На крыльце у самой двери стояла Габи и озабоченно показывала на часы, качая головой. Мельком на неё взглянув, Алеся последний раз приникла к Юрию Владимировичу:

- Буду скучать по тебе. Надеюсь, скоро встретимся.

- Но не слишком.

- Ну что ты, во сне ведь... а своих дождись. Ничего, время быстро пролетит. - Она потянулась и нежно, долго поцеловала его в шею. - Ты самый лучший, Юрочка. Желаю, чтобы всё у тебя было хорошо.

- И у тебя пусть тоже... Ладно, пойду я.

Она мягко и легко выпустила его из объятий, почему-то не чувствуя уже смертной тоски, и видела, как он поднялся на крыльцо и помахал ей рукой, и донеслись до неё последние слова: "Счастливый путь!" - и она ощутила, как её тянет назад медленным, мощным потоком, а вокруг всё уже рассеивалось и мерцающе плыло.

Эпилог

На круги своя

***

Москва-река, теперь она почему-то - так решила. Холодные серые волны над нею, тонкие и прозрачные. А на берегах и в городе снег, снег везде. Падают и догорают на морозе кисти рябин. Такая стужа, что и шапку не снимешь. И, по-хорошему, река тоже должна быть скована льдом. Но нет, плещется вода над нею, перекатываются слабые волны - словно растопленные дыханием. Хочется задышать посильнее, чтобы разогнать их. Надо же, получается. Наползает какая-то тень, вроде человек, сквозь толщу воды голос - кто-то на лодке? А волны разгоняются и бледнеют, и исчезают вовсе, и почему-то возникает перед глазами потолок. И тени теперь две. Смутно знакомые. Пока что смутно.

- Да ты в своём уме, что ты с собой сделала?! - шёпотом кричит одна в ужасе.

- Что происходит? Боже, чертовщина какая-то! Вызовите врача! - беспомощно восклицает вторая.

Нет - второй. И снова мундиры. Хотя нет, эта униформа из другой жизни, совсем.

Откуда-то доносится кошачье мяуканье. Стоит странный запах: смесь церкви и цветочного магазина.

Теней становится больше, они обретают человеческий облик. Весьма знакомый. У них нелепые испуганные лица. Хотя нет, нелепость придают покупные розы и герберы в руках, у всех такие стандартные.

И тут раздался спокойный голос:

- Влада, объясни мне. Что тут происходит? Почему здесь вся партия с вениками в руках?

Это был её, Алесин, голос.

И тут же зазвучал другой - густой, бархатом заполняющий воздух вокруг, попадающий наконец-то в лёгкие:

- Извините, товарищи, дайте пройти.

И все благоговейно расступались, шушукались, отстранялись плавно, но почтительно.

На лоб ей легла рука - тёплая, тяжёлая, как медвежья лапа.

- Вот это да...

Странно, обычно в этих случаях говорят: "Всё очень плохо". Дико, что мозг выдал ей именно эту информацию.

Потом её везли в больницу. Всё происходящее казалось любопытным фильмом. Он подразумевал даже лёгкую долю иронии. Ясность восприятия наладилась, хотелось даже употребить фотографический термин: навелась резкость. И наблюдения за происходящим проходили с интересом, иногда с задумчивостью, порой с рассуждениями - которые всё равно не воплощались в человеческие слова. И с аналитической отстранённостью. Да, она лежала неподвижно, ничего не говорила и дышала поверхностно, но только потому, что не хотела слишком активного участия.

О да. Её вечное жизненное кредо.

Беспокоилась, по большому счёту, за троих, остальные - как-то так.

Потом две первые тени, одна в мундире, другая при галстуке, переглянулись, отпихнули посторонних и подхватили её - под ноги и под плечи. Потом запахло кожей автомобильных сидений, мир поплыл, приплясывая, и понёсся, как на карусели - хорошее такое, детское чувство. Вот только спать захотелось очень быстро. И она заснула.

