Мама жарит мне яичницу, а меня клонит в сон. Смотрю на её однообразные действия, понимая, что действуют они на меня подобно гипнозу – медленно, но верно отключаюсь. Карен утомительна, как литература с вечными обсуждениями. Поспать бы…
***
Снится что-то непонятное, но неприятное до ужаса. Школьные коридоры, огромное количество людей, и все мимо проходят, ощущение от этого создаётся очень странное. Мне хочется уйти подальше. Ещё и в голове подозрительно знакомый голос говорит какую-то муру, но я никак не могу определить, кому принадлежат эти интонации.
Наконец мучения заканчиваются благодаря писку будильника на тумбочке. Я никогда не завожу этот будильник, меня будит либо мама, либо телефон. Что за дерьмо? Щурясь, открываю глаза и оглядываю щедро освещённую солнцем комнату. Шторы раскрыты, на стекле написана какая-то дрянь. С какого на моём стекле вообще что-то написано? Хрен с ним.
Поднимаюсь с кровати и прокашливаюсь, чувствуя, что хрипеть буду не меньше получаса. Сейчас отпугну маму, она всегда шарахается от моих хрипов, они у меня вообще-то редко случаются, но надолго. Потом все думают, что ночь у меня была алкогольная, хотя народ прекрасно знает, что я чаще всего держу себя в руках и не напиваюсь до свинского повизгивания.
- Мам!
Я проспал, что ли?
Застываю на месте и тяжело сглатываю. Впечатление, что комната резко начала вращаться на манер съёмки в фильме, но я, тем не менее, стою на месте, и даже голова не кружится. Что, мать вашу, происходит? Я заснул на кухне, не дождавшись завтрака, опоздав на первый урок… Почему сейчас так рано и стрелки циферблата в гостиной показывают восьмой час? Это же утро, да? На всякий случай подхожу к окну, удостоверяясь, что солнце поднимается, а не заходит. Правда, надо быть либо полным придурком, либо дальтоником, чтобы не понять это по свету.
Меня пробивает на нервный смех, и я быстро обхожу комнаты, тщательно осматривая всё: от родительской спальни до туалета. Куда все подевались? Ладно, отец мог уйти на работу пораньше, но у мамы вообще-то отпуск, и она в это время пытается меня разбудить, чтобы осведомиться насчёт завтрака. Может, куда-нибудь вышла? У нас закончилась колбаса?
На кухне поражённо падаю на стул. Надо сопоставить факты и оценить ситуацию. Я заснул за столом. Замечаю, что на мне только трусы. А засыпал я в одежде, между прочим, изведённый разговором с Карен и мечтающий пропустить школу. Какое сегодня число? Какое число? Судорожно перебираю журналы на столе, все сентябрьские, и узнать точное число не представляется возможным. Где телефон?
Мечусь по комнатам в поисках трубки и обнаруживаю её почему-то в прихожей, хотя по логике она должна валяться в кармане джинсов. Я перерыл как минимум четыре пары, там пусто, поэтому вариант, что кто-то из родителей обзавёлся таким же мобильником, отпадает сразу.
16 сентября. Шестнадцатое. Шестнадцатое сентября. Почему шестнадцатое? Или я запутался, или оно и должно быть шестнадцатым, просто я изначально неправильно думал, что сегодня четырнадцатое, или… Третий вариант на ум никак не приходит, но в голове что-то вертится, издеваясь своей близостью. Что могло случиться, чтобы я проспал два дня, и меня никто не потревожил? Я заболел? У меня жар, и мне всё кажется?
Открываю последние вызовы и в ужасе отшатываюсь к стене. По ногам ползёт слабость, а горло перехватывает так, как не перехватывало за всё время общения с Карен. Говорили же мне. Последний вызов был сделан полвторого ночи. 16 сентября. Но это не самое страшное, весь ужас состоит в том, что звонил я Биллу. Нет, стоп, Биллов же много. Написано «Билл», а какой Билл, чёрт знает. Мелькает мысль позвонить сейчас, но становится не по себе, и я откидываю эту идею, хотя что-то внутри меня начинает прямо-таки изнывать от желания начать вызов. Борюсь с собой и просматриваю список дальше. Мама, какой-то Диди, отец, снова Диди, Билл, Феллер… Я не знаю такой фамилии.
Безысходность наваливается тяжёлым грузом, и я бестолково плетусь в другую комнату, пытаясь составить хоть какую-то логическую цепочку. Мне хочется позвонить этому Биллу. Я понимаю нецелесообразность и вообще бредовость затеи в моём положении, но позвонить хочется невыносимо. В конце концов позволяю своей тряпичной воле сдаться и всё же звоню. Сердце прыгает в такт гудкам, совершая нечастые, но какие-то высокие скачки, отчего кажется, что оно вот-вот выпрыгнет наружу.
