Эмир внезапно успокоился. Сел обратно, неспешно огладил безволосый подбородок и выговорил:
— Ладно. Ты сядь. Что вскочил?.. Погорячился я. Сам знаешь, не каждый день теряешь такого человека, как Рашид. Ладно. Сам-то ты про это что думаешь?
— Да я не думаю, я знаю. Мы сидели у Рашида, когда ему кто-то позвонил. Он велел Саттарбаеву поехать, кажется, в гостиницу «Афрасиаб» и кого-то оттуда забрать? Да, точно. Надо думать, что потом эти кто-то и приехали в дом Рашида. Все сходится, верно. Ведь та проститутка как раз из «Афрасиаба». Вспомнил!.. Вспомнил.
— Что вспомнил? — неуловимо подался вперед Эмир, его небольшие глаза заблестели остро и холодно.
— Не что, а кого. Вспомнил, кто был тот толстый пугливый мужик. Рашид называл его Бахрамом, я его тоже пару раз видел в «Афрасиабе». Это тамошний работничек, портье, кажется.
— Портье Бахрам из «Афраснаба», — медлеяно повторил Эмир, словно фиксируя таким образом эту информацию в своей памяти. — Так. Запомним. Что-то еще?
— Еще? А, ну да. Нет, больше ничего не знаю. Я же говорю, пьяный был. Еще?.. А, ладно, давай я еще одну махну, — сказал Перепелкин, и это уже не имело отношения к обрывочным сведениям о загадочном ночном происшествии в доме Рашида Радоева. Он, уже не спрашивая дозволения хозяина, взял графинчик водки, налил себе полбокала и выпил одним махом. Крякнул. Закусил. Его глаза помутнели я обессмыслились расслабленным довольством. Эмир смотрел на пьяного Перепелкина, и в его взгляде росло, росло напряжение. Эмир хорошо знал себя: с таким эмоциональным накалом нечего и думать о продуманной, просчитанной работе. Нужна разрядка… Эмир встал я, не глядя на Перепелкина, вынул из ножен саблю, прикрепленную к ковру. Блики играли на ее клинке, перекликались на эфесе. Рустамов крутанул саблю в воздухе, и полоса лезвия легла на его щеку. Прохладный металл коснулся горячей кожи. Эмир выговорил:
— Значит, Рашид убит, всех, кто был в доме, повязали гэбэшники Джалилова, в бассейне взяли пробу воды для химической экспертизы, а ты приходишь ко мне и говоришь, что не знаешь, КТО все это провернул?
— Ну я же говорю… — промычал Перепелкин.
— Вот именно. Масса ценной информации. Отель «Афрасиаб», проститутка, портье Бахрам… И уцелел только ты, самый лучший и ценный из радоевского окружения, правда, Андрюша?
— Ну, уцелел… — начал было Перепелкин и поднял глаза на Эмира. Он хотел еще сказать, что ничего такого в том, что он единственный из всех уцелел, нет и что это счастливая случайность, а если Эмир собирается заподозрить его в чем-то таком, то пусть припомнит, сколько Перепелкин работал с Радоевым бок о бок и ни разу не давал проколов… Но ничего этого он сказать не успел, потому что Рустамов сделал большой, слишком большой для своих коротких ног шаг вперед, взмахнул саблей — клинок со свистом рассек оглохший, остановившийся воздух — и одним ударом снес голову Андрея с его широченных плеч, Из обрубка шеи выбился короткий фонтанчик крови, голова отлетела прямо на столик и упала набок, а взгляд стекленеющих глаз остановился, застыл на недопитом графинчике водки, говорят, что после отделении головы от тела мозг еще продолжает принимать сигналы и координироваться в пространстве. Интересно, что подумала отрубленная голова Перепелкина, увидев перед собой графин с так и не допитой водкой?..
Эмир громко и бессвязно выругался, бросил окровавленную саблю на ковер и поднес руки к вискам. Вошел — нет, все-таки вбежал — Керим. Эмир поднял на него спокойный, слегка затуманенный взгляд, расслабил челюсти — спало, спало напряжение, ведь Эмир знал, каким образом его следует снимать. Он сказал:
— Вот что… убери со стола. Что-то я не хочу завтракать. Аппетит пропал.
И показал глазами на столик, где посреди блюд, пиал и графинов лежала отрубленная голова Перепелкина.
— Кстати, — остановил Эмир своего человека, — а портье Бахрам… известен тебе такой, нет?