***

Она раньше только в книжках про такое читала: как дети в школе собираются и организованно навещают больного товарища. Поэтому её весьма позабавила делегация с работы. При виде апельсинов она вообще чуть не прыснула.

Всё по законам жанра. У неё случались теперь моменты выпадения на край реальности: она наблюдала за происходящим, словно смотрела кино, а себя видела как бы со стороны. Возможно, эта отстранённость была вызвана телесной слабостью, но Алеся смутно догадывалась, что это как-то связано с визитом в Запределье.

Конечно, спрашивали о самочувствии, познакомились с её соседкой (девушек в палате было только двое), развлекали их ненавязчивой беседой и украдкой поглядывали по сторонам. Это была больница на Замковой, там лечилась шляхта, члены правительства, даже, говорят, великий князь. Здание было старинное, и посмотреть было на что: готические своды, камины, росписи на стенах, огромное мозаичное панно в холле, частые переплёты окон. Алеся сразу же поняла, кто её сюда устроил. И с подспудным страхом ожидала его появления.

Семашко пожурил её:

- Вы, Алеся, что-то совсем себя загнали. Таких замечательных работников - да-да, ребята, я это при вас говорю - давно я не видел. Но ведь нельзя же - вот так! Чтоб организм до истощения довести и в больницу угодить, это чёрт-те что такое! Алеся, вы нас, пожалуйста, больше так не пугайте.

Хорошо, что никто из пришедших не знал правды. Потому что такой испуг им самим мог бы стоить проблем со здоровьем.

Обо всём рассказала Влада. Она явилась вскоре после Алесиных коллег.

- Ну ты и делов натворила, - негромко произнесла она вместо приветствия. - Меня чуть кондратий не хватил.

Алеся молчала. Всё равно от подруги она скрывала слишком многое. Моменты откровений больше напоминали нервные метания и поведение преступника, зажатого в угол.

Влада глянула мельком на вторую девушку - та безмятежно спала.

- Может, чаю? - пискнула Алеся. - И вообще, ну чего ты... стоишь-то, как бедный родственник...

Влада с непроницаемым задумчивым лицом склонила голову, постояла так и солидно сказала:

- А давай.

И, подойдя к кровати, опустилась на стул. Она явно была настроена на долгий разговор. Когда сестра принесла чай и две чашки, Влада запустила в чашку струйку сахара и заговорила.

Всё началось с того, что в форточку запрыгнула кошка. И это было бы понятно: Влада жарила котлеты. Но, во-первых, пятый этаж, во-вторых, животное вскочило на стол и вопило не переставая, и в этой кошке она с изумлением узнала Франкиту. Та металась по столу с тревожным и умоляющим мявом, и Влада похолодела: если нагваль так себя ведёт, это означает одно - беда. С хозяйкой что-то стряслось.

Она живо убрала огонь, рывками напялила на себя одежду, скатилась по лестнице по двор и понеслась к остановке. И только когда поскользнулась и ухнула в сугроб на обочине, вскричала:

- Вот балда! Зачем мне эти автобусы!

И она, по-звериному хоронясь, вприклонку утопала за дом и там уже прорвалась в портал.

Её почему-то выбросило не в квартиру, а на лестничную площадку. Влада позвонила. Нет ответа. Машинально подёргала ручку - дверь оказалась не заперта. А когда переступила порог, то застыла в ужасе.

В полумраке зашторенной комнаты плавали в воздухе сомнамбулические цветы и свечи. И между них, словно бы полулёжа, слегка выгнувшись, висело тело Алеси. При полном параде - это создавало жуткое впечатление. Даже орден смутно поблёскивал на груди. Лицо было бледно, а на губах играла тень улыбки. Волосы слегка шевелились, как от невидимого ветра.

От страха у Влады вышибло из головы все мысли. Она просто стояла и смотрела. Но вокруг продолжала носиться орущая Франкита. "Да сделай же ты хоть что-нибудь!" - догадалась Влада.