Шерон Джексон брела босиком вдоль берега океана, гребни соленых волн, разбиваясь вдребезги о песок, осыпали брызгами легкое белое платьице девушки. Она несла в руках маленький букет диких цветов, собранный ею у домика, где ее поселили.

По традиции, несколько предшествующих полету часов астронавты были предоставлены самим себе и проводили их кому как вздумается, в компаниях или в одиночку. Шерон захотелось посвятить эти минуты себе, пройтись по океанскому пляжу, посмотреть восход солнца и подумать об ожидающих ее чудесах и увлекательных приключениях.

Шерон жила в двух измерениях. В одном были научные исследования, каждодневный труд подготовки к полету, где каждая деталь и каждое действие имели осмысленное, однозначное наименование, что было необходимо и, признаться, немного скучно. Зато в другом измерении ее жизни она была Алисой, отправляющейся в Страну Чудес. Страницы старых фантастических романов, кадры затертых до ряби на экране видеолент оживали в ее воображении. Она была отважной принцессой Галактики, ведущей корабль к мерцающим звездным скоплениям, удивительные и прекрасные тайны Вселенной разворачивались перед ней бесконечной чередой, и перед ее внутренним взором вертелся, мелькая спицами, штурвал «Энтерпрайза» с выгравированным на медной табличке девизом: «Побывать там, где не бывал еще ни один человек».

Да, доктор биологии Шерон Джексон была в сущности восторженным ребенком, получившим восхитительную желанную игрушку. Она никому не призналась бы в своих потаенных мыслях и несказанно обиделась бы, если бы кто-то разгадал их и облек в слова. Но в конце концов ей было лишь двадцать семь — возраст, когда романтика только-только встречается с мудростью.

Шерон наклонилась навстречу волне, поймала россыпь брызг ладонью, провела влажными пальцами по лицу. Она была бы счастлива в эти мгновения, если бы не основательная долят тревоги.

Визит того человека с ледяным взглядом, Эванса. «Вы будете, вероятно, удивлены, когда увидите „Черного Принца“. Но вам предстоит забыть о нем навсегда…» Что все это значит? Шерон знала, что многие программы НАСА так или иначе связаны с Пентагоном, и, если подумать, что необычного в том, что и в их полете запланирован секретный эксперимент с военным спутником? Но что такое «Черный Принц»? Что означал неожиданный вопрос корреспондента на пресс-конференции о какой-то космической катастрофе? Почему командир экипажа Джералд Холт тщательно избегает разговоров на эту тему?

Что-то было НЕ ТАК.

На поясе Шерон запищала пластмассовая коробочка, мигнул огонек вызова. Пора возвращаться.

В Центре управления на мысе Канаверал, как и в Хьюстоне, и в недрах горы Элберт в штате Колорадо, и на десятках других станций слежения НАСА и Пентагона, сращенных в единый организм компьютерной сетью, сотни людей вглядывались в экраны, считывали бегущие цифры и строки десятков и сотен тысяч параметров, от погодных условий до неисчислимых подробностей технического состояния «Магеллана», артистически исполняли виртуозные партии на клавиатурах компьютеров. В зале Центра на мысе Канаверал на стене над головами людей светился пятиметровый прямоугольник графической схемы выведения шаттла на орбиту, где точками отмечались рассчитанные до долей секунды моменты: сброс твердотопливных ускорителей, включение вспомогательного двигателя, активный участок…

В этом высокотемпературном энергетическом поле, осязаемо повисшем над космодромом, казалось, никто и Не вспоминал о шести мужчинах и одной девушке в комбинезонах с эмблемами НАСА, в специальном автобусе направлявшихся на стартовую площадку. Но вся разогнавшаяся машина работала именно на них…

Тревожно на душе было не только у Шерон, но и еще по меньшей мере у одного члена экипажа «Магеллана».

«Бантам М-418» калибра 6,35 — совсем маленький пистолет, а его модификация «пантера» и вовсе очень компактна. При помощи самодельного приспособления вроде потайной кобуры не составляло проблемы скрыть оружие под комбинезоном — пистолет не выделялся, не выпирал, а обыскивать астронавтов перед полетом не в правилах НАСА… Но тому, в чье бедро упирался холодный металл «пантеры», все равно чудилось, что пистолет предательски вздымается под синтетической тканью.

