Хотя поступая в универ, Стамбровская мечтала чинно работать в МИДе. Охотилась за высокими баллами, участвовала в конференциях. А главное: налегала на иностранные языки, оттачивала ум научной литературой, следила за внешним видом, манерами и старалась держаться в курсе новостей (хотя ей, "типичному творческому", это давалось нелегко).
После выпуска её ждало разочарование.
Последние два курса они тихо съезжала с катушек. Попытки показать класс на учёбе, курсы испанского, занятия танцами и работа на полставки на заводе. Неровная кардиограмма, рыдания, два обморока, депрессия, сниженный иммунитет и - эти непонятные боли, которые сейчас непонятно откуда выплыли, а тогда она их старательно замолчала и в итоге перетерпела. Она коварно подбиралась к флагману промышленности путём работы на дочернем предприятии. А потом оказалось - чёрта с два. Не будет у неё престижной работы и командировок в Эквадор и Венесуэлу, ради которых она в принципе начала учить испанский.
Кризис.
В её стране он вроде бы никогда и не прекращался. "Временные" затруднения давно стали вечными, кризис стал стилем жизни. Просто потряхивало то сильнее, то чуть послабее. Она угодила в "ямку". Бинго. Мечты об элитарности можно смело прикрывать медным тазом. Потому что ей светила только работа по распределению на шинном комбинате в родном городе.
Два года - в трубу. Два года рабства. Что она была подавлена - ничего не сказать. Во-первых, провинция. А во-вторых, ну ради чего были все эти страдания и старания? Экономика представлялась ей чем-то низким, вульгарным по сравнению с её стратегически-номенклатурным образованием. И в этих авгиевых конюшнях ей предстояло ковыряться?! О Господи, ну за что!..
В её воображаемом идеальном мире талантливых юнцов с горячим сердцем отмечали и опекали. Пускай даже так, как в парижских салонах какого-то там мопассановского Жоржа Дюруа. Боже, ну какая разница, как именно продвигаться, ведь главное - это та божественная искра, которая в них заложена, то, как они могут послужить высшей цели, притом не растрачивая своей высокой энергии на пошлые мещанские дрязги... А ей что предстояло? Биться, как рыба об лёд. Великолепно.
Она могла бы вконец приуныть и опуститься, но вспомнила о Княжестве. Странно, что так поздно.
Этот мир казался ей чем-то вроде курорта, идеальных пальм на фоне лазури. Смотреть издали, на неделю приехать - да, но не жить же там? Главным вопросом стало не "Пан или пропал", а "Почему бы и нет". И Алеся выбрала: "Да". Ей нужно-то было очень немногое: поверить, что её способности и знакомство с министром не сказка. И она поверила. И сделала окончательный выбор.
Это можно было назвать эскапизмом, но Алеся предпочитала не задумываться над такими вопросами. Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше.
Работа в секретном отделе Министерства обороны вполне отвечала её милитаризму и стремлению к исключительности. А "контора" нарисовалась уж как-то сама собой, и она, пожав плечами, просто приняла правила игры.
- Я, конечно, не настаиваю на ответе, - деликатно кашлянул Андропов.
Он вывел Алесю из задумчивости.
Ага, не настаивает. Вот так тонкий намёк.
- Знаете, тут получилось так, что не я выбрала профессию, а профессия выбрала меня, - опустив глаза, проговорила Алеся.
Ей не нравилось, насколько тривиальной получилась игра слов, но ведь и иначе не скажешь. И она поведала ему всю свою историю, и почему-то очень искренне, и ей не хотелось красиво затушёвывать переживания и смягчённо иронизировать. Она говорила как на духу. Наверное, так болтают с попутчиком в поезде, зная, что никогда больше этого человека не встретят - а он, председатель, что мог сделать ей во сне?
Её очень трогало то, что он не перебивал и не поторапливал. А ведь ей вечно норовили сказать, какая она нудная и как длинно говорит. Ну хоть кто-то сподобился её выслушать!
