В то время в Новониколаевске начал создаваться Союз писателей, первым председателем которого стал Валерий Язвинский. Немало сил отдавала этому Лидия Николаевна Сейфуллина, нередко заглядывала в редакцию «Советской Сибири». Заходили туда Кондратий Урманов, поэт-правдист Иван Ерошин, Д. Тумаркин, а также организаторы и редакторы молодежных изданий «Юный пропагандист», «Пролетарские побеги», «Путь молодежи!» — Алексей Маленький, Владимир Заводчиков, В. Шишаков.
Тогда рождался журнал «Сибирские огни», который ярко светит и до сих пор. У колыбели его стояли Л. Сейфуллина со своим мужем В. Правдухиным, Ф. Березовский, Ем. Ярославский, Д. Тумаркин.
Назрел вопрос о создании Союза писателей, а постоянного помещения для собраний не было. Встречались на частных квартирах. В очерке «Наша Лидия Николаевна», опубликованном в челябинской газете «Комсомолец», Малютин рассказал об одном из таких собраний, проходившем у Ем. Ярославского.
«Помню: простая передняя комната с большим столом, табуретками и несколькими стульями, с железной печкой-«буржуйкой» посреди комнаты, на которой кипятился цикорный чай в простом железном чайнике, а в печке пеклась картошка, которую, кто хотел, ели без стеснения, и чай наливали в кружки и пили, кто желал.
Назначенное время пришло. Никто больше не являлся, и товарищ Ярославский объявил собрание открытым.
Лидия Николаевна выступила с заявлением — срочно подыскать помещение для Союза писателей и регулярно собираться в определенные дни. Ф. Березовский поддержал ее.
Помещение вскоре нашли. Вспоминается один из наиболее многолюдных вечеров, когда почти весь коллектив был в сборе, за исключением Ем. Ярославского, бывшего в отъезде. На вечере выступали: Березовский, Лидия Николаевна, Ив. Ерошин и другие. Настроение у всех было бодрое… Вечер кончился очень весело и поздно.
Л. Н. Сейфуллина была очень проста с людьми, и там, где она находилась, создавалась непринужденная обстановка, всегда было весело и как-то тепло. Таково было обаяние этого человека, горячо любившего жизнь и общество, встречи и разговоры с людьми.
Как-то в другой раз, прежде чем начался литературный вечер, писатели собрались в моей комнате. У меня были интересные книги, журналы.
Через несколько минут является Лидия Николаевна:
— Батюшки, да уж не здесь ли собрание-то происходит?!. Я там ждала, ждала. Нет никого. Решилась заглянуть сюда, — улыбнулась и словно согрела всех. — Ну, так как, товарищи, здесь будем заниматься или туда пойдем?
…Мои первые новосибирские встречи с нею запомнились мне навсегда, как самые сердечные и задушевные».
Впоследствии Малютин познакомился с сестрой Лидии Николаевны Зоей Николаевной, с дочерью сестры Ириной, бывал у них в Москве, переписывался с ними.
Завязались знакомства и с другими писателями города. У нас появлялись Борис Благодатный и Константин Беседин, оставившие записи своих стихов в наших альбомах.
К лучшим друзьям принадлежал Иван Ерошин, участник дооктябрьской большевистской печати, стихами которого, впитавшими прелесть алтайского фольклора, восхищался Ромен Роллан. На титульном листе его новониколаевского сборника «Переклик» (1922) значилось: «Ивану Малютину с любовью посвящаю эту книгу». У нас наиболее популярным было его стихотворение «Кто поймет этот крик в просторе». В моем детском альбоме Ерошиным записаны стихи «Синь туман в снегах упругих». Вместе с И. Ерошиным и К. Урмановым Малютин участвовал в составлении сборника «Ах ты, сад ли, мой сад», который вышел в 1922 году в новониколаевской типографии «Интернационал»; в него вошли любимые народом стихи и песни Пушкина, Некрасова, Ф. Глинки, Л. Мея, Кольцова, Никитина, Сурикова, Скитальца и других. Малютин активно сотрудничал в местных изданиях: помещал стихи в газетах «Советская Сибирь», «День книги», опубликовал письма В. Короленко — в «Сибирских огнях» (1922); участвовал в библиографическом отделе журнала «Пролетарские побеги», где также были напечатаны его рассказы «Косточка-невидимка», «Ванюшка», «На чужую сторону», «На барках», стихотворение «В океане».
