
– Поехали, – предложил Жека, лихорадочно прикидывая, сколько и у кого он сможет занять.
– Да уж…
Чтобы отвлечь девушку, Жека стал рассказывать про Пулковское дело, когда в 30-х половину астрономов пересажали, объявив их шпионами иностранных разведок и вредителями. Произошло все из-за солнечного затмения, которое в 1936 году можно было наблюдать только на территории СССР. Пулковские астрономы охотно принимали иностранных коллег, даже не подозревая, насколько плачевно закончится все для большинства из них.
– Вот времена были, – покачала головой Настя.
– Думаешь, сейчас сильно лучше?
– Не знаю, – честно ответила девушка. – Думаю, для кого как.
Сзади раздались шаги, и Жека обернулся. На открытое пространство из рощи, через которую была протоптана тропинка к Обсерватории, выбрались двое. Один был в костюме (это вечером-то в субботу, подумал Жека), лет тридцати пяти или около того. Выходя из рощи, он держался впереди. На открытом пространстве немного отступил, пропуская вперед второго.Тому было чуть за пятьдесят, курчавый и почти черноволосый, с мертвой бледности кожей, сильно навеселе.
– Антон? Филипп Юрьевич? – увидела их и резко поднялась на ноги Настя.
– Привет, Настя, – сказал Антон из-за спины Филиппа Юрьевича.
– Долго искали? – поинтересовалась девушка.
– Не очень, – ответил Антон. – Ты же сама сказала, что ты на Пулковских высотах. Проехались по поселку, пригляделись, поспрашивали местных.
– Зачем вы, вообще, приехали?
– Это у Филиппа Юрьевича спроси.
Филипп Юрьевич все это время молча и с неподвижной улыбкой смотрел на Настю. Улыбка эта не понравилась Жеке настолько, что он весь подобрался и приготовился, если что, выдать хук правой, от которого бы обосрался сам Мохаммед Али. Но это на крайний случай, и Жека решил сделать попытку. Он подобрал с травы бутылку «джеймсона» и, плавным движением приподняв ее в руке, спросил:
– Выпить никто не хочет?
– Антону нельзя, он за рулем, – ответила ему Настя. – Это водитель моего отца. А Филиппу Юрьевичу, наверное, хватит… Да он и не пьет с такими как ты.
– Кто он? – спросил Филипп Юрьевич.
– Это мой друг, – сказала Настя. – А ты зачем приехал?
Филипп Юрьевич что-то ответил, но его слова заглушил заходящий на посадку самолет авиакомпании «Norwegian». Принадлежность к скандинавскому лоукостеру выдавали окрашенный в красный цвет нос «боинга» и портрет угрюмого мужчины в зимнем капюшоне на хвосте. Медленно, словно собираясь с последними силами перед приземлением, самолет пролетел почти над их головами.
– Я не расслышала, что ты сказал, – произнесла Настя, обращаясь к отцу.
– Я говорю, что у нас с тобой отношения не очень. Может, пришло время наладить их?
– Что, именно сегодня что-то заклинило у тебя в голове? И ты за этим меня здесь нашел?
– За этим? – повторил Филипп Юрьевич и полез в карман своей расстегнутой куртки классического покроя.
Чуть пошатнувшись, он шагнул к Насте. От него пахнуло водкой.
– Возьми, – сказал он дочери, протягивая к ней свою руку.
– Что это? – спросила та, принимая из его руки несколько разноцветных бумажек. – Деньги?
– Считай, что это твоя премия, – ответил Филипп Юрьевич. – За наше вчерашнее дело. Две с половиной тысячи евро.
Помолчав пару мгновений, Настя спросила:
– Сто тысяч за банковскую операцию? Даже если я была несогласна, что это за детский сад? – Она иронично посмотрела на отца. – Я за это получаю оклад. Если ОБЭП будет проверять и шить уклонение от налогов, то фигурантом все равно пойдешь ты, – Настя махнула рукой. – Да с твоими связями никто к тебе и близко не подойдет. Так что, спасибо, конечно, но премия – это лишнее. Или это добрый по пьяной лавочке папа хочет подкупить гордую дочь?
На лице отца отпечаталось невыразимое страдание. Он отступил на шаг.
– Забери деньги, – попросила его Настя. – Я бы их взяла, когда тебя о них просила, а сейчас мне они не нужны.
– Мне тоже. Они твои. Хочешь – отдай на благотворительность.
Настя, которая до этого выглядела спокойной, словно такие сцены происходили не раз, вдруг разозлилась. Ее ноздри задрожали, губы искривила язвительная усмешка. Глаза сверкали как искры от костра.
– Пафос у нас как в Шекспире. И ничего не делаем. Мои деньги? – Настя сделала шаг в сторону, к еще дымящемуся мангалу и кинула разноцветные бумажки, которые держала в руке, на угли. – Иногда веселее импровизировать.
Разлетевшиеся по мангалу стоевровые купюры легли вниз, их накрыло тремя сиреневыми банкнотами достоинством в пятьсот евро каждая.
Филипп Юрьевич сделал еще шаг назад, наткнувшись спиной на водителя.
– Колоритная девушка, – пробормотал Антон, поддерживая босса за локоть.
Жека смотрел, как сильней задымились тлеющие угли, по углам мангала начавшие уже покрываться белым пеплом. Дунул ветер, и одна из купюр отлетела в сторону. Вдруг появилось маленькое синее пламя, зацепилось за головешку и через секунду лизнуло крайние сто евро. Огонь побежал по краю зеленой бумажки, она почернела посередине и вспыхнула. Пламя перекинулось на остальные деньги. Длинный язычок огня лизнул сиреневую банкноту, огонь прицепился и охватил сразу несколько бумажек. Антон и Жека стояли как вкопанные и смотрели, как сгорают изображения вантового моста на пятисотевровых купюрах и моста в стиле барокко – на стоевровых. Жеке неожиданно захотелось подойти к мангалу и опустить руки к пламени, чтобы прогнать охвативший его озноб. Отец Насти обратился в один неподвижный взгляд, который не мог оторваться от девушки. На его лице блуждала счастливая улыбка.
