Антон понимал, конечно. Для красивого, харизматичного Кости, вокруг которого омеги вились толпами, такая влюбленность — идиотизм, дичь полная.

      — Все сложилось так, как сложилось. Ты уехал, и он убедил себя, что все пройдет. А потом в сентябре наткнулся где-то на твою фотку, и его снова переклинило. Он психовал, гулял, и при этом на всех его заставках был ты. Все дело еще усугублялось тем, что он чувствовал себя виноватым перед тобой. Я предлагал ему позвонить, написать, съездить к тебе, но он каждый раз бесился, и мы ссорились. К лету он настолько измучился, что, в общем-то, готов был на что-то, когда ты приедешь. Я решил поехать с ним, чтобы все проконтролировать, и встретился с Ромкой. Подзабил на какое-то время на Костяна, а когда опомнился, он вроде как пришел в себя. Сначала ждал тебя, был спокойным, но как будто все время настороже, а потом вообще успокоился. Мы выдохнули, списали все на «перегорело» и начали ждать инициации. А после нее все началось заново. Костян даже мотался к тебе, шпионил типа, хотя я тыщу раз говорил ему хотя бы поговорить с тобой. Но тут с внутренним волком тоже проблема: он сделает все, чтобы не навредить Паре. При этом ситуацию анализирует человеческая часть. Короче, Костя увидел тебя с каким-то парнем и, видно, в конфетно-букетный период, потому что, по его словам, ты светился и был полностью, безоговорочно счастлив. Так что он свалил домой. В общем-то, если волк уверится в безнадежности ситуации, он может ее отпустить. Да, оборотень помучается, пострадает, но постепенно придет в норму. Возможно, даже встретит кого-то снова. И мы стали ждать. Костян депрессовал, конечно, но в пределах разумного, мы даже не переживали особо. А потом ты приехал. Какой-то испуганный и беззащитный. Он честно пытался держаться, свести отношения хотя бы к дружеским, но все как-то быстро свернуло не туда. А дальше уже тебе виднее.

      — Не виднее, — зло откликнулся Антон. В многолетние мучения Антипова верилось слабо — слишком уж свежо было воспоминание о презрительном взгляде, слишком яркой — обида за игнор перед отъездом.

      Тут Саша улыбнулся так понимающе, что Антону просто захотелось ему вмазать, несмотря на свою интеллигентность и уравновешенность.

      — А я говорил Костяну, что надо с тобой поговорить, прояснить, так сказать, ситуацию. Но он ведь вожак, он лучше знает, — передразнил друга Саша. — В общем, тот обряд, который он провел, не совсем безопасный. Точнее, совсем не безопасный. — Антон вскинулся, но Саша покачал головой: — Не для тебя. С твоей стороны все, как и обещано было: тишина, спокойствие и никаких проблем со стороны других оборотней. Но для Костяна все не так просто. В момент ритуала формируется привязка. Волк начинает думать, что связь закреплена и считает человека своим. Отпустить Пару после этого — это обречь себя на медленное и охренеть насколько мучительное угасание.

      — В смысле?

      — В смысле, что Костя подыхает сейчас без тебя. Ровно с того момента, когда поставил метку. Думал, что будет как тогда, поболит и перестанет, но теперь это совершенно другой уровень. Вот, — и Саша, покопавшись в папках, протянул свой телефон.

      С экрана на Антона смотрела какая-то жалкая пародия на Костю, и совершенно определенно не он, потому что не было у Антипова такой серой кожи, ввалившихся щек, глубоких теней под глазами и мутного, страшно отрешенного взгляда.

      — От суицида, — Саша произнес последнее слово совершенно спокойно, так, будто использовал уже не раз и не два, — его удерживает исключительно чувство долга: для оборотней такая смерть позор, который ложится на всю семью, а Антиповы слишком влиятельны и известны, чтобы Костян вот так вот всех подставил. Думаю, — вот тут Саша запнулся, и у Антона бешено заколотилось сердце и сдавило колким спазмом горло, — он что-то делает с собой, но регенерация… Тош, — Саня впервые за все время разговора умоляющие посмотрел на него, — он без перерыва слушает всякую дерьмовую попсу из серии «А он вернется». Я не знаю, сколько осталось времени. Пожалуйста, — в одном этом слове словно бы уместилось «прошу, умоляю, все отдам», — поехали к нам. Обещаю…

      Но Антону не важны были обещания и уговоры. Все, что могло повлиять на его решение, уже было сказано.

      — Сколько у меня есть на сборы?

      — Самолет в четыре утра… — Кажется, Саня ожидал чего угодно, но не этого.

      — Супер. За час до приезда позвоните. Лимит багажа имеется, или папа потом сможет мне часть вещей куда-то переслать?

      — Как тебе удобно… — Саня по-прежнему подтупливал, до конца не веря в происходящее.

      И только когда Антон порывисто встал и направился к шкафу, собираясь сметать на кровать все, что у него было из одежды и обуви, он подскочил и стиснул его в крепких объятиях.

      — Я не знал, как тебя уговорить. Целую речь в голове составил, думал, что пообещать.

      — Дурак. Хотя дурак дурака и видит издалека, — едко прокомментировал Антон. — Почему никто не удосужился поговорить со мной? Какого хрена все это надо было устраивать? — Он перебирал воспоминания о том, как ему было паршиво по возвращении, и действительно не понимал, зачем были нужны эти обоюдоострые страдания?

      — Эм… Тут такое дело… — Саша расцепил объятия и отошел на шаг. — В общем, мы живем в поселении.

      — И?

      — И будем жить там безвылазно еще год или два — формирование стаи, все дела. Но вот расстаться с Парой оборотень не может, так что, если ты все же поедешь, то уехать потом никуда не сможешь. Не сможешь встретиться с родителями или с друзьями. И вся цивилизация останется за пределами периметра.

      Антону очень хотелось объяснить, насколько он готов бросить все, чтобы быть сейчас за этим чертовым периметром, дать почувствовать, как было больно все месяцы после возвращения домой.

      — Я поеду, Саш.

      Видимо, все это странным образом уместилось в трех словах, потому что Саня вдруг выдохнул и как-то обмяк.

      — А как же ты? Или Ромыч с тобой? — Антон решил не тратить времени зря и принялся все-таки выгружать содержимое шкафа.

      — Я на антидепрессантах. Плюс приказ отца Кости. Плюс вожак в неадеквате. Мы вроде как чувствуем его, как бы улавливаем состояние. Не самое приятное ощущение после твоего отъезда.

      — У меня только один вопрос.

      — Жги.

      — Как же Костя меня в таком случае отпустил?

      — Ну, тут выбора особо нет, если сидишь в яме на цепи в строгом ошейнике да еще и на жестких успокоительных.