И ещё казалось, что рассказ её приобретает какое-то новое качество. Всё это было сто раз обговорено с подружками, но никогда не обладало такой цельностью. Возникало странное ощущение, что её собственная жизнь предстаёт перед ней в ином свете.
В конце концов Алеся прибавила:
- Вообще, признаюсь - да, в основном из-за романтики. А ещё теперь не обидно, ведь туда берут даже таких, как я. А мне казалось, только железобетонных суперменов с идеальным здоровьем и простыми понятиями.
Она не увидела, а лишь почувствовала, что Юрий Владимирович улыбнулся. Тепло и почти торжествующе.
Затем Алеся приличия ради рассказала немножко о спецслужбах ВКЛ. Она скормила несколько нейтральных, почти "туристических" фактов, в том числе о том, что у истоков службы безопасности стоят иезуиты.
Андропову всё это казалось занятным, и он не раздражался, хоть перед ним было дитя чуждого режима. Ему казалось, что всё возмутительное, бьющее в глаза - как раз таки шелуха, а вот главное...
И ещё его позабавило, что приподнятым слогом людей из госбезопасности в ВКЛ архаично именуют инквизиторами, так же, как нынешних сотрудников КГБ - устаревшим словом "чекисты". Да ему и самому нравилось это слово.
Ему о многом хотелось расспросить. Ведь Алеся - гостья из не столь далёкого будущего, если брать её изначальную биографию, условно истинную, а вместе с тем - уже совсем другое поколение: интересно, что же произошло со страной за это время? Но Юрий Владимирович решил пока не торопить события. Любопытно было послушать о её жизни и переживаниях - в каком-то смысле это более красноречиво.
Ясной картины не получалось. Да откуда ей и взяться, если говорят они... Хм, а вот сколько, он даже засечь забыл. Но всё равно с первого раза ничего не поймёшь, не стоит и пытаться: во-первых, и миров целых два, во-вторых, она явно что-то недоговаривает. Выбирает выражения - дипломатическая школа, не иначе. Ну, и наконец, если решил не устраивать прямолинейного допроса, надо запастись терпением. Тем более что она придёт опять. В этом Андропов почему-то не сомневался. Он принимал это предчувствие как данность.
Кроме того, он поймал себя на мысли, что ему всё-таки интересен не только - а может, не столько? - готовый сценарий развития державы, а человек, что находился перед ним. Человек, который всё время неторопливо расхаживал по кабинету, мельком отвергнув предложение присесть. Готически длинный, как с холстов Эль Греко, русый человек в облегающей юбке и тонкой белой блузке с шёлковым чёрным галстуком. Девочка с румяным европейским лицом и недовольно сдвинутыми бровями.
А она увлеклась своими эмоциями и россказнями и сначала смутилась от этого, а потом вздохнула с облегчением. Ведь она и так слишком пристально смотрела на Андропова. Она любовалась им. Хорошо, что воспоминания и чувства снова вскипели, и это созерцание оказалось не очень мучительным.
И ещё ей стало стыдно. Она смотрела на себя со стороны и понимала, какой кажется незрелой и избалованной - вот он-то в её возрасте пережил гораздо больше, и к жизни относился уже по-другому, и, вообще-то, сам пробивал себе дорогу, никто не вёл его за ручку - и кто она по сравнению с ним? Ребёнок. Всего лишь избалованный капризный ребёнок.
И в глубине души у неё теплилась немая, ещё даже бесплотная надежда, что ему доступен какой-то высший смысл - тот, что поможет ей не так переживать.
Они ещё немного поговорили. На вопрос о планах Алеся вздохнула, пожала плечами и сказала, что наверняка вот-вот сменит место работы окончательно.
- Наш отдел в Минобороны давно уже собрались распустить, да всё со скрипом, как будто на нервах играют, - пожаловалась она.
- Ну ничего, главное, что запасной путь уже есть, - успокоил её председатель, - глядишь, он и основным станет. Иногда работа действительно выбирает нас - пути Господни неисповедимы.
"Что?! Он реально это сказал?" - изумилась Алеся. Любые упоминания о Боге из уст председателя звучали странно. Хотя во сне чего только не бывает.
