Фрунзе: А штаб дивизии оставить у себя? Не передавать вам?
Каменев: Нет, я бы хотел и штаб дивизии получить. В V армии все время происходили недоразумения именно в вопросах управления; там ведь начальник 26-й дивизии Матиясевич заболел, после чего командовали бригадные и, по-моему, не совсем успешно»[534].
В. И. Чапаев и Д. А. Фурманов 6 апреля вечером срочно вызывались телеграммой М. В. Фрунзе в Бузулук, к месту нахождения штаба дивизии.
Здание в г. Бузулуке, в котором находился в апреле 1919 г. штаб 25-й стрелковой дивизии.
Выехали с рассветом 7-го, а вечером 8-го были на месте, покрыв в течение полутора суток 200 верст.
В Бузулуке Чапаев не задерживался. Выяснив в штабе дивизии обстановку, поспешил в полки узнать положение дел и состояние частей на месте, поставить задачу командирам, встретиться со старыми боевыми товарищами и своими первыми полками, поднять людей на предстоящие дела.
«Обстоятельства вынудили измученных дорогою, не отдохнув, ехать снова, — писал Фурманов в дневнике. — Мы поехали в Сорочинское, где разместились Пугачевский и Домашкинский полки.
Кутяков, командир 1-й (73-й) бригады, — нервный, измученный вояка, израненный, перенесший уже много боев на своей спине.
Кутяков с Чапаевым работает давно. У Чапая есть определенный план — везде и всюду ставить своих — на командные и даже на штабные должности. Возле него находятся всегда несколько человек из „свиты“, которые моментально и беспрекословно выполняют все его приказания. Он с собою привез таких ребят несколько десятков человек. Вот почему у него все создается и разрешается так быстро и точно — ему есть на кого положиться, есть кому поручить.
Кутякову, совсем еще молодому человеку, годов 22–24, он поручил бригаду.
Приехав в Сорочинскую, распорядились, чтобы созвали командный состав в кинематограф „Олимп“. Когда армейцы узнали, что приехал Чапай, повалили в кинематограф и заполнили его до предела: всего присутствовало человек тысячу. Митинг прошел великолепно, все остались очень довольны. А когда окончился митинг, на сцене появилась гармошка, загремел-зарыдал „камаринский“, и Чапай уже отделывал на все корки. Он пляшет браво и красиво. Армейцы хлопали ему без конца; скоро появились другие плясуны — и тут пошла писать губерния. Поднялось такое восторженное веселье, что и не описать. Армейцы были рады и счастливы тем, что вот, мол, дивизионный начальник, и тот, посмотри-ка, пляшет „русского“. Это обстоятельство служило цементом, который еще ближе, еще крепче спаивал командиров с красноармейскою массой. Одно время, с самого начала, мне было несколько неловко, что Чапай выступил в качестве плясуна, а потом я увидел и понял, что в данных условиях и в данной среде это прекрасно и весьма, весьма полезно. Полки, все время находившиеся в боях и передвижениях, не знающие совершенно долгих стоянок, они теперь отдыхали и радовались, а с ними веселились и командиры. Дальше, за пляской, открылся кинематографический сеанс. Я слышал разговоры армейцев — они в восторге от митинга и вообще от всего вечера; у них получилось самое лучшее впечатление от этой неподдельной, очевидной дружбы с ними их, даже высших, командиров. Наутро мы вернулись в Бузулук»[535].
Так прошла встреча Василия Ивановича с первой своей бригадой.
