А я не умею, - признался Сергей.

Гони тысячу баксов, - поставил условие Владлен.

Откуда у меня баксы? - ответил Сергей.

Твоя проблема. У Матрены Иосифовны есть.

Так это же у тетки, а не у меня, - ответил Сергей.

Твоя проблема, - стоял на своем Владлен.

Прекратите торг, каждая секунда дорога, - не выдержал Виктор. Перевернул Марксину на живот и, нажимая на спину, делал искусственное дыхание, пока Марксину не стошнило и она не стала подавать признаки жизни. Как только у Марксины появилось дыхание и стал прощупываться пульс, мужики, постелив тряпку на заднее сиденье и положив пострадавшую на нее, поехали на теткину фазенду.

Ты, Сергей, думай, как перед хозяйкой открутиться. Не подставь нас и о девчонках ни гу-гу. Понял, чем бабку дед донял? - не то шутя, не то серьезно предупредил Владлен.

Сергей понял двусмысленность Владлена да и сам он заинтересован, чтобы тетка не знала, как это случилось.

Матрена Иосифовна, ожидая возвращения наемников с племянницей, испереживалась. Увидев ее в плачевном положении, разгневалась и метала громы и молнии на головы наемников и этих, по ее определению, ссыкух. Конечно, больше всех досталось Сергею.

Владлен поддакивал хозяйке и переводил стрелку на Сергея. Матрена Иосифовна, растратив досаду, пристала к Сергею с допросом, мол, как случилось и кто виноват.

Сергей, путаясь и поглядывая на товарищей по несчастью, рассказал, умолчав об амазонках. Оправдываясь, назвал Матрену Иосифовну тетей. Она спустила на него шарика: "Какая я тебе тетя?". Сергей понял: каждый сверчок знай свой шесток. Его худшие предположения сбываются, и, если жена, не дай бог, помрет, наследства ему не видать, как своих ушей, и эти шкафы выкинут его отсюда, словно паршивого котенка.

Пока Матрена Иосифовна "воспитывала", мужики занесли Марксину в ванную, где незнакомая Сергею старушка принялась приводить жену в чувство. Истратив злость, Матрена Иосифовна пошла помогать старушке, а мужики сели за водку в холле.

- Крутой характер у бабки. Серый, я тебе не завидую, будешь на подхвате у двух баб шестерить, - посочувствовал Владлен.

- Застолье пришлось прервать: пришла хозяйка. По ее мрачному виду мужики поняли, что с Марксиной плохо.

- Уже наклюкались! Вы свободны, а ты, Сергей, останься. Сор из избы не выноси. Никому не болтай о случившемся. Держи язык на замке. Вот, - тетка подала записку, - езжай по этому адресу, привези надежного врача.

- Слава богу, не выгнала, - подумал Сергей и настроение его поднялось на ступеньку выше.

V

Пенсионерка Наина Моисеевна, бывший санинспектор по торговле, одиноко угасала в однокомнатной коммуналке и жила воспоминаниями о "раньше". Закончив скотские курсы, еще в юном возрасте, из-за дефицита медработников (их тогда садили пачками) и связей, попала в санитарную службу и жизнь посвятила борьбе с паразитами и бациллами рода человеческого. Работа не денежная, зато хлебная. Подопечные ее: продавцы, повара и прочий торговый люд, боялись Наину Моисеевну за принципиальность, а значит, ублажали.

С ежедневного обхода своей вотчины возвращалась с данью: с полной сумкой "анализов". Поэтому не знала, сколько стоит в магазине хлеб, не говоря о других продуктах. Как и все люди, любила подарки, но предпочитала золото. Эту слабость раскусили: директора, замы и помы всех мастей и, пользуясь праздниками, благодарили Моисеевну за таинственные услуги.

Наина Моисеевна работала бы до гробовой доски, но (ах это пресловутое но), нашлась "крутая" Зинка с длинным дипломом и наехала на Моисеевну: "пожила, как у Христа за пазухой, и будя. Довольно тебе пенки слизывать, а то машина задавит".

Моисеевну от наезда чуть родимчик не хватил. Пришлось довольствоваться пенсией. Теперь, вместо утреннего обхода потерянной вотчины, она доставала из тайника в туалете шкатулку, о которой не знала даже единственная дочь. Открывала шкатулку и... воспоминания накатывались на Моисеевну под бой курантов старинных напольных часов.