Отец никогда не стоял в стороне от общественной и литературной жизни сибирского края.
Осенью нашей семье предстоял далекий путь к родной Волге. В условиях старого режима такое путешествие было нам не под силу, да и найти работу в России «неблагонадежному» отцу было труднее, чем в Сибири. При Советской власти переезд стал возможным. Распродали большую часть книг, так как они не уместились бы даже в целый вагон, и простились с гостеприимной Сибирью, которая стала близкой и дорогой. Свидания с Ярославлем родители ожидали с радостным нетерпением, а дети — с затаенной тревогой: ведь все они были сибиряки.
Опять на родной Волге
С заметным волнением родители подъезжали к Волге: шутка ли, уехать отсюда на три года и вернуться только через двадцать лет! Еще в Сибири отцом было написано стихотворение «На чужбине», напечатанное в «Алтайском крае», посвященное С. Л. Потехину, в котором он мысленно обращался к родной реке:
Вот она, милая Волга широкая!
Вот он, синеющий бор!
Берег обрывистый, заводь глубокая,
Жизнь, красота и простор!
Ярославль произвел тягостное впечатление: много разрушенных и пробитых снарядами домов — следов недавнего белогвардейского мятежа, подготовленного Савинковым.
Малютина встретили приветливо, как старого революционера-подпольщика. На «Красном Перекопе» предоставили прежнюю работу и квартиру в отдельном красном домике, уютно расположенном на берегу широкого пруда в старинном Петропавловском парке. Хотя служба в рабочей и рабфаковской библиотеках отнимала много времени, отец, по-прежнему единственный кормилец большой семьи, облачившись в лоснящийся от клейстера холщовый фартук, занимался еще и переплетом книг.
Всю жизнь он жил трудами рук своих и никогда не имел никакой другой собственности, кроме книг. В красном домике вновь начала быстро расти личная библиотека, которая скоро не по количеству, а по содержанию превзошла рабфаковскую, поэтому к нему приходили за книгами не только студенты, но и преподаватели, тянувшиеся к книжным сокровищам, как пчелы к цветам. Как библиотекаря его часто посылали с поручениями в Москву. Там удавалось встречаться с Емельянов Ярославским. Однажды он направил Малютина за книгами в редакцию журнала «Безбожник», который редактировал. Там библиотекарю отпустили по его собственному выбору литературы рублей на триста в счет Емельяна Ярославского.
«Много было радости у моих читателей в фабричной библиотеке: я раздавал эти книжки с приветом от Емельяна Ярославского, которого все знали и любили на фабрике», — вспоминал Малютин.
Порою выкраивалось время для театра. Но самой сильной страстью все-таки оставалась литература, которой отдавалась каждая свободная минута. Книга — великий источник знаний, мужества и вдохновения — была другом на всех перепутьях жизни. Когда ему шел шестидесятый год, когда шел восьмидесятый и девяностый, он все еще подбирал книги по всем отраслям знания, продолжал читать и учиться. Вот несколько его записей 1924 года:
«Длинные непогожие осенние вечера, когда небо сочится дождем и кажется, что блестящие волны, бегущие с середины пруда, уходят под берег, скрашиваются теплом, уютом, любимой работой, чтением хороших книг и перепиской — общением с дорогими друзьями и хорошими людьми».
«Сейчас, когда ушли все наши, кто в школу, кто куда, я один пью чай, пересматривая, словно «скупой рыцарь» в своих «подвалах верных», свои сокровища, и каждая хорошая книга дает все новые и новые радостные переживания».
«Человек мне представляется таким предметом, который должен излучать из себя какие-то радиоактивные искры-мысли, и эти искры должны зажигать в сердцах окружающих огонек любви и дружбы».
