- Нет, - резко обрываю я полёт его мыслей о бисексуальности. – Такое ведь бывает. Разве нет?

- Я слабо верю, что такое бывает, но раз ты утверждаешь, что ты живое доказательство этого явления… И как ощущения? Что тебя вообще подтолкнуло к этому?

- Я подарю тебе микрофон на День рождения и оператора с камерой. Не хочешь на журналиста выучиться?

Билл расплывается в широкой улыбке.

- Одно условие – оператор должен быть симпатичным и приятным в общении. А над твоим предложением я подумаю. Так не посвятишь меня в тайны мадридского двора?

Качаю головой. Пусть для него сохраняется интрига, а для меня репутация человека, не страдающего психическими заболеваниями. Можно было бы чего-нибудь напридумывать, но я уверен, что рассыпаться в восхвалениях ему и его воздействию на саму сущность у меня не получится, а неубедительно врать я не хочу.

- Ладно, сиди со своими секретами. Не сходишь со мной в столовую?

- А урок? – несмело напоминаю я.

Билл махает рукой и отправляет меня в потрясающий нокаут:

- У меня окно.

- А у меня нет!

Чёрт, я ведь думал, что он тут сидит со мной, потому что ему интересно, его волнует моя личность, приятно со мной общаться, поэтому уроки отошли на второй план. Боже мой, как же жестоко я обманывался. Не мир, а какой-то кошмар. Я ведь в главной роли? Ну, не убивайте мои последние надежды!

- Я дико извиняюсь, что так тебя задержал, - спокойно произносит Билл. – Беги навстречу знаниям, - он разворачивается, оставляя меня стоять с открытым ртом, но тут же оглядывается. – Ах, да! Тебе встретиться когда удобно?

Это уже другой разговор, так я даже не чувствую себя идиотом.

- В любое время.

- Эм… - оглядывается по сторонам, точно стесняется или не хочет, чтобы его услышали, а на самом деле просто мнётся. – Я не знаю, во сколько освобожусь, мы с Анитой сегодня занимаемся. Подожди, - роется в сумке, выуживает блокнот с ручкой и что-то пишет, хотя я догадываюсь. – Тут два номера, почти одинаковые, я просто не помню точно, какая у меня последняя цифра.

Ну да, сразу забивать в память телефона было бы нецелесообразно, но всё равно странный жест с бумагой.

- Ладно, я до тебя докопаюсь, - усмехаюсь я, изучая номера.

Мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Стараюсь идти размеренно, спокойно, но как только скрываюсь за поворотом, бегу что есть мочи. Во мне ещё теплится надежда рассказать тему и не получить шестёрку, если я её расскажу плохо или попросту попаду под немилость Цинсер. У двери резко затормаживаю, едва не навернувшись на мокром полу, по которому, видимо, только что прошлась уборщица. Можно было чем-нибудь сухим махнуть, а? Тихо стучу и приоткрываю дверь.

- Можно?

Цинсер замирает у доски, опускает указку и делает губы ниточкой, хотя ниточка, надо сказать, получается не очень-то тонкая. У неё вообще нет атрибутов стандартной злобной училки.

- Нельзя, Трюмпер! – а вот замашек таких хоть отбавляй. – Прошло уже пол-урока, где тебя носило?

- Писал петицию о правах геев в школе, - вякает с предпоследней парты Клеменс.

Кидаю на него равнодушный взгляд, собираясь этим и обойтись, но он так смотрит, что невозможно устоять, мать вашу.

- Трюмпер, я не разрешала садиться! – бесится Цинсер.

До неё доходит, что к чему, когда я уже выволакиваю Клеменса за шиворот из-за парты. Отовсюду слышится улюлюканье, кто-то ржёт, кто-то выкрикивает дебильные фразочки, требуя зрелища.

- Если вы сейчас не заткнётесь, я лично каждого в подворотню свожу, ясно? – рявкаю я и утаскиваю ещё не до конца верящего в происходящее и оттого не отбивающегося Клеменса.

- Трюмпер, Милькер, вернитесь! – кричит учительница. – Я напишу докладную! – вряд ли меня это остановит.

Дверь за нами захлопывается, и Клеменс пытается освободиться от моей хватки за шиворот его свитера.

- Слушай, Том, ну пошутили, хватит.

