— Не боишься, что тебя вычислят по списку литературы в библиотеке? — Салазар вмешался в процесс творчества. Ну, и правильно, все равно требовалось отвлечься.
Поднял на него скептический взгляд. И это меня спрашивает человек, который и придумывал способ работы библиотеки Хогвартса! Неужели так скучно стало?
Потер глаза. Действие в манге развивалось нормально, Ласка и Дракон вовсю трудились, Бобренок атаковала гранит науки по зельеварению и чарам, профессор смотрел на ученицу снисходительно, но уже с толикой теплоты. Представляю, какой переворот осуществит такой взгляд в исполнении декана в умах змеек и львят.
— Я же не беру книги с названиями "Развитие книжного дела для чайников" или "Как анонимно нарисовать мангу и избежать кары со стороны профессоров Хогвартса", — Салазар усмехнулся, по Комнате прошла волна дрожащего марева — так она смеялась. — Ты же помнишь, должность библиотекаря на самом деле звучит как Хранительница книжного фонда школы. В начале и в середине года мадам Пинс выдают специально зачарованные пергаменты, из которых она и делает формуляры и вкладыши. Из библиотеки нельзя вынести книгу, которая не записана на таком пергаменте. Исключение не составляют книги по специальному разрешению, их библиотекарь тоже записывает в формуляр. Только после появления записи, можно вынести книгу из помещения, там стоят специальные чары, завязанные на пергамент. И именно поэтому не существует формуляров для читального зала. Студент может брать любую книгу и читать в библиотеке, за исключением Запретной секции.
Слизерин театрально похлопал в ладоши.
— Ты научился уходить от ответа. Столько воды вылил, а ведь именно я и придумал эту систему вместе с Кандидой. Но ты так и не ответил на мой вопрос. Да, ты не выносил книги с нужным содержанием из библиотеки, да, их название звучит иначе, однако эта ваша… мадам Пинс? может заподозрить неладное по списку прочтенного и доложить директору.
Зевнул, крутанулся на кресле, потер уставшие глаза. Завтра буду распугивать всех красными очами.
— Знаешь, что самое интересное, изначально упоминание о "книжных" заклинания я нашел в литературе по истории магии. Времен гоблинских восстаний. Тогда много внимания уделяли тому, чтобы запрещенная литература не попала в ненужные руки, не получила распространения. Гоблины восставали, пытались призвать на свою сторону магов, Авроры защищали людей от листовок и призывов, отсюда и получились охранные заклинания. Маги, уже перешедшие на сторону гоблинов, пытались противостоять, провозить книги контрабандой — отсюда другие заклинания. Уже потом эти чары получили распространение во времена Инквицизции. Так что… — усмешка сама по себе стала хитрой. — Я читаю книги, только и исключительно связанные с историей магии. К тому же, Комната может копировать в себя любые книги, которые есть в библиотечном фонде Хогвартса, и для нее нет исключений по Запретной секции. Кандида Когтевран была настоящим гением! — такое колдовство не могло не восхищать. В своей комнате основательница предусмотрела все, что может понадобится студентам для учебы, и даже сняла некоторые ограничения.
— Благодарю, молодой человек, мне очень приятно и лестно ваше мнение.
Глубокий, чувственный голос. На стене, напротив портрета Слизерина, появился другой. В мягком, глубоком кресле с высокой спинкой, на фоне темно-синего бархата, сидела прекрасная женщина. Такими изображают Дам артуровских времен, за их руку и сердце сражаются благородные рыцари, короли кладут свои сокровища к их ногам, а поэты сочиняют поэмы в их честь. Женщина состояла из тонких граней льда: холодный и насмешливый взгляд из-под изящных бровей вразлет, прямой нос, тонкие, неулыбчивые губы, по которым сейчас плавала усмешка. По высокому лбу проходил изящный обруч с вырезанными рунами, убранные под него волосы были откинуты назад и открывали сливочную шею, гордый разворот плеч. Темно-синее платье облегало стройный стан, высокую грудь, чьи очертания угадывались в неглубоком декольте. Рядом на столике стоял серебряный кубок с вином, а на коленях лежала книга в кожаном переплете, и пальцы с удлиненными, гладкими ногтями лениво и машинально перебирали страницы.
