Вальтер Беньямин (1892–1940 гг.)
Вальтера Беньямина на эксперименты с гашишем и прочими психоделическими веществами соблазнило чтение вышедшей в 1860 г. книги «Искусственный рай» Бодлера, которая, в свою очередь, была написана под впечатлением от произведения Томаса де Куинси. Работа Беньямина «О гашише» представляет собой посмертный сборник его трудов не только о гашише, но также об опиуме, эукадоле и мескалине.
Опыт употребления психотропных веществ продолжил его друг, философ-неомарксист Эрнст Блох (1885–1977 гг.), который в своей наиболее известной работе «Принцип надежды» высоко оценивает способность наркотиков оживлять воображение, которое он считает ключевым элементом для прогресса человечества. Труды Беньямина, посвященные его употреблению психоделических веществ, бессистемны, хотя и содержат множество возвышенных отрывков:
Ты становишься таким чувствительным: боишься, что тень повредит бумагу, на которую она падает…
Теперь речь заходит о восприятии пространства и времени курильщиком гашиша, и они сродни королевским… вечность длится не слишком много.33
Себастьян Маринколо считает, что, несмотря на огромную значимость подобных экспериментов для Беньямина, они также приобрели роль инструментов, с помощью которых передавалась информация о том, как работа сделала Беньямина заслуживающим внимание человеком, в особенности учитывая определения, данные Беньямином терминам «функциональное смещение» и, более специфичному, «аура»: пространственнно-временное, культурное окружающее пространство объекта, которое придает ему особую функцию. В одном из трип-репортов (описание испытанного под воздействием тех или иных веществ — прим. Newочём) Беньямина написано:
Здесь имеет место функциональный сдвиг […] Кто-то дал дал мне сборник рассказов Кафки «Созерцание». Сначала я обратил внимание на название. Но потом книга вдруг превратилась в творение-в-руках-писателя, коей она становится для скульптора (возможно, в какой-то степени ученого толка), перед которым предстает задача ваять конкретно этого писателя. Она мгновенно внедрилась в скульптурную форму моего собственного тела34
Далее Маринколо рассуждает о том, как, в частности, это изменение функции (чтения объекта к частичной роли в форме тела) повлияло на magnum opus Беньямина, «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»:
Одной из центральных идей этого прорывного эссе является то, что Беньямин подметил, как современные инструменты технической воспроизводимости лишают произведения искусства их атмосферы. Фотография объекта может быть воспроизведена в любой точке мира, таким образом извлекая его из пространственно-временного и историко-культурного контекста35
Собственный историко-культурный контекст Беньямина, немецкого еврея при режиме Третьего рейха, был для него трагическим. И хотя Ницше яростно выступал против антисемитизма, его сестра Элизабет Фёрстер-Ницше поддерживала движение, женилась на известном антисемите и подружилась с Гитлером.
Видимо, такое предубеждение настолько взбесило Беньямина, что эта реакция вылилась в ощущения после употребления мескалина в 1934 году:
Из трещин дома Фёрстеров растут пучки волос. Дом Фёрстеров: (она [Элизабет Фёрстер-Ницше] превратила Хранилище Ницше в Дом Фёрстера [Охотничью Будку] (фамилия Förster означает «Лесник» — прим. Newочём)), охотничья будка из красного камня. Я — стойка в своих перилах: очерствелая, отверделая стойка. Это больше не тотемный столб — теперь это всего лишь убогая копия. Нога серны или дьявольское копыто лошади: символ вагины36
В попытке бежать от режима национал-социалистов, Вальтер Беньямин погиб в 1940 году, вполне возможно, намеренно приняв смертельную дозу морфина. В то же самое время во Франции философ, вызывавший у Беньямина только отвращение, отдыхал и выходил в люди в качестве интеллектуала и в ранге капитана немецкой армии. Это был Эрнст Юнгер.