- Алло, - раздаётся весёлый голос на том конце провода, в котором я без труда узнаю Билла Каулитца.
- Привет, Билл, - на лице почему-то расцветает улыбка, и я начинаю лопотать абсолютную чушь: - Ты сегодня рано проснулся.
- Меня разбудили, - недовольно произносит он, а у меня перед глазами почему-то возникает его лицо, и я думаю, что он сейчас морщится. Задорно так морщится, мне даже не по себе. – А у тебя что?
- Мама в Берлин с отцом на три дня уехала, пришлось самому вставать, - с ужасом выдаю я диктуемые кем-то слова. Руки не слушаются гневных сигналов мозга, я не могу оторвать телефон от уха и прекратить этот кошмар. Я, наверное, сплю. – Не предложишь мне зайти к тебе и нормально позавтракать?
- О, а ты ещё и голодный? – от этой интонации меня начинает вести ещё больше.
Если бы у меня внутри кто-то жил, то он бы сейчас нервно икал, голову даю на отсечение. Мне отчего-то так радостно. И в то же время мною овладело невероятно отрицание происходящего. Раздвоение личности?
- Ну, ты же друга в беде не оставишь, - что я сказал?
- Не-е-ет, - довольно тянет Билл. – Ладно, я тебя жду.
Он отключается, и эта пытка заканчивается. Пришибите меня чем-нибудь, ради Бога, я не выдержу больше. Появляется идея удариться обо что-нибудь; усиленно щипаю себя за руку и за бок, но пробуждение никак не приходит, только кожа болеть начинает.
Он ни разу не назвал меня по имени! Несусь к комоду с документами, запоздало думая о том, что их там может попросту не быть. Однако под кипой бумаг валяется мой паспорт, который я с собой беру в крайне редких случаях. Выловят так однажды, буду сидеть. Том Трюмпер, 1989 год, 1 сентября. Всё так же, включая прописку. Выбегаю на балкон и оглядываю улицу на предмет чего-то незнакомого, но всё известно и давно рассмотрено. Что-то явно не так.
Меня снова пробивает на смех, и я принимаюсь ржать, хватаясь за дверной карниз.
- Что-то не так, - сквозь смех выдаю я. – Конечно, бля, не так.
Успокоиться сразу не получается, ещё несколько секунд я содрогаюсь от хохота, словно услышал самую смешную шутку на планете Земля. Я вообще на Земле? Наверное, меня забрали инопланетяне и пихнули в параллельный мир. Я не заказывал такой поездочки.
- Надо разобраться, - говорю вслух, полагая, что так будет проще въехать в происходящее. Нам математик говорил, что разбирать вслух часто бывает проще. – Я проснулся 16 сентября, миновав 15. Последний раз звонил Биллу Каулитцу, с которым, по всей видимости, нахожусь в отличных отношениях. Ночных звонков не помню, родители вне дома, а Биллу я сообщил, что они в Берлине на три дня, - опять начинаю подхихикивать и спешу прекратить свои «разбирательства», они мне явно не на пользу.
И вообще меня Билл ждёт.
Поддаваясь неясному порыву, иду в душ, затем одеваюсь, дольше обычного простояв у зеркала. Сумка валяется под окном, я собираю учебники на сегодняшний день, и в этот момент мой взгляд цепляется за надпись на стекле, которой я не придал должного значения, проснувшись. На стекле с той стороны, так, чтобы я мог спокойно прочитать, отчётливо написано чёрным: «Наоборот».
Беззвучно открываю рот, но сказать мне нечего, и я закусываю губу, зажмуриваясь. В сознании мелькают картинки из сна, школа, люди, проходящие мимо, которых я знаю, но которые не обращают на меня никакого внимания. Вспоминается какой-то разговор…
Прихожу в себя посередине улицы, на меня, бешено сигналя, несётся машина, и я бегу на тротуар, пока меня не убили этим чудесным утром. Ноги несут по давно изученному маршруту, я смутно догадываюсь, что направляюсь к Биллу, но действия свои осознать не в состоянии. Люди не посылают мне ошарашенных взглядов, из чего я делаю вывод, что выгляжу вполне приемлемо и не похожу на конченого психа, сбежавшего из больницы. Может, я псих? Может, мне все мои воспоминания во сне привиделись, а жизнь моя совершенно другая? А если мне просто-напросто кажется? Может, кто-то всучил мне наркоты? Да ну.
