- Недавно был разговор, - сказала Мана, - о том, чтобы признать выживших из NERV виновниками Удара и ответственными за все последующие трудности, свалившиеся на человечество. В основном об этом говорят американцы, которым восстанавливать свою инфраструктуру оказалось сложнее всего. Недостаток экспорта их наконец достал. Они злы и хотят немного потрясти мечами. ООН даёт возможность им высказать своё недовольство, но все знают, что это ничего не стоит.
Высших чинов NERV и японского правительства отправили за решётку. Несмотря на отмену для них смертной казни, это, кажется, успокоило массы. Но всё равно остается вопрос: как же NERV вообще получило такую силу? Вопрос о том, кто же спонсировал их с самого начала, до того, как Евангелионы были построены и демонстрация их силы гарантировала NERV невероятное экономическое и политическое влияние, так и остался без ответа.
Американцы устроили охоту на ведьм. Кажущийся бездонным источник денег и влияния, помогавший образовать NERV, исчез или спрятался. И они хотят знать, где он, а в случае неудачи наказать эту страну ещё сильнее. Как можете себе представить, отношение народа к правительству и ООН становится всё хуже и хуже. Люди чувствуют, что их использовали и предали, они злы. Это просто не может хорошо закончиться.
- У вас есть для меня вопрос? - спросил Синдзи.
- Да. Мне хотелось бы знать ваше мнение о личной ответственности оставшегося персонала NERV.
Синдзи надолго замолчал. Казалось, что он серьёзно обдумывал её слова.
- Самое сильное наказание за мои ошибки, - наконец сказал он, - это сидеть в одиночестве в этом доме до тех пор, пока армия, или ООН, или кто там сейчас у власти решит убить меня. Вот всё, что я могу делать. Я ничего не могу сказать про всех остальных. Что бы сильные мира сего не говорили, решение об ответственности должно быть оставлено на саму личность. Не все в организации точно знали, чем занимаются их командиры. Там была эпидемия секретности. Я считаю, что все не должны быть наказаны за грехи немногих.
- Вы считаете, что вас следует наказать?
- Да, - машинальный, инстинктивный ответ.
- Почему? - спросила она его.
- Потому что я подвёл всех, - его тон был усталым. Как у ребёнка, в тысячный раз повторяющего строки из школьной пьесы.
- Как?
- Не знаю даже, где и начать.
- Можете попытаться? - спросила Мана.
Синдзи набрал в грудь воздуха, словно смаковал его на вкус. Он выдохнул сквозь сжатые зубы с глухим звуком.
- Мисато-сан однажды сказала мне, что не готова умереть. Она отважно сражалась, потому что перед смертью ей надо было сделать важные вещи. Я так и не знаю, добилась ли она желаемого. Я подвёл её, потому что она погибла, спасая мою жизнь.
Аска... Аска, которую я знал, погибла, пока я сидел и смотрел. Я вопил, я кричал, я умолял, но факт остается фактом: я ничего не сделал. Я подвёл её, потому что был тем Синдзи, которого она всегда ругала. Слабым, жалким, бесхребетным, глупым и трусливым.
Тодзи лишился того нехитрого будущего, что у него было, потому что опять я лишь сидел и наблюдал в немом восхищении как его калечило.
Кенске и Хораки-сан лишились своего друга, потому что я подвёл Тодзи. Его сестре, которую я серьёзно ранил во время своей первой операции, пришлось иметь дело ещё и с инвалидностью брата.
Рицко-сан должна была справляться с грехами моей семьи, совсем как её мать, и она была раздавлена их весом. Она сломалась прямо на моих глазах. А я лишь смотрел.
Все остальные в NERV, все, кто погиб во время нападения, я подвёл их, потому что решил бездействовать. Я был одержим собой и своей болью и ни разу не поднял взгляда на других. Они умерли, защищая мою трусость.
И Аянами... однажды она сказала мне, что у неё не было ничего. Ничего, кроме Евы, которая каким-то образом была меньше, чем ничто. Она сказала мне это, и я не смог придумать ничего, чтобы помочь ей. Я все ещё не могу придумать. Она умерла... она умерла, потому что я позволил ей. Умерла ни за что.
