Вот это круто! Целый дворец отгрохала! Замочили бы твою тетку Мотьку, мы бы тогда зажили!
Марксина не стала воспитывать мужа. В подсознании желала, чтобы такое случилось. Сергей заметил кнопку звонка и нажал ее.
Железная дверь коттеджа открылась, и вышел кособокий парнишка - сразу видно - наркоман. В руках держал книгу в ярком аляпистом переплете. Боком подплыл к воротам. Голова его моталась в такт шагам.
- Кто такие? - у ворот спросил он.
- Мы родственники Тети Моти, - ответила Марксина.
- Я тоже. А ты не базарь, - не поверил конкурент.
- Открывай, а то перелезу через забор, фонарей наставлю, - пригрозил Сергей.
Ну зачем так сразу, Сережа, - сказала Марксина.
Не гони! Не наезжай! - возмутился хлюпик, однако начал возиться с замками и засовами. Наконец-то открыл ворота.
Тачку поставьте на стоянку. Доллар за час. - Показал книгой на засыпанную гравием площадку.
Поставив автомобиль на площадку, Мудаковы прошли к парадному крыльцу коттеджа.
Ты кто такой и что тут делаешь? - спросила Марксина.
Я Шурик. Племянник Матрены Иосифовны. Она уехала по делам, а мне поручила охранять виллу за десять баксов. Это хорошо для студента-медика.
Фу-ты ну-ты, - думала Марксина, внимательно присматриваясь к конкуренту и старалась вспомнить свалившегося как с луны родственника, потому что его черты казались знакомыми.
Зашли в просторную гостиную называемую холл, который оказался заставленным большими и маленькими ящиками. Среди них стоял длинный семейный стол, рядом роскошный диван и несколько табуретов. С холла видна была лестница на второй этаж.
Кто ты такой? - настороженно спросила Марксина.
Я незаконнорожденный сын Матрены Иосифовны, - назвался соперник.
Кто знает, может быть и так. Ведь у всех Кошмаровых квадратный подбородок и лошадиные зубы.
Как ты это докажешь? - спросила Марксина.
Соперник на наследство замялся.
Таких, как ты, много найдется, - сказала Марксина.
Еще есть. Кити! Кити! - позвал Шурик.
Лечу я, лечу! - отозвалось с верхнего этажа и к ним спустилась молоденькая, почти ребенок, девочка в короткой и грязной с темными подтеками ночнушке. Волосы ее, соломенного цвета, сбились в кубло на маленькой голове и, закрывая бледное отрешенное лицо, свисали колтунами. Она размахивала руками и кричала в перерыве между приступами смеха: "Лечу я! Лечу!".
Она внучка Матрены Иосифовны, знакомьтесь, - назвал ее Шурик. - Присаживайся на веточку, птичка моя!
Еще одна конкурентка за наследство тетушки брякнулась на диван рядом с Марксиной. Марксина, брезгливо поморщившись, встала и отошла с дивана, потому что от Кити несло как от помойки.
Сергей с любопытством рассматривал родственницу.
Что ты уставился на нее? Прости господи, что ли не видел? - заревновала Марксина.
А где бы я видел таких? - ответил Сергей. - Таких раньше не было.
У нее вавка в голове с рождения. Я лечу ее, подкармливаю таблетками и ставлю уколы, - объяснил Шурик.
Пошел ты отсюда вон, вместе со своей наркоманкой! Развели тут притон! - возмутилась Марксина.
Не наезжай! Не гони! Потише на поворотах. Мы тоже наследники. Если будешь наезжать, вызову ментов с палками, - пригрозил Шурик.
Сергей разозлился и полез с кулаками на него, но Марксина одернула мужа: "Сережа, прекрати. Они по-своему правы".
Сергей успокоился, Шурик идиотски улыбался, а Кити продолжала летать по холлу и кричать: "Лечу я, лечу!"
Когда Мудаковы сели в автомобиль, расстроенный Сергей спросил: "Ну и родственнички. Что будем делать дальше?"
А ты как думал? На такое наследство много желающих найдется. Нам предстоит борьба, возможно, и с кровью. Чтобы опередить их, нужно найти тело тетки и законно похоронить. Будем ждать звонка.
