— Чувствую, сейчас дело дойдет и до толстяка Густери, — заметил я вполголоса.

— Совершенно верно, — кивнул Голубков. — Энн Ковердейл была несколько раз застукана в обществе этого персонажа в ту пору, когда он еще не был наркобароном, а строил из себя одного из лидеров косовского сопротивления. Собственно, он им и являлся. Хитрый албанский юноша знал, с кем дружить. Правда, потом, когда Густери стал фигурой откровенно одиозного толка, Энн Ковердейл все-таки сообразила, что афишировать свои отношения с человеком, который заваливает своей наркотической дрянью по меньшей мере пол-Европы, несколько неблагоразумно. Это мягко говоря. Но прошлого не сотрешь. Особенно если оно, это прошлое, оставило след в соответствующих анналах. И там, в этих анналах, зафиксировано и то, что Густери несколько раз ДАРИЛ Ковердейл подарки, причем не самые дешевые. В том числе драгоценности. В том числе древние раритеты. Так, несколько лет назад он подарил ей прекрасную китайскую вазу эпохи Мин. Не всегда китайцы выпускали ширпотреб, однако.

— Словом, все, что вы перечислили, указывает на Густери как на возможного заказчика Ковердейл.

— Слишком явно, слишком явно, — не согласился он. — Густери хитрая лиса, он не станет работать так топорно. Не будет. Лично я уверен в некой причастности Густери и его картеля к смерти Ковердейл, но — только в косвенной причастности.

— Почему вы так думаете?

— Я просто опираюсь на свой опыт и интуицию, — уклонился от прямого ответа Голубков. — Сам понимаешь, обычно я стараюсь не использовать ни тебя, ни твоих ребят как заурядных оперативных работников, не ваш калибр, но тут… тут речь идет о национальном престиже. Мы должны найти убийц Ковердейл и обезвредить Густери, а еще лучше будет, если к обеим задачам обнаружится один ключ. Это чрезвычайно важно, поскольку в западной прессе уже сейчас насаждается мнение, что звезда была убрана ФСБ с целью…

— Да понятно, — сказал я. — Во всем виновата ФСБ, с потому что, дескать, Ковердейл поддерживала чеченский народ в борьбе за его независимость. Обычный засаленный набор штампов, которые даже не потрудились поменять местами. Перетасовать, как колоду карт, что ли. Чтобы создать хоть какое-то ощущение свежести и новизны, — продолжал я. — Хорошо, Константин Дмитриевич. В целом я вас понял. Неудачная попытка устранить Густери, покушение на французского археолога Леона Ламбера, смерть его любовницы и смерть звезды шоу-бизнеса, и все концы уходят в темную среднеазиатскую воду близ Самарканда…

Он внимательно смотрел на меня. Очень внимательно, даже губу прикусил от напряжения. Ждал, что я продолжу. Но я молчал. И тогда он встал из-за стола, крепко перехватил мое запястье и, еще раз остро, коротко взглянув в упор, бросил:

— Ты прямо в лице переменился, когда договаривал. Что ж… рассказывай. Вижу, тебе есть что сказать.

Муха, Док, Боцман и Артист сидели в офисе созданного недавно (Боцманом и Мухой на пару) детективно-розыскного агентства «X». Их досужее время можно полностью проиллюстрировать известным детским стихотворением, которое припомнят, верно, даже самые неразвитые личности (конечно, при условии, что они родом не из предгорного кишлака под Самаркандом):

При моем появлении Артист вскочил, обмотал голову полотенцем и запел, извиваясь, как подвыпившая восточная танцовщица:

— Остынь, вертушка, — добродушно сказал я. — Здорово, ребята. Просьба выслушать монолог восточного гостя.

— Как отдохнул? Как Узбекистан?

— Милейшая страна. Там такие обаятельные верблюды, не поверите. Воспоминания нестираемые. Особенно после того, как один в меня плюнул и рубашку пришлось выбросить. Добрый верблюд. Чем-то на нашего Артиста смахивает.

— Ты мне просто завидуешь, так и скажи, — беззлобно сказал Артист, он же Семен Злотников.

— Ну-ну, — проронил я. — Я вижу, ребята, вы тут немного изнываете от безделья. Что, мертвый сезон?

