- Люблю рассветы. Они напоминают мне, что я снова проснулась.
Голос звучал хрипло, Реборн слышал его будто наяву. Она говорила не только о пробуждении, о чем-то большем, сокровенном. О самой своей жизни. Киллеры, снайперы рискуют каждый миг своего существования. Может ли быть такое, что ее похитил кто-то из врагов с одной из миссий Чеширского кота? Она мало рассказывала о подробностях второй профессии, предпочитала отмалчиваться. Считала, что личное и профессиональное не должно пересекаться никоим образом.
Времени прошло слишком мало - всего несколько часов. Тсуна не вернулась домой ночевать. Пошла к подруге? Или в клуб. Да мало ли вариантов для молодой, симпатичной, полной жизни и сил девушки? Даи опровергал их все. Сердце болело, интуиция изматывала его, кричала изо всех сил, что со старшей сестрой не все в порядке, что она попала в беду.
Реборн повернулся, бросил косой взгляд на постель своего ученика. Тот угомонился только во второй половине ночи, в объятиях Каваллоне. Кто бы мог подумать, что эти два несчастья так плотно сойдутся на почве общности обучения у репетитора?
Даи спал плохо: между бровей пролегла складка, губы шевелились, и при желании Реборн мог прочитать имя.
Тсунаеши.
Савада-младший звал во сне старшую сестру. Забавно, их отношения нельзя назвать близкими, но всегда Даи тянулся за помощью именно к ней. Именно Тсуна была рядом в трудные для него моменты жизни. Он сам рассказал им это сегодня, сжимая кулаки, глядя в пол, выплевывал слова, полные ядовитой горечи. Тсуна была рядом, когда он сдавал экзамены. Тсуна была рядом, когда его обижали парни. Она не ходила в школу разбираться, не жаловалась директору, но после этого парни отстали раз и навсегда. Тсуна приезжала на праздники и дарила только то, что хотел младший брат, даже если отец возражал против этого.
Реборн снова повернулся к окну.
Если это Емитсу с ней что-то сделал, он убьет его.
Пиликнул телефон Даи на тумбочке. Парень заворочался, но не проснулся. Реборн взглянул на экран.
Если хочешь увидеть сестру живой, победи в Конфликте.
- Что там? - Дино просто открыл глаза, как и не спал.
Реборн повернул к нему экран мобильного телефона.
- У нас проблемы.
Сознание плыло в каком-то тумане, во рту пересохло, появился неприятный металлический привкус. Голова клонилась вперед, чугунная, тяжелая, налитые свинцом веки отказывались подниматься. И что самое страшное - не удавалось поймать ни одной связной мысли. Все они были какими-то... далекими, неясными, словно через мутное стекло. Стало страшно. Ни разу, ни в одной передряге Тсунаеши не предавал собственный разум. Это было страшно. Понимать, что не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой не потому, что они привязаны к стулу, а потому... потому что не удается сконцентрироваться даже не простом движении. Мысли ускользали, сознание плыло в этом самом тумане.
Тсуна поморщилась, когда кто-то задел рану на ноге, с губ сорвался даже не стон - еле слышный хрип.
- Не... трогай.... Нужна... ...тсу, - слова доносились, как из плохо настроенного радиоприемника. Тсуна хотела потрясти головой, чтобы прояснить ее. Получилось только качнуть.
И пламя. Пламени не было. Совсем. В жизни Тсуны оно было всегда, постоянным элементом. Где-то под ребрами маленькое пушистое солнышко, теплое и ласковое, но способное обжечь, ядро цвета расплавленного янтаря, от него янтарь разливался и по венам. Теперь этого не было. Там, где раньше находилось солнышко, застыла болезненная, мертвенная пустота. Тсуна потянулась, постаралась нащупать, призвать, но затуманенный разум не слушался. Мысли не удавалось ухватить за хвостик.
Губ коснулся край пластикового стаканчика, девушка на автомате втянула желанную влагу, теплую, чуть подсоленную. Вкусную. В голове прояснилось, наконец-то удалось открыть глаза.
Обычная гостиная, не слишком вычурная, даже какая-то сельская. Полутемная. С покрашенными стенами, пустая, без мебели. Если не считать стула, к которому она была привязана. Он стоял в самом центре. Напротив, по бокам от двери, расположились две мужчин в черных костюмах. Взгляд все никак не хотел на них сосредотачиваться, а от малейшего усилия начинала болеть голова. Тсунаеши поморщилась.
- Вы переборщили, - констатировал тот, кто поил ее. - Босс хотел поговорить с ней, а она обкуренная.
- Ничего, - пробурчал один из амбалов, - скоро должна прийти в себя.
Тсунаеши облизнула губы шевельнула ими.
- Пить...
Ко рту послушно прижался стаканчик, третий мужчина помог напиться. Тсуна посмотрела на него. Итальянец, типичный жгучий итальянец. Загорелый, с темными глазами.
А ее накачали какой-то дурью. Наркотиком, блокирующим не только пламя, но и ясность сознания.
Дверь распахнулась, в комнату вошел четвертый человек. В деловом костюме, при галстуке. Почему-то взгляд зацепился именно за галстук - дурацкая удавка за пару тысяч долларов.
- Тсуна! - мужчина позвал ее. - Тсунаеши, - он потряс за плечо, отчего голова безвольно качнулась.
Контролировать себя не получалось. Мысли не походили даже на тараканов - те живее, более бойкие. Этакие ленивые амебки, расползающиеся при малейшей попытки сконцентрироваться.
- Сколько вы ей вкололи? - в голосе мужчины звучало недовольство.
- Стандартную дозу, - блеяние амбала звучало жалобно. - Как нам и говорили.
- Хм, - четвертый вновь повернулся к девушке. - Видимо, для нее это слишком много. Тсунаеши, - он поднял ее лицо за подбородок. -Ты меня слышишь?
Качнуть головой или не стоить тратить сил на движение? От цепких пальцев по лицу растекся обжигающий лед. Сознание стало четче, Тсунаеши вздрогнула.
- Так лучше, - удовлетворенно кивнул... Савада Емитсу. Повернулся к своим. - Потом вколите ей еще одну дозу.
- Рано, - попытался возразить третий, что поил ее. - Почки и печень могут не выдержать.
- Она не должна использовать пламя, - отчеканил Внешний советник.
- Понял, - его подчиненный склонил голову.
Емитсу вновь повернулся к девушке, внимательно осмотрел ее. Тсунаеши понимала, что болтается на веревках. Руки ей связали за спинкой стула, крепко, на совесть. Прикрутили ноги к ножкам. Кажется, даже перебинтовали толком. По крайней мере, рана в боку больше не болела. Главное, исчезла эта мерзкая беспомощность сознания, она снова может думать. Если верить Емитсу, на время. Потом ее снова накачают этой дрянью.
- Тсунаеши, - отчим покачал головой. На лице - четко выверенная удрученность. И Тсуна поверила бы ему, если бы не холодные глаза. - Мы даже не подозревали, что в тебе пробудилось пламя Неба. Когда ты его пробудила?