«Касабланка» же, наоборот, представляла собой очередную шаблонную мелодраму, из тех, которые студия «Уорнер Бразерс» стабильно выпускала штук по двести в год. Фильм был снят по мотивам пьесы, спектакль по которой поставить еще не успели. Называлась она «Все приходят к Рику», однако из-за успеха фильма «Алжир» сценарий решили переименовать. Увы, даже тогда студии во всем, что касалось маркетинга, следовали принципу стадного инстинкта. «Африканские названия – это тема!» Над сюжетом поработала большая группа сценаристов, после чего снимать фильм доверили режиссеру, для которого английский был не родным языком. Богарт тогда уже стал звездой, но первой величины еще не достиг. Заполучить на главную роль его экранную партнершу Бергман считалось гораздо большей удачей. По ходу дела в сценарий неоднократно вносились изменения, в результате чего многое приходилось переснимать. Чем закончится эта успевшая всем опостылеть история, никто из участников съемок понятия не имел. И вообще, ничего особенного от фильма не ждали.

Результат известен всем – даже тем, кто «Касабланку» не смотрел. Без сомнения, ни один фильм в истории мирового кинематографа не пользуется настолько всеобщей любовью. Причем совершенно заслуженно. Больше великолепных сцен за минуту экранного времени ни в одном фильме не найдете. Хотя надо признать, что в этом смысле картине почти наступает на пятки «Крестный отец».

А реплики! Одна лучше другой! «В Нью-Йорке есть кварталы, майор, в которые я бы не советовал вторгаться». «Кто вы по национальности? – Пьяница. – Это дает Рику право считаться гражданином мира». «Ты ведь меня презираешь? – Если бы я хоть иногда вспоминал о тебе, то, наверное, презирал бы». Заметьте: это даже не самые знаменитые и цитируемые реплики. К сожалению, те фразы якобы из «Касабланки», которые чаще всего цитируют, отношения к фильму не имеют. Например, за всю картину никто из героев не произносит фразу: «Сыграй это снова, Сэм!» Наиболее близкая по смыслу реплика: «Если она это выдержала, то смогу и я. Играй!» Все самые забавные шутки приписывают сценаристам-близнецам Джулиусу и Филипу Эпштейнам. Говорят, на съемочной площадке братья своими розыгрышами доводили Джека Уорнера до белого каления. В конце концов он не выдержал и в отместку заявил на них в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Когда во время разбирательства близнецов спросили, состоят ли они в организациях, ведущих подрывную деятельность, Эпштейны бодро ответили: «Да. В «Уорнер Бразерс».

Для меня – и наверное, для многих других зрителей – остроумные реплики в «Касабланке» – основа, на которой держится весь фильм. Возможно, именно благодаря им он даже спустя столько лет остается все таким же популярным и любимым. Можно сколько угодно петь дифирамбы «Гражданину Кейну», но этот фильм относится к собственной персоне очень серьезно и по части самоиронии определенно проигрывает. Не говоря уже о трогательности и сердечности. Обычно над фильмами не плачу, но сцена в «Касабланке», когда все в кафе хором затягивают Марсельезу, чтобы заглушить поющих нацистов, каждый раз превращает меня в сопливый студень.

А основная ирония заключается в том, что по жанру «Касабланка» – романтическая мелодрама. Но, должен признаться, для меня любовная линия – самая неубедительная часть фильма. Верю ли я, что герои Богарта и Бергман безумно влюблены друг в друга? Нет. Имеет ли это значение? Ни в малейшей степени. Короче говоря, сводится все к тому, что я уважаю «Гражданина Кейна», но не люблю его. Так же героиня Бергман восхищается благородным борцом чешского Сопротивления Виктором Ласло, но сердце ее безраздельно принадлежит простому и прямолинейному американцу Рику Блейну.

Единственным членом клуба, который уже смотрел фильм, естественно, оказался Дэвид. В ходе дискуссии он пренебрежительно критиковал «Касабланку» за «конвейерную сентиментальность» и утверждал, что, если фильм приподнялся чуть-чуть выше среднего студийного уровня, это еще не повод его превозносить. Излишне говорить, что после таких рассуждений сам Дэвид в моих глазах отнюдь не поднялся. Кажется, именно в этот момент я понял, что мы с Дэвидом С. Окслейдом смотрим на одни и те же вещи под совершенно разными углами, объединить которые – задача из разряда невозможных. Но, к счастью, «Касабланка» в защите не нуждается. Фильм стабильно занимает верхние позиции в десятке лучших фильмов всех времен. Чаще всего «Касабланка» на третьем месте, но ниже пятого не опускается никогда. С человеком, который не любит «Касабланку», приятельствовать можно, но крепко дружить – никогда. В чрезвычайных обстоятельствах, когда дружба проверяется на прочность, одни хором запоют «Стражу на Рейне», а другие – Марсельезу. У нас же с Дэвидом никакого дуэта не получится, каждый затянет свою песню.