Колье - за булку хлеба и стакан сахара - во время войны попало в шкатулку. А вот барский перстень, который ее дедушка экспроприировал вместе с пальцем. Медали и ордена - и все за бутылку. Их кавалеры давно почили. Колечко с бриллиантом. Эту вещь Моисеевне подарила Матрена Иосифовна за интимную услугу, за великую тайну. Сейчас забогатела, не дает о себе знать.

От сильного стука в дверь вздрогнула. - Зинка киллера подослала, - испугалась Моисеевна. Быстро спрятала шкатулку в туалете. Решила: постучат, постучат и отстанут, но стук настойчиво продолжался. Наина Моисеевна подошла к двери и громко спросила: "Чего нужно?".

Бу, бу, - раздалось за дверью.

- А вы, к кому? - переспросила Моисеевна и приложила ухо к двери.

Услышав знакомое имя - Матрена - приоткрыла двери на цепочку.

- Я к вам от Матрены Иосифовны, - сказал Сергей.

- Что нужно? - спросила Моисеевна.

Вместо ответа Сергей протянул записку.

Моисеевна узнала почерк некогда любезной подруги и коллеги по темным делам.

"Ага, приспичило. Жаренный петушок в жопу клюнул", - обрадовалась она и быстро собрала тонометр, фонендоскоп и просроченные абортные медикаменты.

Ну и врачиху тетка выискала. Глухая, как тетеря, без телескопов ничего не видит и еле ноги волочит, - бурчал Сергей, помогая старухе залезть в авто.

Встретив Наину Моисеевну, Матрена Иосифовна пустила слезу. Они подобострастно целовались, словно молодожены, и развязали мешок воспоминаний о "раньше". Наина Моисеевна дальновидно прибеднялась, и Матрена Иосифовна, поняв ее, тоже. Отведя души, вспомнили о Марксине. Моисеевна, долго и добросовестно исследовав племянницу, беспомощно развела руками: "Не могу помочь, дорогая Мотя, прими соболезнование, от смерти лекарства нет".

Ну что же, - смирилась с несчастьем Матрена Иосифовна. - Пришла беда, отворяй ворота. От бога за грехи мне наказание. Нет у меня наследников.

А я! А я! - кричала душа Сергея.

Мотя, а гонорар? - не дождавшись подношения, напомнила Моисеевна.

А за что? На тебя Серега бензин потратил, - пожадничала лучшая подруга жизни.

Моисеевне ничего не осталось делать, как, недовольно бурча, уйти несолоно хлебавши. Хоть бы чаем напоила.

Сергей - свидетель консультации, понял: осталось ждать пинка под зад и поэтому лихорадочно соображал, как притормозиться.

Нужно отвезти Марксину в реанимацию. Что знает эта глухая тетеря? - предложил он.

Не скажи. Она не ошиблась. Хоть и очень жадная (можно подумать, что Матрена добрая), но фронт прошла (заочно) и аборты мастак делать. Я верю ей.

Разуверить таких, как Иосифовна, невозможно: если уж блажь вскочит в башку, то и колом не выбить. Сергей зашел в спальню: Марксина лежала на тахте словно живая, и, казалось, откроет глаза и встанет. Сергею почудилось, что у нее дрожат веки, будто силится открыть глаза, но не может. Тогда начал исследовать: приложил ухо к груди вроде послышалось слабое биение сердца и бурчание в животе.

Она в коме! - закричал он и впервые в жизни заплакал - не потому, что любил жену без ума, а от радости, ибо появилась надежда остаться при богатой тетке, чтобы дождаться случая надеть на нее деревянный бушлат. Пьяные слезы радости Сергея (он уже успел пропустить за воротник) расчувствовали Матрену Иосифовну: сердце, замерзшее от борьбы под солнцем, чуть оттаяло и подумала о себе: когда это случится с ней (в наше время жизнь копейка, а судьба индейка, и каждая минута может быть последней), конкуренты с лицемерным прискорбием похоронят и растащут нажитое воровством, ради которого принесла в жертву Меркурьеву свою жизнь и жизнь своих детей, и никто не придет на провалившуюся могилку с цветами. Глаза повлажнели, и бабьими слезами поддержала Сергея.