– Клянусь: в моих комиксах ни одного осьминога не найдешь, – торжественно произносит Робин. – Обещаю.

– Ну ладно, – говорю я. – Тогда, может быть, пришлешь по электронной почте?

– Я их еще не сканировала, – отвечает Робин. – Если хочешь, могу принести и показать.

Откровенно говоря, идея не слишком удачная. Трудно скрыть свою реакцию, когда художник сидит рядышком и зорко подмечает малейшие нюансы твоей мимики. А хуже неудовольствия может быть только попытка скрыть неудовольствие. Однако отказ прозвучит невежливо, поэтому вынужден ответить:

– Да-да, конечно.

Робин достает из сумки блокнот:

– Мобильник сломался. На следующей неделе буду покупать новый, а пока живу в девятнадцатом веке. Дашь свой номер, позвоню, как только обзаведусь телефоном. А хочешь, диктуй имейл.

Останавливаюсь на втором варианте. Притвориться, что до тебя не дошло электронное письмо, легче, чем врать, будто не слышал звонка.

– Спасибо, что согласился взглянуть на мои комиксы! – радуется Робин. – Наверное, тебя теперь часто просят взглянуть на рукописи.

– Вообще-то ты первая.

– Да ладно! Нет, серьезно? Тогда с почином! Ну как, общаешься с кем-нибудь из наших?

– Только с РТ.

– Как же, припоминаю! – радуется Робин. – У нас с ним была общая биология. Помнишь нашего учителя, мистера Линга?

– Извини, про школьные годы чудесные стараюсь лишний раз не вспоминать.

– Слышала, его через несколько лет уволили. Ехал на машине и сбил ученика.

– Ну, это как-то слишком сурово. Он же не нарочно.

– В том-то и дело, что нарочно.

– Беру свои слова обратно.

– Но я его не виню. Тот парень – зажравшийся и обнаглевший «золотой» мальчик. Вдобавок вечно передразнивал, как мистер Линг картавит. Бедняга эти насмешки, должно быть, с первого рабочего дня терпел. Может же человек раз в двадцать лет сорваться. Сначала мистера Линга обвиняли в покушении на убийство, но потом изменили статью на более мягкую. А РТ, кажется, в какой-то известной группе играет?

– Играл. Но у него с коллегами возникли творческие разногласия. Все никак простить их не может.

– Да, помню. Характер у РТ непростой. Как-то раз смотрела выступление этой группы. Забыла, как называется…

Я помню, но боюсь, что, если произнесу название «ООН» вслух, из-за спины вдруг выскочит РТ, который, как оказалось, слышал весь разговор, и спросит, не покупал ли кто-нибудь из нас последний сингл группы. С одной стороны, в издательстве РТ делать вроде бы нечего, а с другой, подобные прецеденты уже имели место.

– Не ломай зря голову. Коллектив совершенно неинтересный и ничем не примечательный.

– Ой, извини, тебе, наверное, пора. А я тут стою и уже целый час болтаю как идиотка. Наверное, задерживаю тебя.

– Ну что ты, я никуда не спешу, – отвечаю я. – Ну ладно, удачи! Желаю получить заказ!

– Спасибо! – улыбается Робин. – И тебе того же! – Сообразив, что сболтнула не то, хлопает себя по лбу. – Что я несу? Тебе-то никакие заказы не нужны! Я имела в виду – тебе тоже удачи.

– Я так и понял.

– Встретишь РТ, передавай привет. И скажи: я ему желаю всего самого лучшего, но то, что он вытворял на биологии с препарированной лягушкой, – полное извращение.

Хочу поинтересоваться, что именно он вытворял, но потом решаю, что лучше воздержаться.

– Ладно, так и передам.

– Еще раз спасибо и пока! Я тебе как-нибудь напишу!

Помахав рукой, Робин шагает к лифту. Я же направляюсь к двери. В первый раз встретил кого-то из бывших одноклассников. От остальных ни слуху ни духу – не считая РТ. Вот бы и он последовал их примеру! Тогда «Крик Вильгельма» был бы не моей проблемой. Впрочем, тут же пристыдил себя – нельзя так думать о лучшем друге. Почти виноватым себя чувствую. Но только почти.