— Кандида, сто лет не виделись! — ядовито усмехнулся Слизерин. — И еще столько бы тебя не видеть.
— Согласна, — кивнула женщина. — Сидел ты в своем подвале и сидел бы дальше, но сейчас ты в моей Комнате, так что прояви уважение!
— Я не по своей тут воле, так что могу расслабиться, — разве что язык не показал.
И это основатели? Сущие дети! Но почему портрет появился только сейчас. Я давно подозревал, что каждый из основателей Хогвартсе прикрепил частичку себя к своему главному творению, к своему убежищу. Однако проверить данное утверждение никак не мог, Слизерин являлся единственным знакомым портретом.
— Но почему вы не появлялись раньше? Ведь я не первый год здесь.
Под взглядом Когтевран становилось неуютно, хотелось передернуть плечами. Как будто погрузился в черные воды ледяного озера, и осколки льда пронизывают каждую клеточку. Но вот взгляд изменился, и зима сменилась теплой южной ночью.
— Зови меня Кандидой, не хочу отставать от Салазара, — дрогнули уголки губ. Не улыбка, но одобрение. — Многие считают, что в портрет можно поместить душу человека. Это не так. Магический портрет — слепок личности, тонкие нюансы и грани науки о душе и сознании, подкрепленные зельями, артефактами и чарами. А еще — талантом и усердием художника, его душой. Сколь ни был бы талантлив создатель картины, если он ничего не чувствует в момент рисования, из-под его руки выйдет не более, чем малеванный холст. Красивый, но, увы, бездушный.
— Кандида стала первой, кто начал всерьез изучать магическую живопись, — вставил Слизерин.
Несмотря на внешнее раздражение, он все равно был доволен. Тому, что появился собеседник, тому, что появился один из немногих людей, кто был по-настоящему близок темному волшебнику. Не уверен, что у него имелись друзья и товарищи кроме основателей школы. Когда бы он ни заговаривал о них, как бы ни старался, тепло все равно проскальзывало в голос. Он если не любил, то уважал и ценил их.
В груди подозрительно сжалось. От радости. От зависти. К Когтевран и остальным, потому что сумели стать чем-то значимым в жизни… друг друга.
Чертов озабоченный потрет! Не хватало еще влюбиться в него. Так, массируем виски и возвращаемся к сути разговора.
— Наверное, ты не раз замечал, что некоторые портреты спят целыми днями, — продолжила тем временем Кандида. — Это не всегда притворство. Слепок личности подразумевает и характер мага, его интересы и склонности. Почему директора Хогвартса практически всегда бодрствуют? Потому что искренне интересуются делами школы, директором не мог стать равнодушный к детям, так уж было заложено нами при основании. Но вот остальные портреты. Если не с кем поговорить, не с кем разделить вечность, мы засыпаем, до тех пор, пока не появится нужный человек. Или портрет. Или существо. Со времен смерти оригинала я бодрствовала около ста лет. Постепенно менялись времена и интересы, про Комнату стали забывать или использовать ее не по назначению.
По помещению пробежалось марево, на этот раз грустное. Протянул руку, погладил шершавую стенку. На этот раз она не одинока. Салазар насмешливо хмыкнул и закатил глаза.
— Завидуй молча! — показал ему язык.
— Пока ты ее не целуешь, я спокоен, — парировал волшебник. — Но берегись, я ревнивый!
Вот ведь… зараза змеиная!
Кандида усмехнулась, покачала головой.
— Я проснулась в конце твоего первого курса. Комната подала знак, что появился человек, который…. Которому нет дела до политических игр, славы, даже собственной, важны только знания и индивидуальное творчество. Личность, индивидуальность — вот те качества, что я более всего ценила в своих студентах и воспитывала в них, пока была жива. Мне потребовался год, чтобы проснуться окончательно. Остальное время я наблюдала за тобой. Ты — истинный адепт моего факультета, Гарри. И я безумно горжусь этим, — вздернула подбородок.