На митинге, на совещании командиров и комиссаров, как и всюду в войсках, люди нацеливались на решительные бои с армиями Колчака. Через несколько дней части были ознакомлены с обращением М. В. Фрунзе и В. В. Куйбышева от 10 апреля 1919 года к войскам Южной группы. В нем, в частности, говорилось, что внимание трудовой России вновь приковано к событиям на Восточном фронте. Колчак мечтает стать новым державным венценосцем. Но этому не бывать. Армии Восточного фронта, опираясь на мощную поддержку всей трудовой России, не допустят торжества паразитов. Слишком велики жертвы, принесенные рабочим классом и крестьянством, слишком много крови пролито ими, чтобы теперь, накануне своей полной победы, позволить врагу вновь сесть на плечи трудового народа. Дело идет о его настоящем и будущем. В обращении был призыв: «…На последний решительный бой с наемником капитала — Колчаком!»[536]
Реввоенсовет Восточного фронта 19 апреля указал политотделам IV и Туркестанской армий, 22-й, 25-й и 31-й дивизий воспользоваться наступлением затишья на фронте для развертывания агитационно-организаторской работы, шире привлекать в качестве агитаторов беженцев из местностей, занятых неприятелем[537].
На смотре войск Самарского гарнизона и частей 2-й (74-й) бригады 25-й дивизии, отправлявшихся на фронт, М. В. Фрунзе говорил о великой цели, во имя которой сражается Красная Армия, о неминуемой гибели врага. В. В. Куйбышев в пламенной речи произнес: «Унесите на своих штыках Колчака за Урал, навстречу восставшему там рабочему и крестьянину»[538].
Вступив в командование Южной группой, М. В. Фрунзе в приказе № 021 от 10 апреля 1919 года поставил войскам следующую задачу: «Удерживая натиск противника с фронта, образовать ударную группу в районе Бузулука под начальством командующего I армией, с тем чтобы, перейдя этой группой в решительное наступление, ударом в левый фланг противника отбросить его к северу». Для выполнения этой задачи V армии приказывалось, «приведя войска в порядок с применением самых решительных мер, во что бы то ни стало положить предел дальнейшему продвижению противника в направлении на Бугуруслан и вдоль Бугульминской железной дороги, прикрыв тракт Бузулук — Бугуруслан — Бугульма». Ударная группа создавалась: из Туркестанской армии без одного полка 31-й дивизии, находившегося на обороне Оренбурга вместе с местными рабочими полками; бригады 24-й дивизии 1 армии, две бригады которой также предназначались для наступления, но из района Шарлык; лучшей (по определению заместителя командующего и члена Реввоенсовета Южной группы войск Ф. Ф. Новицкого) не только в IV армии, но и на всем Восточном фронте 25-й стрелковой дивизии под командованием В. И. Чапаева.
В состав ударной группы намечалось включить две трети всей имевшейся пехоты и артиллерии и всю армейскую конницу Южной группы войск. Район сосредоточения ударной группы прикрывался с востока 20-й стрелковой дивизией I армии, с севера — 73-й бригадой 25-й стрелковой дивизии, куда ей приказывалось прибыть не позже 18 апреля. В приказе требовалось от всех «проникнуться сознанием крайней необходимости положить предел дальнейшему развитию успеха противника, дабы при содействии ожидаемых из областей подкреплений перейти к контрудару и нанести врагу решительное поражение»[539]. Рассчитывая на содействие ожидавшихся из областей подкреплений, М. В. Фрунзе не ставил начало наступления в зависимость от их прибытия. Нельзя было упускать время. Сосредоточение ударной группы требовало значительной перегруппировки войск в сжатые сроки. Перебрасывалось 18 полков пехоты и конницы по железным дорогам и походным порядком на расстояние от 300 до 500 и более километров, в том числе и 75-я (Александров-Гайская) бригада из Уральска через Саратов, Сызрань и Самару. В условиях ограниченных возможностей железнодорожного транспорта того времени эта задача была не из легких. Ее выполнение М. В. Фрунзе взял под свой личный контроль.
С большими трудностями было связано всестороннее обеспечение войск. «Доводим до вашего сведения, — докладывали М. В. Фрунзе из политотдела Реввоенсовета Южной группы, — что, согласно сообщению завполитодивом 25-й стрелковой дивизии от 22-го сего месяца, вновь прибывшие в Бузулук на пополнение полков части присылаются тылом разутыми и раздетыми»[540].
