«Я потерял всякую связь с внешним миром; бесконечные ряды ярких картинок всплывали в моем сознании. Они были связаны со словами так, чтобы в потрясающей манере представить восприятие совершенно по-новому. Я пребывал в мире, полном заново переосмысленных, видоизмененных идей […] И, обращаясь к доктору Кинглейку, я воскликнул: „Ничего кроме мыслей не существует!“
Часто я испытывал непередаваемое удовольствие, когда дышал им один, в тишине и темноте, поглощенный совершенным существованием»11
Дэви, возможно, воспринимают как человека, прежде всего занимавшегося вещами, имевшими практическую ценность — он известен как изобретатель безопасной лампы для шахт, названной в его честь лампой Дэви. Однако, антиматериалистические, идеалистические впечатления, оставшиеся после употребления оксида азота, по всей видимости, сформировали его общее мировоззрение. В своей последней книге «Отрады в странствии, или последние дни философа» он, опровергая соответствующий его профессии и возрасту материалистический взгляд на мир, пишет:
Без глаз не было бы зрения, без мозга — видимых образов, оставшихся в воспоминаниях; однако ни зрительный нерв, ни мозг не могут называться основой восприятия, они лишь орудия некой силы, не имеющей с ними ничего общего. […] Мечты о славе, почете, вечной памяти и непреложном знании, столь распространенные среди хорошо образованных молодых людей, — ничто иное, по моему мнению, как признаки бесконечно развивающейся природы разума12
Артур Шопенгауэр (1788–1860 гг.)
Еще одним известным последователем учения Канта был немецкий атеист и идеалист Артур Шопенгауэр. Одно только это доказывает, что атеист не обязательно должен быть материалистом, как принято считать. Хотя Шопенгауэр и не употреблял веселящий газ ради интеллектуального удовольствия или инсайта (сложное интеллектуальное явление, суть которого состоит в неожиданном, отчасти интуитивном прорыве к пониманию поставленной проблемы и «внезапном» нахождении ее решения — прим. Newочём), он предпочитал другие вещества для этих целей.
С помощью вина или опиума мы можем обострить и существенно повысить наши умственные способности, но как только необходимая доза таких стимуляторов будет превышена, эффект станет совершенно противоположным13
Дают ли галлюциногены возможность испытать инсайт из пережитого опыта или нет, но, по крайней мере, они «подстегивают» разум и творческие способности, полагал Шопенгауэр. Он утверждал, что мистическое понимание начинается там, где заканчивается рациональное философское сознание. Последнее он рассматривал скорее как дополнение к познанию, а не как препятствие ему. А его размышления об эстетике и переосмысление теории Идей Платона определенно могут быть использованы для толкования психоделического опыта. Жаль, что такой замечательный мыслитель и писатель не посвятил больше работ наркотическому эффекту. Возможно, это связано с тем, что он не употреблял большого количества подобных веществ. Чего точно нельзя сказать о его преемнике, философе и противнике христианства Фридрихе Ницше.
Фридрих Ницше (1844–1900 гг.)
Ницше был профессором философии в Базельском университете со сравнительно раннего возраста — с 24 лет. Взяв труды Шопенгауэра за основу, он начал свою философскую карьеру, написав следующее в «Дионисийском мировоззрении»:
«Лишь в двух состояниях человек достигает восторженного осознания реальности, а именно во время сна или наркотического опьянения»
Он завершает свою карьеру философа, говоря о своем «вдохновении», а именно о том, что он слышит громоподобные божественные голоса, и заявляя о себе как о «последователе философа Диониса»14 — лесного божества наркотического опьянения. В промежутке между двумя этими утверждениями Ницше принял целый ряд наркотиков. Наркотиков, которые, возможно, повлияли на его нигилистическую философию, которая обесценила смерть Бога: «Я не человек, я динамит».15
Из-за хронических мигреней, тошноты и судорог Ницше регулярно принимал опиум. Одно только это повлияло на его мышление, о чем можно судить по его письму близким друзьям:
«Мои дорогие Лу и Ри […] Вы двое можете считать меня полубезумцем с воспаленным разумом, окончательно одичавшим от долгого одиночества. К этой, как мне кажется, разумной догадке о сути вещей я пришел, приняв большую дозу опиума, — я был в отчаянии. Но вместо того, чтобы лишиться мотива, я, напротив, его приобрел…»16
Ницше в своей книге «Веселая наука» даже посвятил получаемому из мака опиуму два стихотворения. Философ так же пристрастился к хлорал-гидрату, якобы как к успокоительному. Его печально известная сестра Элизабет Фëрстер-Ницше, регулярно заботящаяся о нем, писала:
«Зимой 1882–1883 года из-за того ужасного гриппа ему впервые понадобилось регулярно большими дозами принимать хлорал-гидрат»17
То же вещество позднее принимал и невролог Оливер Сакс. В книге «Галлюцинации» он описал ощущения после его употребления:
«Я как обычно перешел дорогу, чтобы купить кофе и сандвич. Пока я помешивал кофе, он внезапно стал зеленым, а затем пурпурным. Ошарашенный, я посмотрел наверх и увидел гигантскую голову с хоботом, похожую на голову морского слона. Паника овладела мной; я кинул пятидолларовую купюру на стол и побежал через дорогу, чтобы сесть на автобус. Головы у всех пассажиров были белыми и гладкими, как огромные яйца, а глаза казались громадными и блестящими, похожими на сложные фасеточные глаза насекомых; казалось, они двигались спонтанными рывками, что делало их еще более пугающими и неестественными»18
К слову сказать, принимая во внимание тему данной статьи, Оливер Сакс имел похожий опыт и с тригексифенидилом:
«Паук сказал мне: „Привет!“ […] „И тебе привет“, — ответил я, и этим мы начали нашу дискуссию, в основном о технических вопросах аналитической философии. Возможно, тон разговору был задан первой фразой паука: он спрашивал, считаю ли я, что Бертран Рассел открыл парадокс Фреге»19
Высказываясь против теории Ницше, Бертран Рассел однажды написал: «Я считаю, что главнейший аргумент против его философии, как и против любого неприятного, но внутренне цельного учения, не относится к фактам, но касается эмоций»20
Нравственность Ницше (или отсутствие таковой) воплощена в названии его позднего труда «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего». На место христианского Бога и его морали Ницше ставит свой идеал будущей дионисийской эпохи и Сверхчеловека, Супермена. Что из себя представляет Сверхчеловек — вопрос, безусловно, требующий обсуждения. А. Р. Ораж, автор первого подробного предисловия к переводу Ницше на английский, пишет о том, что
понадобятся новые формы сознания, о чем всегда заявляли мистики […] разница между человеком и Сверхчеловеком будет состоять в обладании ими»21
А Ницше был определенно знаком с новыми формами сознания. В августе 1884 года, когда философ сочетал хлорал-гидрат с бромидом калия, его подруга Реза фон Ширнхофер планировала навестить его в местечке Зильс-Мария в Швейцарии. После отсутствия в течении полутора дней, она рискнула зайти в его дом, и была отведена в гостиную. Далее с ее слов:
«Пока я в ожидании стояла у стола, справа открылась дверь в смежную комнату, и появился Ницше. На его бледном лице застыло рассеянное выражение, он устало прислонился к косяку полуоткрытой двери и сразу же начал рассказывать о тягостях своего нестерпимого недуга. Он описывал мне, как стоило лишь ему закрыть глаза, он видел множество фантастических цветов, завивающихся и сплетающихся между собой, непрерывно растущих, меняющих в экзотическом изобилии форм и цветов, вырастающих один из другого. „Нет мне покоя“, — жаловался он»22