А еще хочется со всей силы пнуть себя за то, что не сумел отвертеться и дал-таки этой девушке адрес своей электронной почты. Впрочем, отказ бы прозвучал грубо, а продиктовать ненастоящий имейл у меня бы духу не хватило. Если бы мы встретились еще раз – что, надо признать, крайне маловероятно, – не смог бы смотреть Робин в глаза и чувствовал бы себя полным козлом. Причем это был бы один из тех редких случаев, когда подобное самоуничижение совершенно оправданно. Попробуйте объяснить, зачем дали человеку несуществующий имейл, да так, чтобы оправдания ваши звучали безобидно. Ну-ну, удачи.

Проблема в том, что в последние несколько лет стал очень тяжело сходиться с людьми. А с тех пор, как Натали сбежала к режиссеру и съемки экранизации романа сорвались, и вовсе избегаю этого всеми силами. Просто новые знакомства требуют сил и энергии, которыми в данный момент не располагаю. Слышал, к тридцати годам у спортсменов замедляются рефлексы, но не думал, что то же самое произойдет с моими социальными навыками. По-прежнему бываю в общественных местах – кино, музеях, галереях. Но там я могу оставаться невидимкой. Можно ни с кем не разговаривать – более того, от тебя этого никто не требует и не ожидает. На вечеринки меня зовут редко, а если и приглашают, чаще всего отказываюсь. Кстати, у этой стратегии есть дополнительный плюс – таким образом я сразу сокращаю число будущих приглашений.

Единственное более или менее массовое мероприятие, связанное с общением, от которого не пытаюсь отвертеться, – регулярные собрания киноклуба. Наоборот, на них хожу с большим удовольствием. Но там я всех знаю, а значит, не нужно лезть из кожи вон, пытаясь кому-то понравиться, или лихорадочно придумывать, что сказать, чтобы, не дай бог, не повисло неловкого молчания. Никто не задает глупых и бестактных вопросов о карьере или личной жизни и не интересуется, где я беру идеи для книг (последний вопрос давно уже оскомину набил). Для нас всех киноклуб – место, где можно просто быть собой.

В прошлом году примерно в это же время года на меня вдруг ни с того ни с сего напала жестокая бессонница. Промучившись десять дней, отправился к врачу. Тот посоветовал вести более подвижный образ жизни и предлагал направить на консультацию к психиатру. Мы с РТ потом долго шутили по этому поводу. В честь героя «Бойцовского клуба» называли друг друга «Тайлер Дерден» и говорили незнакомым людям, будто наш киноклуб – всего лишь прикрытие, а на самом деле мы состоим в подпольной анархистской организации и тайно собираемся в темных подвалах, где разносим в пух и прах творчество Джареда Лето. К счастью, и бессонница, и эти шуточки оказались явлением преходящим.

Но от слов, сказанных в редакции журнала, не отказываюсь. Мне и правда не мешало бы сменить обстановку. Отдохнуть и от Торонто, и от всех знакомых. Конечно, приятно, что планы по экранизации моей книги успешно реанимированы, но, к сожалению, они совершенно не вовремя нарушают другие мои планы. Вернее, не нарушают, а только откладывают, однако все равно досадно. Вот почему, когда редактор сообщила новость о возобновившихся съемках, отреагировал прохладно. К тому же по собственному опыту общения с киношниками знаю: если сказали, что будут снимать фильм, это еще ничего не значит. Готов поспорить: со дня на день что-нибудь сорвется и съемки отменят. Универсальное правило: чем привлекательнее выглядит сделка, тем больше шансов, что ты останешься в пролете. Увы, именно так обстоят дела в кинобизнесе – и, подозреваю, не только в нем. Вот почему в ближайшее время собираюсь держаться от всяких бизнесов подальше.

Спускаюсь в метро и проезжаю пять остановок до кинотеатра «Престиж». Там сегодня показывают расширенную версию «Бешеного быка», а мне как раз нужно написать к следующему номеру обзор лучших фильмов Скорсезе. Даже если до статьи руки не дойдут, «Бешеный бык» меня хоть немного взбодрит. Район, в котором находится кинотеатр «Престиж», знаю неплохо. Как-то раз подписывал там книги в каком-то заштатном несетевом магазинчике, который, насколько помню, сгорел. С освободившимся местом поступили так же, как и со всей свободной землей в городе, – отгрохали многоквартирный жилой дом. Впрочем, оно и к лучшему. Помню я их персонал – с приветом, все до единого. Псих на психе сидит и психом погоняет.