Желание избивать его куда-то испарилось, мне даже жаль. В конце концов просто хорошенько прикладываю его к стенке, отчего он издаёт смешное «оу».

- Сладкий мой Милькер, - с отвращением выплёвываю я, – к твоему сведению, фамилия и привычки у меня не изменились, так что ты знай, что я, чисто машинально, могу подарить тебе десяток красивых, ярких, модных синяков. Как ты относишься к фиолетовому цвету? Я вот тени фиолетовые люблю, а ты?

- Трюмпер, отпусти меня, - выдавливает он, нехило так от меня отбрыкиваясь.

Клеменс не немощный, но почему-то именно сейчас в его рывках чего-то не хватает.

- Ты поосторожнее трись об меня, я же возбудиться могу. Тр*хну тебя тут, что тогда будет с твоей невинной попкой?

- Трюмпер, отвали! – истерично орёт парень.

Я со смехом отпускаю его, и он, весь потрёпанный, спешно вбегает в класс, я с невозмутимым видом вхожу вслед за ним. Биологичка всё такая же напыщенная и недовольная моим поздним появлением, да ещё и выходкой. Я, опережая её, говорю:

- Можно мне тему домашнюю ответить? Я вчера готовился, не думал, что опоздаю.

- Ах ты не думал?! – негодует Цинсер, садясь за стол. – Ну давай, отвечай.

Тема рассказывается просто отлично, меня не останавливают и не задают дополнительных вопросов, но – из вредности, не иначе – Цинсер ставит мне только два. На мой недовольный взгляд она спешит пояснить:

- Я тебе вообще шесть поставить должна за твоё опоздание.

Урок продолжается, я думаю о том, что вечером меня ждёт чудесное времяпровождение, и чувствую, как Милькер буравит меня взглядом. Со звонком жду, когда он подойдёт к двери, и ехидно шепчу ему на ухо:

- Ты не влюбись в меня, а то так смотришь, что аж страшно.

Со смехом удаляюсь, оставляя раздражённого Клеменса разбираться со своими эмоциями. Хорошо он мне под руку попался, прямо весело стало. Мне кажется, это на меня похоже. В смысле на того меня, что был раньше. Я пока не берусь утверждать, так как могу голову на отсечение дать, что это не недельный процесс, но два меня связываются. Если мне удалось что-то вынести из перевёрнутого мира, не означает ли это, что моей копии это тоже удалось? Улыбаюсь, внезапно пронзённый догадкой. Любимый-то отвернулся, как Карен заметила, да ему теперь другой пол интересен. Мне даже становится несколько легче, будто я чувствовал ответственность за того человека, даже не до конца веря в его существование. Занятная теория, занятная история, но что-то тут так нереально… Наверное, я уже не должен говорить «нереально» относительно этого, всё-таки сам в конкретной фантастике побывал, но мою сущность не так-то просто сломать, как выяснилось.

На оставшихся переменах ещё несколько раз прохожу мимо Билла, мы улыбаемся друг другу, и меня распирает что-то прекрасное, отчего я в полной мере ощущаю себя… влюблённым? Скорее всего, и это приятно осознавать в данной реальности. Уж не знаю, от чего зависит такое моё восприятие, но не факт, что раньше я бы этому стал радоваться.

После уроков ищу Билла взглядом, но увидеть его не удаётся, и я иду домой один. Может, к лучшему, мне и так кажется, что всё очень динамично развивается, учитывая моё бывшее к нему отношение. Я не знаю, почему он мне верит, ведь есть масса вариантов того, почему я вдруг стал по-другому к нему относиться. Может, человек такой, с оптимизмом и верящий в людей. Я этой чертой не обладаю, и если доводится в кого-то верить, то в кого-то близкого.

О Билле складывается впечатление, что он открыт и готов к новому, воспринимает спокойно и знакомится с этим новым с удовольствием. Я думаю, это замечательное умение, которое скрашивает не только его жизнь, но и жизнь тех, кто рядом с ним. Он не замыкается, не запирает чувства на ключ и, судя по всему, делает то, что ему хочется, а не бежит подальше, убеждая себя, что не стоит этого делать, «потому что раньше», «потому что тогда» и «потому что может». Я проникаюсь симпатией к его личности всё сильнее, и это привносит какую-то радость, повышает настроение.

- Том! – у меня дежа вю.

Резко оборачиваюсь и ловлю прилетевший ко мне рюкзак Кая.