Он отвёл взгляд и уставился на оконную раму.
- И мой отец. Я никогда не мог быть тем, кем он хотел меня видеть. Я подводил его каждый день моей жизни. Всё ещё подвожу. И ничто этого никогда не изменит.
Мана с трудом сглотнула. Такого она совершенно не ожидала. Она было решила нажать на него, шаг за шагом, но она недостаточно знала о личных отношениях, о которых он говорил. И то, как он это произнёс, словно цитировал телефонную книгу или школьный гимн. Словно это было механическое запоминание. Он годы жил наедине с этой тяжелейшей виной, не зная никакого другого мнения. Мана даже не могла представить себе, насколько повреждён был его ум, не говоря уже о самооценке и эго. Внезапно она уже не удивлялась тому, что он пытался покончить с собой.
- Ну, - неловко сказала она, - никто не может сказать, что никогда не подводил кого-то, - Мана выругалась. В утешении людей она была поразительно некомпетентна. - То есть, никто из тех, кого вы упомянули, тоже идеальным не был.
Синдзи уставился на неё. Что она делала? Пыталась принизить его мёртвых родственников и близких друзей? Она пыталась сделать ему ещё хуже?
Она пыталась добиться искренней реакции.
- Никто не идеален, - сказал Синдзи, - но мои ошибки приблизили их к этому.
- Вы на никого из них не злитесь? - спросила она, быстро оправившись. - На использование детей в битвах NERV и правительство смотрели сквозь пальцы. Грехи, которые они совершали, прикрывались пользой для человечества.
- Того требовала ситуация. Власть имеющие не хотели умирать, - он странно посмотрел на неё, словно встретил впервые. - А вы что думаете о них? Об ООН?
- Я думаю, что ООН не следует совать их сраные носы в наши дела.
Он вскинул брови. Он не ожидал столь негативного тона об её начальстве. Он уже видел озлобленность в предыдущих врачах, но она всегда была сдержанной, под контролем. Заперта под замком. Лишённый доступа в окружающий мир, Синдзи научился читать текущие события с людей, которых видел. Их манеры, выбор слов, даже язык тела выдавали всё, что нужно.
Он знал о жёстком разделении народа и управляемого иностранцами правительства. Презирать правящую партию и тех, кто на неё работал, было почти модно. Даже местные жители, работавшие на ООН, были источником бессильного гнева. Это было ожидаемо.
Но Синдзи никогда ранее не встречал того, кто с такой легкостью обвинял правительство. Уж точно не среди тех, с кем общался. Но как быстро его интерес загорелся, так быстро и потух. Он ждал другого вопроса.
- Простите, - сказала Мана, ссутулив плечи от стыда. Она выдохнула и выпрямилась. - Вы верите в Бога?
Синдзи мысленно застонал. От личной ответственности к божественной. Шикарно.
- Не так, как вы имеете в виду, - ответил он.
- Простите?
- В идеал всемогущего человека или существа на небесах, интересующегося нашими каждодневными делами, я поверить не могу.
- Почему?
Синдзи вздохнул, проводя рукой по волосам. Он убрал волосы со лба, но как только убрал руку, они упали на него вновь.
- Вы действительно верите, что Бог - это старик в белой робе, сидящий на троне из облаков, управляющий делами людскими и судящий их? Эта мысль ужасает меня. Потому что люди всё время используют этот образ для того, чтобы спроецировать свою ненависть и предубеждения на божественную сущность, чтобы оправдать свои действия. Сделав их личные убеждения универсальными. Это отвратительно.
Он сделал паузу.
- Что бы там ни было, оно находится за пределами человеческого понимания. Его нельзя понять или выразить человеческим языком. Наибольшее, чего мы можем ожидать - это мимолётные видения, и при этом ещё надеяться на то, что они не уничтожат наши умы. Человеческий разум слаб и встреча лицом к лицу с посмертным бытиём разрушит его. Его нельзя охватить нашими нынешними умственными способностями.
- То есть вы верите в жизнь после смерти? - спросила Мана.
- Я верю, что мы существуем в той или иной форме, да. Но я не могу надеяться описать его, - он отвёл взгляд. - Дело в том, что никто из нас точно не знает. Есть лишь беспочвенные теории.