— Бахрам? Известен. Его взяли сегодня утром, вынули прямо из постели. А почему вы спросили? Вы что, уже в курсе? Нужно будет разобраться, в чем там дело. Бахрам — мой троюродный дядя. Гм… Так что такое?
— Да так… — неопределенно отозвался Эмир. — Кто он тебе, говоришь?
— Троюродный дядя.
— Это хорошо, что не тетя. Кажется, твой троюродный дядя здорово влип. Не исключено, что ему выпустят кишки. Да. Или я, к примеру, поступлю с ним так же, как вот с этим русским. А может, и нет… мутное, мутное дельце… ладно, иди. Троюродный племянник…
После того как Керим, ничуть не озадаченный таким поворотом утренней трапезы босса, очистил стол и унес и голову и окровавленную саблю, Эмир взял телефонную трубку. Взвесил ее на ладони, потом пробормотал:
— Значит, из Управления госбезопасности… Джалилов? Он не в свое дело влез, этот Шамухитдин-ака. Можно, конечно, вынести последнее китайское предупреждение, но мы, слава богу, не в Китае. И все-таки… Кто же это набрался наглости и устроил такой шухер в доме Радоева? Едва ли кто-то из местных: не посмели бы… Значит; нужно искать гастролеров. Гостиница «Афрасиаб» прямо на это указывает. Проститутка сюда же… Ищите женщину, как любят говорить французы. Не правда ли, месье Ламбер? Э, месье Ламбер, где же вы скрываетесь, пожиратель лягушек?..
Из разговора между Эмиром и Арбеном Густери, состоявшегося вечером того же дня:
Густери. Хорошенькие новости ты мне сообщаешь, дорогой. Радоев убит, его люди большей частью в клетке гэбэ, а кое-кто и на том свете… и твоими стараниями тоже.
Эмир. Эта свинья Перепелкин сам нарывался. И не будем больше о нем.
Густери. Да, о свиньях нам, мусульманам, как-то не пристало рассуждать, тут ты прав, Эмир. Ну, и что же ты узнал?
Эмир. Радоев и Юнус до сих пор в морге. Мы их не забирали. Что касается живых, то пока что вынуть их нет никакой возможности. Джалилов этот крепко их прихватил. А пользоваться нашим каналом в гэбэ пока что не хочу. Во-первых, лишний раз беспокоить, а он — человек нервный, к тому же сейчас в отпуске… Нет пока насущной необходимости прибегать к его услугам, прибережем для более серьезной ситуации — она может и наступить. Видимо, за проект «Мантикора» взялись серьезно.
Густери. А это ты уж сам, похоже, чем-то спровоцировал. У меня верная информация, что убийством Ковердейл занимаются теперь русские спецслужбы. Они уже один раз и меня чуть не убрали, только чудо спасло, да еще тот грек, что вместо меня свою башку подставил. Ну ладно, Эмир. Чувствуется, придется мне самому все это дерьмо разгребать. Жди. Скоро буду.
Эмир. Тебя встречать? Когда прибудешь? И каким рейсом?
Густери. Можешь не беспокоиться. Как прибуду, — сам с тобой свяжусь.
Эмир. Не доверяешь, что ли, Арбен?
Густери. Тут ты прав. Я теперь никому не доверяю. Были два человека, которым я в свое время доверял почти как себе, только обоих сейчас со мной нет Энн ты сам убрал, а второй… Второго, наверно, тоже уже не будет. Мне сейчас кажется, что он-то и навел на меня спецслужбы — тогда, летом прошлого года.
Эмир. Мантикора?
Густери. Да.
Эмир. Ты очень скрытный человек, Арбен. Мы так много лет с тобой знакомы, так долго работаем вместе, а ты до сих пор не можешь довериться мне в очень важных вещах. Например, я принимаю значительное участие в твоей затее… в этом проекте «Мантикора». Но я до сих пор ни разу не видел человека, который носит это дурацкое прозвище. Который…
Густери. Эмир, ты же знаешь, я не люблю глупых вопросов. Мантикора — это тебе не безмозглый Рашид Радоев, потерять его, да еще из-за какого-то стечения обстоятельств, я не могу и не хочу.
Эмир. Но он приедет вместе с тобой? Ведь сложности касаются именно его проекта?
Густери. Не знаю. Посмотрим. Приготовь там к моему приезду несколько хорошеньких блядей. Ты сам знаешь, это моя маленькая милая слабость…»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АВВАЛЫК
I