На экранах Центра управления светились контрольные цифры, свидетельствовавшие о штатном функционировании систем корабля. Кабина лифта с астронавтами взлетела ввысь по вертикальной шахте. Один за другим они перебрались в корабль и заняли кресла у пультов.

В динамике прозвучал насыщенный искусственной веселостью голос руководителя полета Роджера Хэмилтона:

— Как дела, ребята?

— Все нормально, — доложил Холт.

— Полуторачасовая готовность, — объявил Хэмилтон. — Настроение в порядке? Дать вам музыку на борт?

— Давайте, — одобрил идею Холт.

— Кое-что припасено… Специально для Шерон!

Кабину заполнили аккорды песни Дэйва Стюарта «Покидая Землю». «Она снова покидает Землю, шаттл отправляется в одиннадцать сорок пять утра, и она будет там… Она особенная, она такая особенная, она достаточно разбирается в науке, чтобы выйти замуж за миллионера… И она будет там!» Все заулыбались, вокруг сразу стало будто светлее. Шерон удалось немного расслабиться.

Кроме нее, лишь двое из экипажа не бывали в космосе ранее — Игорь Шевцов, занимавший кресло слева от девушки, и физик Тед Карсон. Что-то они сейчас чувствуют?..

Но центром предельной напряженности был не Хьюстон, не мыс Канаверал и даже не сам «Магеллан», а расположенная в штате Вашингтон, в двухстах тридцати милях от Сиэтла небольшая радиолокационная станция «Маунтин». Именно отсюда должно было осуществляться непосредственное ^руководство операцией «Сэрвайвл», решением проблемы спутника «Элис» и «Черного Принца». Поздно ночью на станцию прибыл в сопровождении эскорта специалистов заместитель командующего военно-космическими силами США бригадный генерал Эндрю Уилсон. Он имел особые полномочия и докладывал напрямую президенту.

Овальный кабинет держал наготове «красную линию», связанную на сей раз не только с апартаментами президента России, но и с резиденцией генерала Казимова. В эти дни Казимов, российский координатор проекта «Сэрвайвл», становился едва ли не более важной фигурой, нежели сам президент. Но знали об этом немногие.

— Пятиминутная готовность, — раздалось из динамиков «Магеллана».

Автоматика привела кресла в горизонтальное положение. Шерон удивилась тому, что все предшествующие эмоции оставили ее. Какая-то звенящая пустота в голове… И более ничего.

— Ключ на старт. Финальный отсчет.

Зеленые цифры ежесекундно менялись на экране главного компьютера шаттла.

4… 3… 2… 1… Старт.

Шерон инстинктивно сжала руку Игоря Шевцова. Он ободряюще улыбнулся девушке.

Земля содрогнулась от грохота. Столбы огня, сравнимые по ярости с атомными взрывами, ударили в бетон стартовой площадки.

Собравшиеся в наблюдательных секторах тысячи корреспондентов и съехавшихся со всей Америки любопытствующих (такова уж американская традиция — превращать каждый космический полет в национальный аттракцион) видели, как медленно приподнялся над стартовым столом могучий гигант, как рванулся к небесам, набирая скорость. Ореол пламени, бьющего из дюз твердотопливных ускорителей, постепенно превращался в сверкающую дневную звезду.

Перегрузки были даже меньше, чем ожидала Шерон. После сброса головного обтекателя поток солнечного света хлынул в иллюминаторы. В кабине воцарилась полная тишина. Шерон сжалась в комочек и похолодела. Она знала, что все идет как и должно — отделились твер-дотопливные ускорители, сейчас включатся основные двигатели «Магеллана», разгонят корабль до восьми километров в секунду и вытолкнут на орбиту. Но почему, ради всего святого, они так долго, бесконечно долго не включаются?!

Корабль словно остановился. Ни вибрации, ни шумов, никакого движения… А если…

Последовал сильный толчок, перегрузка возобновилась. Зажигание сработало точно по расписанию. Девятая минута полета.