- Ищи жидкий, его проще намазывать на колбасу.

Торчим тут уже полчаса. Мне интересно, как на такую задержку мама отреагирует, я всё-таки ещё многого не знаю.

- А с тобой Диди-то поговорил? Я забыл узнать.

Кидаю в корзинку колбасу и беру у Билла сыр. Консультант, заметив перемену в нашем настроении, отворачивается и больше своими гляделками не досаждает.

- Поговорил. Я даже не знаю, что бы ему сказал, если бы он ко мне с таким вопросом обратился.

- Мне кажется, тут родители всё же не последнюю роль играют, поэтому надо было с самого начала с ними разговаривать.

Билл пожимает плечами и берёт со стеллажа с молочными продуктами глазированный сырок. Я заметил, что когда он над чем-то задумывается, всегда берёт что-то шелестящее или просто шумное, и получается своеобразный аккомпанемент его мыслям.

- Но со своей собственной позицией тоже надо определиться. Я думаю, они всё правильно решили. Что сейчас себя закапывать-то?

Сырок возвращается на стеллаж, правда, попадает он к йогуртам.

Мы сворачиваем этот короткий, но невесёлый разговор, и я переключаюсь на другие вещи. Например, рядом со мной идёт Билл, и мне от этого очень приятно, я поистине наслаждаюсь его обществом и могу смело заявить, что в какой-то степени рад «перевёртышу». Мы бы, наверное, с ним ни за что не сошлись, если бы не это. А ведь оказалось, что не такие уж сильные между нами различия. Хотя есть одно… Но я теперь с трудом его осознаю.

Расплачиваюсь на кассе, и мы выходим на улицу, где крапает мелкий дождик, ударяя каплями в лицо.

- Надо было взять газировки, - с сожалением произносит Билл. – Ну что, пока?

Поднимаю пакет ближе к локтю и на прощание целую Билла, поймав дождевую каплю на его подбородке.

- До завтра.

Он машет мне рукой и быстро удаляется, один раз обернувшись.

Дождь усиливается, и толстовка неприятно тяжелеет. Я чувствую какое-то моральное удовлетворение и комфорт от происходящего. Стараюсь забыть все неувязки с родителями, привыкну, раз уж суждена мне такая участь. На кой чёрт я помню всё, что было раньше? Вот только мне неизвестно, что лучше – помнить другую жизнь или не помнить ничего, хранить другие воспоминания или, оборачиваясь назад, видеть одну пустоту. Наверное, это какой-то бесценный опыт.

Накидываю капюшон на голову, чтобы волосы не намокли. Прохожие раскрывают зонтики, и движение становится шествием разноцветных пятен. Наверное, сверху наблюдать это очень даже здорово.

По дороге мне попадается Кай. Мы замечаем друг друга ещё издалека, и у меня есть время подумать, как себя повести. Решаю всё-таки ничего не говорить, Кай смотрит на меня, но тоже проходит мимо. Делается как-то не по себе, словно мы до сих пор друзья, но разругались и теперь ведём себя просто отвратительно.

- Кай! – зову я, резко оборачиваясь.

Тут же обливаю себя ушатом ругательств. Тут как бы не мои правила, поэтому надо считаться, а то выйдет что-то похожее на то, как поздоровался с недолюбливающей меня, мягко говоря, компанией.

Бринц останавливается, а потом нерешительно идёт мне навстречу, озираясь по сторонам, точно боится, что его увидят в моём обществе.

- Что? – голос эмоций не выражает, ни враждебности, ни дружелюбия, впрочем.

- Как себя чувствуешь?

Этот вопрос был бы уместен раньше, а сейчас звучит крайне глупо. Однако Кай даже не ухмыляется, он как-то весь преображается и словно демонстрирует готовность идти на контакт.

- Хорошо, спасибо. Без приступов пока.

Повисает неловкое молчание, но я даже не собираюсь подыскивать слова для следующей фразы. Мы стоим, как полные идиоты, под дождём, без зонтов и пялимся друг на друга, точно уразумевая наиважнейшую истину, передающуюся исключительно телепатическим путём.

- Извини, что я тогда полез.

- Да нет, я сам виноват. Том, а откуда ты знаешь про астму? – интересуется Кай.

Боюсь, объяснение, которое я выдал Биллу, тут не покатит, потому что вряд ли Кай обсуждает эту свою болезнь в школе, пусть и с кем-то из приятелей.