II
На следующий день Сергей зайцем поехал на бесплатную работу, потому что денег на проезд не имел. Марксина же позвонила в бухгалтерию гороно. Бухгалтер ответила, что трансферта в ближайшем будущем не ожидается, а учителя собираются на площади перед мэрией на пикетирование.
Пикеты, забастовки, голодовки - нормы для рыночной экономики - казались Марксине дикостями, ибо пока не созрела, чтобы требовать свое и, как многие граждане, демократию понимала по-совдеповски. Марксина собрала по карманам последние монеты, на базаре купила полбулки самого дешевого хлеба. Надеясь, что муж получит зарплату, ждала его возвращения с работы.
Поздно вечером Сергей пришел пьяным, что раньше с ним случалось только после полученных премиальных. Он был на взводе и материл всех: от ворюги-директора до президента. Зарплату не выдали, мало того, отправили в отпуск без содержания.
Пока выговаривался муж, Марксина благоразумно молчала, чтобы злоба жизни не выплеснулась на нее, не подливала масла в огонь гнева.
Разрядившись от злости, Сергей завалился спать. Марксина (впервые в жизни) проверила карманы мужа. Нашла тринадцать рублей монетами. Разрезала полбулки хлеба пополам, вскипятила воду. Съела свою пайку. От голода сон не брал.
Стоя у окна, смотрела на улицу, по которой катилась бесконечная вереница автомобилей и суетились люди, словно потревоженные муравьи. Марксина думала - как жить дальше, и подсознательно, под влиянием голода, криминальные мысли рождались в голове и утверждались вопреки годами сложившейся морали. От резкого звонка вздрогнула. Тревожное предчувствие сдавило сердце. Затаив дыхание, подняла трубку телефона.
Ну, дождались? Собирайте сто баксов, и тетя Мотя, в гробу и белых тапочках, ваша. Приезжайте хоронить на нашу фазенду вечером и не вздумайте обращаться к ментам. Там наши братки. Если выхлопочете наследство, не отстанем, будем "доить".
Голос рекетера, несмотря на то, что он преднамеренно картавил, послышался Марксине знакомым, но известие о гибели тетушки ошеломило Марксину настолько, что дурная весть заглушила подозрение. Потрясенная неожиданным поворотом, не смогла ответить. А когда взяла себя в руки, попыталась разбудить мужа, но он не проснулся. Всю ночь, стоя у окна, не сомкнула глаз. Уже привыкла жить бедно и, не надеясь на лучшее, боялась неотразимо надвигающейся нищеты, а сегодня - ах, это вдруг! Нашей жизнью правит господин случай.
Для Марксины засветился лучик надежды в черной дыре, под названьем жизнь, но какой ценой! Марксина, как все люди вне властных структур, не привыкла эксплуатировать и добиваться успеха и благополучия в жизни на несчастье, тем более, на смерти других, но мало-помалу ее "закомплексованность" под действием сложившихся обстоятельств, трансформировалась в животные инстинкты выживания пещерного сознания.
III
Убедившись, что Мудаковы уехали, Шурик, закрыв ворота на засовы и замки, вошел в гостиную. Кити тут не было. Поднялся на второй этаж и вошел в комнату, в которой обитал с Кити. В пустой комнате на старом протертом топчане, совершенно голая, улыбаясь во сне счастливой болезненной улыбкой, спала Кити.
Шурик жаждал наркотиков. Долго шарил рукой под топчаном, прежде чем нашел шприц. Из-под подушки достал упаковку ампул, дрожащими руками наполнил шприц. Не мог попасть себе в вену и от этого злился, а уколовшись, повалился на топчан рядом с Кити. Отрешенно глядя в потолок, помутневшими глазами с неестественно сузившимися зрачками лежал несколько минут. Затем приподнялся и вылупился мутными глазами на Кити, как бы не узнавая ее. Будто что-то вспомнив, наполнил шприц из другой ампулы, схватил тонкую, как прутик, руку Кити и прижал ее к топчану. Никак не мог попасть иглой в синенькую малозаметную жилку, и исколол всю руку от ладони до локтя. Кровь сочилась из исколотой руки и на топчане натекла лужица. Кажется, попал в вену. Кити вскрикнула и дернулась. От процедуры Шурик устал, как будто выгрузил вагон на студенческом колыме.