Мой отец, писатель из народа Иван Петрович Малютин, прожил долгую интересную жизнь (1873—1962). Он вышел из самых низов, огромные препятствия пришлось преодолеть ему, чтобы, не учась ни в какой школе, стать писателем-самоучкой. В дореволюционной русской литературе было немало таких писателей из народа. Они стремились зажечь сердца угнетенных ненавистью к поработителям, жаждой знания и лучшей жизни. Таковы И. Суриков, С. Дрожжин, И. Белоусов, М. Леонов, И. Назаров и многие другие.

В предоктябрьской статье «О писателях-самоучках» М. Горький отмечал, что хотя это «люди страшной жизни», тем не менее, в отличие от разочарованной интеллигенции эпохи реакции, они крепко верят «в торжество добра, разума и правды» и выражают «непосредственный голос массы», ее «проснувшуюся мысль», назревающее «активное отношение к жизни, к людям, к природе».

Эта характеристика полностью применима к жизни и деятельности И. П. Малютина. В одном из стихотворений он говорит:

Судьба была беспощадно сурова к отцу. Бедное, нищее детство в лачуге малоземельного крестьянина, повседневная борьба за кусок хлеба, ссылка в Сибирь за распространение среди рабочих Ярославской Большой мануфактуры революционных книг, скитания по селам и городам, возвращение на родную Волгу лишь через двадцать лет — таковы основные вехи его жизни.

Первое стихотворение «Бедная Настя» напечатано им в 1895 году, но только с 1910 года он активно выступает как поэт демократического, гражданского направления в газетах и журналах Кургана, а также в петербургских, ярославских, самарских, суздальских изданиях. Стихи Малютина заняли свое скромное место в общем потоке революционной поэзии Сибири 1905—1917 годов. Они вошли в сборники вольнолюбивой поэзии.

В 85-летнем возрасте Малютин вступил в Союз советских писателей (Челябинское отделение) и издал свои первые книги «Незабываемые встречи» (1957 г.) и «Воспоминания» (1958 г.), вышедшие в Челябинске и Москве. О них тепло отозвались Н. Телешов, А. Фадеев, Вс. Иванов. «…Я по существу убежден в Вашей талантливости, а жизнь, прожитая Вами не похожа на другие», — писал ему А. Фадеев.

Что побудило меня рассказать об отце? Отчасти то, что нас связывала глубокая любовь и духовная близость, несмотря на разницу возрастов в сорок лет. Я считаю счастьем, что более трех десятилетий прожила под одной крышей с человеком такой большой и щедрой души. Никогда не забыть те звездные ночи, когда мы вдвоем, старик и ребенок, увлеченные астрономией, отыскивали на небе знакомые светила, уходили в дали отечественной истории или плакали над вечными творениями мировой литературы. Мы не замечали скудости заваленной папками и переплетными досками комнаты, и не было счастливее нас в целом свете! А когда я отходила ко сну, ко мне прилетала сама Афина Паллада с благоухающей ветвью в руках… Если судьба разлучала нас, — сотни писем оставались памятниками нашей дружбы.

Личность Малютина обладала притягательной силой. Природный ум, независимость взглядов подтверждены многими фактами биографии: участливым отношением к окружающим, стремлением словом и делом помочь им избавиться от страданий, стремлением ко всему прекрасному, созданному учеными, писателями, артистами, художниками. Это был сеятель добра и света, облагораживающий тех, кто общался с ним, своей влюбленностью в книгу, своим живым теплом, сокровищами многолетней житейской мудрости. «Я люблю отыскивать в людях хорошие черты, добрые души, — говорил он. — И как радостна бывает такая находка!»

Письма Малютина пересыпаны цитатами из Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Никитина, изречениями мудрецов, народными пословицами, поднимавшими дух близких и друзей, их уверенность в себе. Боясь усугубить чужую боль, он всячески избегал жалоб на невзгоды. «Я — оптимист и живу словно в царстве берендеев — мечтами. Хочется, чтобы люди радостно жили», — признавался он. Эта любовь к жизни и людям, эта неослабевающая тяга к знаниям глубоко поучительны для современной молодежи. Поэтому я вижу свой долг в том, чтобы написать о нем.

Эта книга — и биография, и обзор творческого пути, и воспоминания. Я стремилась по мере сил дополнить рассказанное им самим в мемуарах.

Если в сердцах читателей этой книги вспыхнет хоть искра от огня любви, которую я питаю к моему герою, если они задумаются над этими правдивыми страницами, сопоставят прошлое с настоящим, смелее взглянут в лицо трудностям, — моя цель будет достигнута.

Май 1969 года. Я сижу в уютном читальном зале Центрального государственного архива литературы и искусства. Доносится приглушенный шум великой столицы. За окнами цветут деревья, и на моем столике благоухает черемуха, роняя белые лепестки «а старую рукопись «Странички жизни». Пожелтевшие листы, исписанные дорогим отцовским почерком, переносят меня в далекие годы.

Нищая деревенька Пята на берегу Шексны в пяти верстах от захолустного Череповца — теперь индустриального гиганта. Вросшие в землю полусгнившие избушки подслеповато глядят на единственную улицу. Позади — тощее деревенское поле. Вдали за рекой нескончаемой полосой темнеет казенный лес. Работают здесь не покладая рук. И все же многим уже с осени приходится прикупать хлеб. Кто имеет коровенку — и те оставляют ребятишек без молока: все уносят продавать господам.

В семье одного из таких малоземельных крестьян — Петра Михайловича Кулева — 11(24) апреля 1873 года родился первенец, названный Иваном[1]. Петр Кулев с семьей, вскоре разросшейся до семи человек, не мог прокормиться земледельческим трудом и, чтобы не умереть с голоду, выучился сапожному ремеслу, как и большинство однодеревенцев.

Ульяна Степановна — его жена, происходила из старообрядческой семьи. Вместе с богомольными стариками долгие часы проводила она в моленной. Нередко приводили сюда и мальчика, усаживали его на крашеную скамью и заставляли перебирать красивую маленькую лестовку. Но ребенка пугали полумрак и медные лики угодников, озаряемые отблесками восковых свечей.

Старообрядцы не уставали напоминать Ульяне о ее «грехе» (брак с православным), убеждали уйти в лесной скит и там молиться о прощении. В конце концов они довели молодую женщину до сумасшествия. Это было первым горем Иванова детства, оставившим в душе мальчика неизгладимый след ужаса и тоски.

О лечении в старой деревне не могло быть и речи. Ульяну держали под замком в чулане и выпускали только в моленную. Сын ее почти не видел. Как светлый луч, явилась она ему на пороге жизни, и воспоминание о ее голубых глазах, передавшихся Ивану, о нежном голосе и ласковых натруженных ладонях навсегда осталось в детском сердце. И чем дальше отодвигалось детство, тем дороже становилась память о матери…

Отец Ванюшки — человек незаурядный — днем шил сапоги, а ночами сидел за чертежами «вечного двигателя». Однако для серьезных занятий механикой нужны были знания, а он овладел лишь азами их, да и то «самоуком». Деревня тонула в темноте и нищете. Непросвещенный народ населял окрестные леса лешими, реки — русалками. В неопубликованном рассказе Малютина «Пустынька» поведана одна из местных легенд о встрече в лесу у ночного костра с уже умершим земляком Солиным. В другом — «Косточка-невидимка», помещенном в «Алтайском крае», описана деревенская быль: суеверный парень, желая обладать косточкой-невидимкой, ночью варит в банном котле совершенно черную кошку, однако его ожидает горькое разочарование.