- Ты кашлял и хрипел, нетрудно догадаться, знаешь ли, - уверенно сообщаю я, и Кая мой ответ устраивает.

- Ну, да, - он хмыкает и улыбается. – Такими темпами вся школа узнает.

- А ты о чём беспокоишься? – меня всегда волновал этот вопрос.

Кай мне наговаривал всякой ерунды по этому поводу, но верилось с трудом. В принципе, я догадывался, но мне всегда хотелось, чтобы он это сам сказал, мы же друзья всё-таки, а не чужие люди. Как сейчас.

- Зачем другим знать о моих проблемах?

- Но ты ведь практически от всех скрываешь.

Кай напрягается, смотрит на меня с лёгким прищуром и спешит распрощаться:

- Ладно, меня Экарт ждёт.

Экарт… Внутри что-то дёргается от этого имени, но я не могу вспомнить, кто же это. Раньше в компании не было никакого Экарта, значит, только здесь. Вообще-то, не моё дело, и меня это не должно беспокоить, но имя настойчиво долбится в голове. Я уже думал, что отделался от всех воспоминательных вспышек, которые мешают нормально адаптироваться и спокойно существовать, но, видимо, ошибся. Сколько же ещё меня будет преследовать этот кошмар?

До дома дохожу на автомате и отмираю только тогда, когда оказываюсь перед дверью своей квартиры. Мама тут же выбегает меня встречать, причитая, что я долго, что я запропастился где-то, а ей нужна её минералка. Ругается, что не взял телефон, а все её слова пролетают мимо меня.

Опять накидывается какое-то безразличие, связанное с погружением в себя. Вот было всё хорошо, а стало… Да вроде не хуже. Может, даже лучше в какой-то степени, но это надо править, я чувствую. Беру со стола ноутбук и валюсь на свою кровать. Сто лет не заходил в интернет, надо хоть расслабиться. Моя тяга к расслаблению доводит меня до сайта с кучей информации о психологии. Бездумно читаю о том, как налаживать отношения, ненавязчиво подстраивать людей под свои желания и интересы, возрождать дружбу и устанавливать контакт с неприятелями. После прочтения всей этой хр*ни облегчения не чувствую. К тому же я ещё сам не разобрался, на кой чёрт мне это надо. Я собрался перекраивать родителей, сдружиться с Каем и компанией, сохранить отношения с Биллом, а под конец вернуть себя любимого? Смешно.

Закрываю все сетевые страницы, отчаявшись найти там успокоение, и принимаюсь за просмотр фотографий. Я листал их всего один раз, когда пытался разобраться со своим окружением, и больше к ним не возвращался.

Просматриваю медленно, кажется, ещё внимательнее, чем впервые, рассматривая обстановку и людей. Впрочем, ничего нового не нахожу и начинаю листать быстрее, но так, чтобы успевать оглядеть запечатлённых на фото людей.

Я никогда не понимал, как можно в двухсотый раз просматривать фотографии, просиживая за этим занятием, может быть, не один час. Сейчас напоминаю себе такого человека, потому что мой обзор идёт уже по второму кругу, медленно. Скоро вспомню имена всех людей, которые на данный момент стёрты в моей памяти. Интересный способ насилия, вроде ничего предосудительного, а уже нехило мутит.

- Чёрт!

Листаю на одну фотографию назад и впиваюсь в экран. На фото я с Биллом крупным планом, поэтому всё, что творится за нашими спинами, не обращает на себя должного внимания. А слева стоит тот смуглый парень, что сейчас таскается с Каем. Стоит вполоборота, точно поворачивается в нашу сторону, руки у него скрещены на груди. Из-за меня не видно, кто находится с ним рядом, но отчётливо заметна чья-то нога. Что делал этот парень вместе с нами, интересно знать? Или не с нами? Я просматриваю этот блок фотографий снова. Они сделаны весной 2007 в торговом центре, судя по всему.

Чувствую себя идиотской ищейкой, которая сопоставляет факты и занимается всем в этом духе. Смуглого больше нигде нет, а вот хозяина ноги я стараюсь отыскать. В конце концов меня ждёт абсолютный успех – точно такой же кроссовок и тёмные джинсы надеты на Кае, которого я также почему-то не приметил на другой фотографии, где запечатлена одна Анита. Она раскинула руки, и в кадре вся её фигура, может, поэтому взгляд не цепляется за фигуры заднего плана.