Эрнст Юнгер (1895–1998 гг.)
Впервые Юнгер получил известность, когда опубликовал воспоминания времен своей службы в качестве солдата Первой мировой войны,37 и эти воспоминания часто расценивались как восхваление насилия. Он был неоднократно награжден за свою отвагу и готовность ринуться в бой, и позднее, как уже упоминалось, участвовал во Второй мировой войне. Однако Юнгер дважды отказывался от места в Рейхстаге, а также отдаленно был связан с «Заговором генералов», целью которого было убийство Гитлера — диктатора, которого Юнгер, возможно, считал политиком слишком левого толка.
Философ Хайдеггер, который присоединился к движению национал-социалистов, называл Юнгера «истинным последователем Ницше»38 — безусловно, он продолжил употребление наркотиков, к которому проявлял интерес Ницше. В 1970 году Юнгер опубликовал работу «Сближение: наркотики и опьянение», в которой назвал себя психонавтом: психоделическим космонавтом, исследователем внутреннего космоса. Эта работа до сих пор не опубликована на английском, хотя существует перевод на шведский язык.39
Альберт Хофман был другом Юнгера и посвятил ему целую главу в своей книге «ЛСД: мой трудный ребенок». Что касается Хайдеггера, Юнгер поддерживал связь с Хофманом. В одном из писем химику рассказывается о ценностном аспекте психоделических ощущений:
Что интересовало меня больше всего, так это соотношение [психоделических] веществ с продуктивностью. Однако мой опыт говорит мне о том, что творческие достижения требуют настороженного сознания, и что оно ослабевает под воздействием наркотиков. С другой стороны, здесь важны представления на концептуальном уровне, и некоторые из них невозможно получить иначе, как под воздействием наркотиков40
Более чем десятилетие спустя Юнгер пишет Хофману в другом письме:
Эти вещи следует пробовать только в небольших циклах. Я не могу согласиться с мнением Хаксли о том, что теперь возможности выйти за пределы могут быть переданы в массы. Конечно, речь идет не об утешительном небытие, а скорее о реальности, если мы занимаемся этим неуклонно41
Несколько раз Хофман и Юнгер вместе принимали ЛСД и псилоцибин. Видимо, ощущения Юнгера были ближе к реальности, так как касались чего-то духовного, метафизического, эсхатологического. Хофман вспоминает такой случай:
Последующий и последний бросок во внутреннюю вселенную с Эрнстом Юнгером, в этот раз снова под ЛСД, унес нас очень далеко от повседневного сознания. Мы приблизились к конечным вратам. Конечно, согласно Эрнсту Юнгеру, на самом деле эти врата откроются пред нами только в великом переходе из этой жизни в иной мир42
Октавио Пас (1914–1998 гг.)
Интересно отметить, что психоделический опыт не обязательно приводит к левым, либеральным взглядам или к движениям Нью Эйдж. Юнгер — опровержение такой теории. Другой последователь Ницше и психонавт, Нобелевский лауреат Октавио Пас также дистанцировался от подобных взглядов; использование психоделиков воспитало в нем более нигилистичную космологию:
Западное мироощущение нездорово. Оно морально. Мораль, великий изолятор, великий разграничитель, разделяет человека пополам. Чтобы вернуться к единству взгляда, нужно примирить тело, душу и мир […] Галлюциногены нигилистичны: они размывают все ценности и радикально меняют все наши представления о добре и зле, о том, что справедливо и несправедливо, что запрещено и что разрешено43
Герберт Маркузе (1898–1979 гг.)
Этот взгляд на то, что психоделический опыт может перевернуть наши ценности, разделяет теоретик Франкфуртской школы Герберт Маркузе. Однако, возвращаясь к левым взглядам, Маркузе в «Эссе об освобождении» (1969) утверждает, что подобный переворот важен не потому что приводит к отторжению морали, а потому что приводит к отторжению капитализма:
