Что собой представляла великая княгиня Елизавета Фёдоровна как политик? Несомненно, она разделяла убеждения своего номинального супруга Сергея Александровича. Политическая жизнь в Англии резко отличалась от политической жизни в Российской империи, в которой царская, императорская власть ничем не сдерживалась и царил полный произвол. Попавшая в Россию юной девушкой, внучка королевы Виктории не проявила тех способностей к государственной деятельности, которыми отличалась бабушка. Но великую княгиню трудно за это винить; и она, и её младшая сестра Алиса пытались по-своему приспособиться к той стране, в которой очутились, к той монархии, в которую вошли. Обе они доверчиво поверили в силу Дома Романовых; обеих ослепил внешний мишурный блеск существования русской аристократии. Обе: и Елизавета Фёдоровна, и Александра Фёдоровна пытались найти себя, что называется, в новой религии, в православии, которому предались со страстью...

Никаких тёплых чувств Елизавета Фёдоровна не могла питать к новой власти. Могла ли она, подобно другим представителям Дома Романовых, мужчинам и женщинам, предпринимать какие-либо действия против новой власти? Во всяком случае, расстрелянные вместе с ней великий князь Сергей Михайлович и молодой Владимир Палей могли её к участию, если не в действиях, то в планах подобных склонить. Известный своими интересными мемуарами министр Сергей Юльевич Витте трактует Сергея Александровича как своего рода «злого гения» и дурного советчика при царе:

«...Великий князь Сергей Александрович был человек самолюбивый и имел значительное влияние на молодого императора не только как дядя, но и как муж сестры императрицы».

Далее Витте характеризует деятельность Сергея Александровича следующим образом:

«...Он вообще был ультраретроград, крайне ограниченный и узкий человек, но он, несомненно, был человеком честным, мужественным и прямым. Он сам управлять московским генерал-губернаторством не мог, за него всегда управляли его подчинённые, которые входили в его фавор, ему потакая, и затем держали его вполне в руках.

Последние годы его управления таким подчинённым был обер-полицмейстер, прославившийся генерал Трепов. Он своей политикой довёл Москву до состояния вполне революционного. Москва — сердце России, оплот русской государственности — обратилась в центр российской революции. Известный адмирал Дубасов, человек прямой, честный, мужественный, бывший генерал-губернатором в Москве после 17 октября[115], во время моего министерства мне несколько раз говорил после московского восстания, что великий князь Сергей и Тренов, в сущности, революционизировали всю Москву и довели её до такого состояния».

Московский обер-полицмейстер Трепов заслужил во время Октябрьской всероссийской политической стачки прозвание «кровавого». Всех этих «прямых, честных и мужественных» (уже стандартная характеристика!) министров, полицмейстеров и генерал-губернаторов народ успел возненавидеть. Но сёстры, Елизавета Фёдоровна и Александра Фёдоровна, могли искренне полагать, что в России иначе действовать нельзя, и что все «прямые, честные и мужественные» деятели и должны заслуживать в русском общественном мнении репутацию «кровавых», «душителей» и проч.

Поскольку нам всё же интересно, каким образом внучка королевы Англии сделалась лицом, значимым для Русской Православной Церкви, мы снова обратимся к воспоминаниям С. Ю. Витте:

«Когда я ещё не служил на Юго-Западных железных дорогах, я был начальником движения Одесской железной дороги, помню, получилась телеграмма, что едут обыкновенным пассажирским поездом в Крым к отцу, императору Александру II, два маленьких Великих князя: Сергей Александрович и Павел Александрович.

Я выехал к ним навстречу в Жмеринку и затем сопровождал их; ехали только два Великих князя, которых тогда одевали ещё в рубашечки, и вместе с ними ехал всемогущий в то время шеф жандармов граф Пётр Шувалов. Меня удивило тогда, что граф Шувалов держал себя гувернёрски по отношению к этим двум мальчикам; всё время он ходил с длинной трубкой и курил. Завтракали мы в Крыжополе: граф Шувалов, эти два мальчика и я, причём тогда я обратил внимание на то, что у Сергея Александровича манеры были женственные; по-видимому, братья были крайне дружны. Затем я этих обоих Великих князей встретил только тогда, когда сделался министром. Великий князь Сергей Александрович в то время командовал Преображенским полком, а Павел Александрович был командиром эскадрона в Конногвардейском полку.

Затем Сергей Александрович женился на Елизавете Фёдоровне, сестре нынешней императрицы, и вскоре был сделан генерал-губернатором в Москве. Когда он был генерал-губернатором, мне несколько раз приходилось встречаться на деловой почве. Мои взгляды и его расходились, ибо Сергей Александрович был, с одной стороны, взглядов очень узко консервативных, а с другой стороны, он был религиозен, но с большим оттенком религиозного ханжества. Кроме того, его постоянно окружали несколько сравнительно молодых людей, которые с ним были особенно нежно дружны. Я не хочу этим сказать, что у него были какие-нибудь дурные инстинкты, но некоторая психологическая аномальность, которая выражается часто в особого рода влюблённом отношении к молодым людям, у него, несомненно, была».

Из этого, переполненного до краёв сдержанностью пассажа, вполне возможно вывести предположение о гомосексуальных отношениях «маленьких Великих князей», Сергея и Павла. Отчего-то сразу после упоминания о «женственных манерах» Сергея Александровича следует трогательная констатация «крайней дружбы» мальчиков. В том, что Сергей Александрович — гомосексуалист, не сомневался, кажется, никто и никогда. Но русский гомосексуализм имел свои интересные особенности; во-первых, будучи явлением чрезвычайно распространённым, гомосексуализм в России никак не отражался вплоть до конца девятнадцатого века в русском искусстве, которое принуждено было подчиняться жесточайшей цензуре. Во-вторых, будучи явлением, за которое жестоко наказывали, явлением, которое законодательно преследовали, русский гомосексуализм отливался в формы весьма безнравственного времяпрепровождения. Вот с каким человеком связала свою судьбу внучка королевы. Можно предположить, что парадоксальное сочетание развращённости, религиозного ханжества и жестокости в отношении к низшим Елизавета Фёдоровна полагала русским национальным характером!

Ярче всего о Великом князе Сергее Александровиче говорит следующее высказывание Витте:

«...к памяти великого князя Сергея Александровича всё-таки отношусь с уважением, потому что, надо отдать ему справедливость, он был верен своим идеям, крайне реакционным, с оттенком большого ханжества; этому направлению он не изменил, и благодаря такому направлению он и погиб».

Что тут скажешь! «Не поздоровится от этаких похвал...»

Хотела она этого или нет, но великий князь Сергей Александрович, равно как и люди, подобные Трепову, составляли естественное окружение Великой княгини Елизаветы Фёдоровны. Их убеждения она разделяла; эти люди и им подобные руководили ею, когда она честно, как и подобало викторианке, пыталась и старалась понять своё новое отечество.

Для Витте Елизавета Фёдоровна, конечно же, отнюдь не святая; к экзальтации он не наклонен; он, конечно же, сочувствует ей, но, кажется, ставит невысоко:

«...явилось два министра внутренних дел или, вернее, был министр внутренних дел и диктатор. Права Трепова, совершенно диктаторские, истекали из положения о генерал-губернаторстве и товарище министра внутренних дел по полиции, но главным образом от особых личных отношений, которые были созданы. Трепов пользовался особым расположением сестры императрицы, Великой княгини Елизаветы Фёдоровны, весьма почтенной и премного несчастной женщины. Расположение это естественно истекало из того, что Трепов был ближайшим сотрудником-руководителем её мужа, Великого князя Сергея Александровича, так ужасно погибшего, и именно вскоре после того, как Трепов оставил пост московского обер-полицмейстера. Это своё расположение она внушила своей сестре, императрице.