Самка сидела под дубом, я чувствовал ее запах, но не видел: снег уже доставал до нижних ветвей. Черный поджал ноги, чтобы они не касались снега, и, наклонившись, проорал мне в ухо:
- Надо достать ее, волк!
Просто гениально. Я дернул ухом, подавил желание потрясти оглушенной головой и повернул к нему голову, щелкнув пастью.
- Что? - недоуменно спросил он, и я с силой встряхнулся, сбрасывая его в снег. - Болван, мог просто сказать!
Я говорил, и это его беда, что он не понял. Самка все еще была в снежном плену, и я начал ее откапывать, разгребая снег мощными лапами. Я быстро до нее добрался, самка сидела, обхватив себя руками, и молча, но с надеждой подняла на меня взгляд. Чернокожий бесцеремонно меня подвинул и протянул ей руку, помогая выбраться.
- Что дальше? - спросил он, и я повернул морду, снова указывая на спину.
На этот раз чернокожий меня понял, и подтолкнул самку ко мне.
- Садись!
- С ума сошел!?
- Неринга, просто поверь мне!
Ветер завывал все злее, и я тяжело вздохнул. Светловолосый был где-то там, на пути к Рамну, и с каждой секундой шансы спасти его улетучивались. Двуногие взобрались мне на спину, и самка вцепилась руками в шерсть. Около Ильтиль был старый, глубокий овраг, в стенах которого волки вырыли пещеру, чтобы пережидать зимние бури, и я направился туда, уже увязая в снегу.
Надо было поспешить.
Глава 8. Овраг.
Искусственное логово было рассчитано на всю стаю, и в нем запросто могло поместиться и тридцать галдящих, шумных волков в двуногих телах, не то что те двое, которых я оставил.
Я шел по локоть в рыхлом снегу, направляясь в сторону Рамна, и искренне надеялся, что смогу почуять оставшийся на земле след. Это было весьма наивно: я чуял и через двухметровый слой снега, но не в таких условиях, когда в ушах свистит Северный Ветер, задувая снежную крупу прямо в нос. Волки не охотились в зимние бури, отлеживались в городах или искусственных логовах, там, где застала непогода. После того как Духи Северных Ветров успокоятся и затихнут ненадолго, неверное зимнее солнце растопит верхний слой снега, а вечерние морозы превратят его в ледяную корку. У нас были достаточно широкие лапы, чтобы ступать по ней, а такая же тяжелая дичь будет проваливаться и застревать. Настанет время зимней охоты, когда нет смысла ходить стаей, и каждый охотник будет приносить дичь в город самостоятельно. Если найдет, конечно.
Зима - суровое время, и раньше мы никогда не охотились в эту часть Круга. Добычи, сохраненной с летней охоты, хватало на самую безжалостную пору, когда рыхлый снег не застывал, сбивал со следа, отбирал силы.
Я знал, что многие охотники падут в непримиримых снежных лесах: слишком ослабило нас засушливое лето и голодная осень, и, да простят меня Великие Духи, я был этому рад.
Мягкий отголосок, скорее след от следа, я почувствовал, когда пересекал пологую небольшую балку. Но этот путь был далек от пути к Рамну, и я долго топтался на месте, внюхиваясь.
Ветер завывал все яростнее, и я, казалось, слышал злой хохот Духов, загнавших добычу. След проходил с запада на восток, но я не мог точно сказать, в каком направлении двигался светловолосый: он вполне мог уже возвращаясь оставить этот запах. Я все же двинулся на восток, мощными прыжками преодолевая снежный покров. Через несколько десятков метров я остановился, внюхиваясь, но запах оказался слабее, а следовательно, оставлен он был раньше. Значит, светловолосый пошел на запад, к непроходимым буреломам, растущим по берегу Ильтиль, и я обреченно побежал по слабому отголоску следа.
Я добежал до зарослей кедрового стланика, пока еще невысоких, и потому полностью покрытых снегом, и разочарованно заскулил: след потерялся. Я не знал, как теперь мне искать двуногого, и взвыл, воем, которым звали членов стаи. Я не надеялся на ответ, и когда услышал слабый отклик, подумал, что мне показалось. Я вслушивался в злой свист ветра, перестук ломающихся веток и слышал слабые звуки, слишком тихие, чтобы понять, откуда они доносятся.
А затем снова раздался негромкий, на грани слышимости вой, и я недоуменно повел ушами. Казалось, что волк воет в двуногом теле, но даже в двуногом теле мы выли лучше. Это был набор многочисленных звуков, очень смутно складывающихся в указание места, и я оскалился, потряс головой, недоумевая, что за волк забрел на мою территорию, и почему он так странно со мной общается.
Вой повторился, уже отчетливее, и я побежал на звук, догадавшись в чем дело: выл светловолосый двуногий, имитируя наш голос. Я даже не понял, как именно он это сделал, но смекалку его оценил: волчий клич далеко разносился даже в захваченном бурей лесу, он цеплялся за слух, хоть и был абсолютно непонятен и бездарен.
Светловолосый затих, но я продолжал бежать, с трудом пробираясь сквозь чащу и по лопатки утопая в рыхлом снегу. Я остановился, тяжело дыша, у границы крутосклонного оврага, по дну которого протекал глубокий и широкий ручей; он периодически, в полноводные годы, превращался в маленькую речушку. Она впадала в Ильтиль, как и все ручьи в этой местности, и основательно размыла землю. По дну оврага многочисленными перекладинами лежали сломанные бурями и поваленные деревья, спуститься к ручью было невозможно: уж очень крут был склон, а обломанные ветки создавали частокол из опасно блестящих "остриев". В летнюю охоту при обходе территории мы преодолевали этот овраг в наиболее узкой его части мощным прыжком, на который были способны только относительно легкие и поджарые беты. Я однажды стал свидетелем, как рискованно прыгнул Люциан, поскользнулся на влажной, рассыпчатой земле и скатился бы вниз, на сломанные ветки, если бы его не поймал за холку Маркус.
Я взвыл, моля про себя Духов, чтобы они не занесли светловолосого в этот овраг, но, к моему разочарованию, ответный вой, заглушенный свистом ветра, раздался с его дна, где сейчас был засыпан снегом ручей.
- Волк!
Я вздохнул, посмотрел на склон, круто уходящий вниз, и превратился, по грудь увязнув в глубоком снегу. Это было глупо, очень неразумно было идти в двуногом теле, но так хотя бы был шанс, что если я упаду и кубарем покачусь на дно, то проскользну мимо сплетения острых, будто заточенных веток.
