За матерчатыми стенами слышались звуки дневной жизни лагеря. Для солдат война была делом привычным, я же, оказавшись, наконец, снова в тепле и безопасности, чувствовала себя опустошенной. Все силы и страх остались где-то в изуродованном взрывами поле. В какой-то миг, расшатывая в вязкой грязи очередную испортившуюся пластину, думала, что когда все кончится, обязательно наревусь вдоволь или напьюсь, или все вместе. Но я стояла у постели оглушенная, и из всего сколько-то близкого мне оставался только император.
Я хотела, чтобы он спросил меня с его обычной покровительственной небрежностью: 'Так что же, удалось что-то доказать себе?'. Я бы сказала, что не знаю, что нет, не удалось - некогда было думать. И это хорошо. Не хотела и сейчас думать.
Я обошла императорскую постель и легла, прижавшись к спине Дракона. Через ткань блузы ощутила корочку зелья, что стянуло края его ран, тяжелое неровное дыхание, но глубокие размеренные удары сердца. Всегда ровный ритм, всегда спокойный. Сон сморил мгновенно.
Когда я проснулась, императора уже не было. На подушке осталось потемневшее пятно крови, а на столе нетронутый завтрак на двух человек.
После тяжелого боя, после того, как эйтинские землеройки кидали меня в мокрую землю, после того, как били по телу комья и камни, я чувствовала себя совсем не так, как должна была. Напротив, несмотря на тело, украшенное синяками, как и в то утро, после операции, я была полна сил. Хотела встать, хотела что-то делать, и чувствовала себя живее, чем за все свои семнадцать лет.
Небольшая уборка: заменить подушку, застелить постель, собрать вещи, вспомнить беднягу Симена. Привести себя в порядок: вычесать волосы, умыться, одеться. Мои камзол и штаны высохли, но лучше выглядеть не стали, они требовали стирки, а может быть, чтобы их пустили на тряпки. Да и запах не радовал - затхлый и навязчивый, слишком напоминающий подземелья Золанки из ночных кошмаров.
Здравствуй, невнятное синее платье, а я так надеялась, что мы не познакомимся ближе! Я поднесла сукно к лицу, стиранное, но все равно отдает уже знакомым сладким запахом духов 'цветы Итала'. Платье Майре, значит. Ладно, чего уж капризничать? Не заимствовать же одежду у мессира, утону в ней. Да и платье оказалось на два-три размера больше, а его юбка вполне могла бы стать крышей небольшого шатра. Но что делать...
Я все же порылась в императорских вещах и ограбила Локариса на еще одну блузу, чтобы надеть ее под платье. Старые сапоги пришлось приводить в чувство, они тоже были мне велики, но хоть не солдатские. Я с тоской вспоминала горячие источники, озеро, ванну в резиденции - любое сколько-то пригодное для купания место, но лучше все же ванну, походная жизнь мне уже надоела.
Перекусив, съев и свою порцию, и половину императорской, я решила выйти из шатра и найти себе дело. Так и оказалась в шатре для раненых под чутким руководством военного лекаря Идена Шева.
- Вы тоже 'Белый лев'? - я снимала пропитанный кровью бинт с пораненной руки командующего Кейвандера.
Белый с кучерявой гривой лев был прицеплен на матерчатую стену шатра над изголовьем лежанки. То есть там, где человек из моего мира повесил бы икону, распятие, или портрет любимой.
- Да, меня приняли перед походом императора на север, - ответил командующий.
Он выглядел неплохо для человека, чуть не потерявшего руку и раненного осколками разлетевшейся пушки в живот и в голову. Хотя и я встала через два дня после того, как мне вскрыли грудь, даже шрам шуточный остался. Иден Шев творил чудеса.
Белый бинт на голове Кейвандера сбился за ночь, отчего его жесткие седые волосы торчали, как нелепая шапочка. Сам мужчина был похож на свои волосы - помято-угловатый, жесткий облик, нос с широкой переносицей, светлые щетки-брови над широко расставленными серыми глазами, почти квадратная челюсть - для командира образ что надо.
- Вы сопровождали императора? - я невольно вздрогнула, когда последний виток бинта упал на пол. Рука Кейвандера напоминала опыты над мертвецами: извилистые линии швов, почерневших от крови, сине-зеленая кожа.
- Нет, мы занимались делами в Империи. Секретными такими операциями, - Кейвандер улыбнулся, видно, заметил мой испуг и решил отвлечь болтовней. - Белые львы не просто орден, мы служим не императору, а Империи. Ее интересы - святое для нас!
Кейвандер был третьим раненным, которому я меняла повязки. Первых двух я перевязала под присмотром лекаря, а с командующим он мне доверил справиться самой. Я обмыла руку одним из зелий, оно стирало засохшую кровь и ту мазь, что коркой закрепляла швы, дезинфицировало и увлажняло, потому что мазь сильно сушила кожу. Но этим швам еще долго предстояло быть под коркой, посиневшая кожа оставалась холодна. Хотелось накрыть руку ладонями, согреть, передать жизнь, как это мог делать лекарь.
- Неужели были случаи, когда приходилось действовать решительно ради интересов Империи? - я взяла баночку с мазью и удивленно посмотрела на мужчину.
- Не так много, - ответил он и задумался. - Мы никогда не допускаем, чтобы проблема зашла далеко, предупреждаем ее.
Глаза Кейвандер а продолжали светиться улыбкой, но были мутными, сонными. Конечно же, его обезболивали. Сейчас треножник с дурманящими травами был закрыт, но, видно, их действие все еще не прошло.
Я улыбнулась мужчине, чуть наклонилась к нему и шепнула заговорщически:
- Что, даже приходилось выбирать между интересами Империи и императором?
- Мессир великий... правитель, но он полукровка. Еще сорок лет назад их вырезали и травили, и ничто не заставит меня принять его как человека! Следить, чтобы он верно правил, наша основная задача, - Кейвандер тоже шептал, но его затуманенный мозг делал шепот слишком слышным.
- Неужели он мог навредить Империи? - я похлопала ресницами, продолжая бинтовать руку, и все еще склонялась к командующему. Он же старался выражаться сдержанно и прозрачно, но, вроде, считал меня дурочкой, которой можно рассказать страшную сказку.
- Он мог ее бросить. Разве может нечеловек со всей серьезностью думать о людях? Он дракон наполовину, а это скверные твари. Мессир умен, но кровь сильнее. Если вдруг что-то покажется ему более интересным, он променяет на это то, что уже приелось ему. Но мы не дремлем, вот как было с Зосмой...
- Зосмой?
- Добрый день, Айн. Очень рад тебя видеть здесь, - Чарли зашел неожиданно, и мы с Кейвандером вздрогнули. Жаль, мне казалось, я смогу выведать что-то интересное. - Ох, ты в платье!
- Как-то так, в него вполне могла бы влезть еще одна я, - я закончила с перевязкой, подхватила тазик с грязными бинтами и подошла к Чарли, чтобы привычно протянуть ему руку.
Он не стал жать ее, моя ладонь так и осталась протянутой, горячие же его руки обняли мое лицо, и губы приникли к губам. Мягкое давление, но нетерпеливый его порыв прервался, стоило мне чуть раскрыть губы.
- Здесь столько дурмана, надеюсь, никто не заметит это, - сказал он, отступая на шаг, и уже громче добавил: - Извини, но можешь оставить нас с господином Кейвандером?
- Да, конечно. Чарли? Почему ты не сказал, что Зухас Андор твой отец?
- Это что-то меняет? - по взгляду Чарли я поняла, что он не хочет об этом говорить.
Я не стала настаивать:
- Нет, ничего. Что ж, я пойду, спрошу, чем еще помочь лекарю.
- Айн?
- Да?
- Вечером, если дождь перестанет, да и если не перестанет, мы в лагере будем отмечать победу. Мессир просил составить тебе компанию, если ты захочешь выйти из шатра на праздник.
- Может быть... Если дождь перестанет.
Я вышла в зимнюю морось, отнесла бинты на кипячение. Иден Шев отпустил меня, сказал, что помощь не понадобится до завтрашнего дня, если только я не захочу пообщаться с кем-нибудь из раненых.
Похоже, у всех здесь были секреты, и Чарли не исключение. А что если он так напрягся из-за того, по приказу отца бывает на всех войнах? Ведь он говорил, что устал от сражений... Возможно, Чарли зол на своего отца. Но разве мог такой благородный человек, как Зухас Андор, замышлять что-то против своего сына? С другой стороны, то, как он обходился с молодым Драконом, тоже не делало ему чести. И что за дело 'Зосма', о котором начал говорить Кейвандер? Много вопросов, и, как всегда, придется задавать их Дракону. По крыше забарабанил усилившийся дождь