Но остальные фильм хвалили. Дэвид, конечно, настоял, что теперь его очередь. Заниматься угощением предоставил моей сестре – ну хоть в чем-то повезло. Для показа выбрал очень некачественно переписанную копию «Четырехсот ударов». Причем название подчеркнуто произносил исключительно на французском языке.

Я, конечно, хорошо отношусь к фильму Трюффо, но это совсем не та вещь, под которую можно расслабиться субботним вечером за домашней лазаньей и пивом. Хотя насчет расслабления, пожалуй, ошибся. Когда после финального статического кадра в комнате стало тихо, отчетливо послышался угрожающий рокот – как оказалось, это был храп Костаса. Все присутствующие сидели и молчали, поэтому единственным другим звуком в комнате были приглушенные крики соседей сверху, ругавшихся на фарси. Торопясь прервать неловкую паузу, Дэвид принялся читать подробную лекцию о французской новой волне и ее влиянии на современный кинематограф, от Содерберга до Тарантино. Дэвид, наверное, вещал бы еще долго, но тут Костас вздрогнул, проснулся и предложил всем вместе пойти в бар. Тео отпросился, сказав, что дома его ждет невеста. Думал, Дэвид тоже откажется – ну не бросит же он в самом деле сестру одну наводить порядок на кухне! Однако Дэвид с радостью согласился продолжить дискуссию в питейном заведении. Я же рассудил, что перемена места как нельзя лучше способствует перемене темы, поэтому тоже пошел. РТ присоединился.

Было это почти десять лет назад. Рад сообщить, что наш киноклуб все еще продолжает свою работу. Однако с тех пор многое переменилось – во всяком случае, для меня. Для остальных же… Не сказал бы.

В этом году мне исполняется тридцать. В детстве девятнадцатилетние парни казались зрелыми мужами. Но, когда самому стукнуло девятнадцать, ни зрелым, ни хотя бы просто взрослым себя не почувствовал. Должен сказать, что за прошедшие десять лет ощущения не поменялись. Правда, кое-какие атрибуты, которыми полагается обладать взрослым людям, у меня имеются – отдельное, пусть и съемное жилье, постоянная работа и хрустальный графин, которым даже один раз пользовался по прямому назначению. Так что, думаю, экзамен на зрелость можно считать сданным на крепкую троечку.

На цифры в документах внимания не обращаю, так называемым вехам и этапам значения не придаю, поэтому предстоящий тридцатилетний юбилей меня совершенно не беспокоит. Списков дел, которые надо обязательно успеть сделать до тридцати, тоже не составлял.

В голову не приходило ставить себе ультиматумы и решать, что до тридцатого дня рождения и ни днем позже я обязан прыгнуть с парашютом или побывать в Париже. Второй пункт, кстати, выполнил, но по дороге желание выпрыгнуть из самолета не посетило. Должно быть, Тео виноват. У него, как у профессионала, есть доступ к статистике несчастных случаев. Представить себе не можете, сколько людей каждый год гибнут или получают тяжелые травмы из-за самой обыкновенной гравитации. Ее, а вовсе не гипертонию, следует признать молчаливым убийцей. Разумеется, за исключением тех случаев, когда жертвы орут всю дорогу до земли, обнаружив, что забыли парашют под сиденьем.

Год основания киноклуба оказался для меня знаменательным еще по одной причине: я опубликовал свой первый роман. С перерывами трудился над ним четыре года – то бросал, то снова брался за дело. На первом курсе как бы случайно разговорился с преподавательницей, которая сама являлась автором двух книг, и попросил прочесть мой труд. Преподавательнице рукопись понравилась настолько, что она согласилась передать книгу своему литературному агенту. Ему рукопись понравилась настолько, что он разослал ее в несколько издательств. Одному из них рукопись понравилась настолько, что ее – о чудо – напечатали. Вышла книга, когда я уже перешел на третий курс. Мой труд получил парочку малоизвестных премий и продавался достаточно хорошо, чтобы дать автору возможность не спешить с поисками работы сразу после получения диплома. Последнее обстоятельство оказалось очень удачным, поскольку работы тогда все равно не было. Правда, меня с радостью готовы были принять в качестве стажера в одно из крупных ежедневных изданий – если, конечно, я ничего не имею против двенадцатичасового рабочего дня и отсутствия зарплаты. Мне предложение соблазнительным не показалось.