— Да нет, — последовал ответ, — просто отдыхаем. Кстати, Пастух, об отдыхе: как насчет того, чтоб сгонять в баню? А то мы уже который день собираемся, но то одно мешает, то другое. Тем более там, в Азии, уже, поди, жара… Даже в апреле.

— Я думаю, что вы лучше оцените это сами, ребята, — Сказал я.

Муха и Док переглянулись. Боцман откинулся на спинку кресла и стал похлопывать ладонью по подлокотнику, с интересом глядя на меня и ожидая, что же я скажу дальше. Артист же осведомился:

— Что значит — сами?

— А то и значит.

— Ну?..

— Есть предложение смотаться в Самарканд, парни, — сказал я. — Предложение свежее, поскольку я только что вышел от Голубкова. Мы проговорили около двух часов, а потом он еще с четверть часа снабжал меня инструкциями куда более подробными, чем обычно, как будто до сих пор сомневался в нашей и моей, в частности, адекватности. Так вот. Есть дело. Дело серьезное. Ну это, наверно, понятно и так — управление нас для других дел не держит.

Они переглянулись.

— Я, между прочим, только сегодня слышал, что там какая-то заварушка… Где-то не то в Самарканде, не то в его окрестностях, — сдержанно заметил Док, снова переглядываясь с Мухой. — Средняя Азия вообще в последнее время редко располагает к спокойным думам, как это было раньше.

— Когда это — «раньше»? — откликнулся Артист. — До нашей эры, что ли? Или в Средние века? Да там и тогда разные товарищи буянили… Чингисханы разные, Тамерланы и прочие… Я понял, ты имеешь в виду Союз, но там и при Союзе никогда спокойно не… Не было.

— Вот-вот, и сейчас тоже неспокойно и, как ты выразился, Док, СВОЕОБРАЗНО, — отметил я. — Для затравки расскажу вам одну сказочку. Немного жутковатая сказочка выйдет, но с самым современным звучанием.

— «Было у одного богатого бая сорок баранов и один сын, да и тот, если признаться…» гнусаво завел Артист, явно стилизуясь под манеру среднеазиатских сказителей.

Я махнул рукой, обрывая его паясничанье, н начал излагать. Отрывисто, без стилистических красот, которыми любил меня мучить Тахир-ака, — только факты.

Как я и предполагал, ребята отнеслись к моему короткому, без живописных подробностей рассказу о прогулке кандидата наук Халила Халилова в предгорьях Аввалыка без особого энтузиазма. О том, что хозяин тамошнего трактира, Тахир-ака, верит в правдивость рассказа Халилова, Семен Злотников высказался весьма насмешливо. Скепсиса куда как хватало. Впрочем, как раз этого я и ожидал, так что не особенно смутился.

— Читали сказки, читали, — заржал Муха. — Ну и кто такие эти дэвы? Сказочные придурки… Пардон, фольклорные персонажи…

— Помнится, мне, — вдруг задумчиво сказал Док, — этот Ламбер тоже толковал все про каких-то дэвов, а я, каюсь, решил, что это бред, так толком не справился, что это за чудеса такие и с чем их едят.

— Их едят редко, в основном едят они сами, — ответил я. — Согласно тамошним суевериям и мифам, то… в общем, такие… такие злые духи, которые похожи на людей, но много выше и сильнее любого человека. Этакие волосатые страшилища. Живут в горах, в пещерах, сторожат сокровища.

— От археологов типа Ламбера, что ли? — хмыкнул Муха.

— И от них тоже. А в целом же, ребята, ничего смешного. Я вам говорю, поскольку сам их видел. Милые такие ребята. Здоровенные амбалы, покрытые шерстью, с огромными когтями и жуткими рожами. Людей ненавидят, держат их в своих горных СИЗО и пожирают каждый день по два человека — на завтрак и на ужин.

Говоря это, я ощутимо почувствовал, как вспыхнули рубцы на спине. Не знаю, что думать, но определенно что-то дьявольское в этом было. Хотя моя работа в разведке, а потом в УПСМ, как никакая иная, способствовала развитию трезвого и строго материалистского взгляда на жизнь. Ребята переглянулись, пряча от меня ухмылки — не иначе как решили, что в Средней Азии я злоупотреблял курением кальяна или чего еще похлеще.