"Если так пойдет и дальше, - усердно наваливаясь на весло, подумал Рубин, - то этот чудесный ритм сведет нас с ума за милую душу".
Совсем бури избежать не удалось. Своим правым крылом она таки сумела зацепить маленькую флотилию норманнов. Внезапный шквал с немыслимой легкостью порвал парус в клочья и едва не отослал Рубина в почерневший купол небосвода. Однако на сей раз, как это ни странно, но спасла его ненавистная цепь раба. Она осадила его резко и болезненно, именно в тот момент, когда задница Рубина резво покинула привычный насест и начала стремительно уносить своего рассудительного хозяина на высоту птичьего полета.
- Ух, ты, твою мать! - немедленно раздалось снизу.
Достигнув наивысшей точки взлета, Рубин ухитрился разглядеть вдалеке миниатюрный берег какого-то неизвестного острова и тоненькую полоску светлого неба. Наверное, он ухитрился бы разглядеть и гораздо больше, но мгновенный рывок жгучего собачьего поводка живо вернул его на знакомую лавку.
Рубин выдержал столь зверское испытание вполне достойно. Разве что громко щелкнул зубами, после чего самоотверженно налег грудью на весло и зарекся в другой раз держаться чуть ближе к поверхности земли, а не возноситься к Богу без должных на то оснований.
"Огненный дракон" тем временем нехотя приподнялся над взбаламученными волнами, а затем с неистовой силой метнулся носом в разверстые хляби океана.
Так повторилось дюжину раз, а может быть и больше, никто не считал.
Потом, когда воды в драккаре стало по колено, а штаны и куртки экипажа промокли насквозь, ужасающие порывы ветра мало-помалу прекратились. Вместо этого задул теплый и легкий Зефир*. Задул точно в корму, незлобиво подталкивая измочаленные ладьи норманнов к усталому светилу...
Эпизод шестой,
или морской разбой с точки зрения того, кто никогда не желал бы в нем участвовать.
Ближе к вечеру викингам повезло. Драккары повстречали парочку одиноких морских купцов. Ими оказались корабли германцев. Они шли с юга на север, гонимые собственной беспечностью и лихой судьбою к сатане на рога.
Купцы двигались без охраны, то и дело проваливаясь тупорылыми носами в тяжелые гребни волн. Было видно, что недавняя буря доставила им куда больше неприятностей, чем норманнам: остатки парусов висели клочьями, а пробитые корпуса и разорванный такелаж вполне годились на растопку. Кроме того, один из германцев угрожающе кренился на правый борт, словно намеривался нырнуть в темные пучины вод задолго до того, как с ним разделаются стремительные ладьи скандинавских разбойников.
- Клянусь светлыми благодеяниями Пророка, - чуть слышно проворчал Али Ахман Ваххрейм, и привычно плюнул за борт. - Но, похоже, эти несчастные посудины вышли прямиком из преисподней.
- Не знаю, что лучше, - натужно изрек кто-то. - Однако сдается мне, что преисподняя сейчас куда безопаснее, чем открытое море...
Рубин прищурил глаза и посмотрел на Флибустьера С Большой Буквы.
Зрелище завораживало. Оно проникало в самые потаенные глубины души и тела, оно пробуждало древний ужас мирного обывателя перед многотысячными ордами свирепых завоевателей. В этот момент Флибустьер С Большой Буквы замер на носу "Огненного дракона" как истинный символ своей темной эпохи. Он походил на мрачное каменное изваяние, обвешанное варварскими доспехами и украшениями с ног до головы.
Едва завидев челноки норманнов, германцы поспешно отвернули в сторону и, напрягая жалкие остатки сил, рванулись на край земли. Издалека можно было разглядеть суетную беготню маленьких фигурок на кораблях и гроздья моряков, забравшихся на ванты.
Впрочем, далеко германцам уйти не позволили. Не успели на небе появиться первые звезды, как быстроходные корабли норманнов подошли к беглецам на расстояние выпущенной стрелы. Картина смотрелась увлекательно и волнующе. Она будоражила кровь, холодила пальцы, и превращала жизнь в самый натуральный спектакль. Как полноценный участник вполне реальных событий, Рубин имел все права на роль почетного зрителя. Более того, он наблюдал за действительностью из первого ряда: он видел обветренные лица немецких мореплавателей. Он рассматривал их практически в упор, глаза в глаза, словно портреты эпических героев, прибитые на доску почета в музее небесной канцелярии. Народу на кораблях было много, и все как один, посылали самую дьявольскую хулу на головы тех, кто рыщет по морям и океанам, в слепой надежде отыскать посреди бушующих волн мирового океана свою трижды гребанную удачу.
- Будьте вы прокляты! - надрываясь, орали германцы.
Вместе с кровожадными посулами о каре небесной и замечаниями о скотской родне, в сторону преследователей летели колючие стрелы, арбалетные болты и подходящие метательные предметы. Германцы не жалели ни сил, ни грязных слов, хорошо осознавая, что пощады не будет.
В ответ не доносилось ни звука. Но обветренные физиономии суровых скандинавских воителей не предвещали германцем ничего хорошего, кроме скорой расправы.
Обстановка стремительно накалялась. Гребцы работали без устали, на износ, до кровавого пота, хрипло втягивая воздух. Плеть хлестала по рядам как заведенная. Проклятый Бирка клятвенно пообещал снести половину черепа каждому, кто не сумеет выложиться по максимуму своих поганых возможностей.
Драккар мчался вперед неудержимо. Он подпрыгивал на волнах, словно разъяренный посланец скандинавских богов, доверху наполненный скверной и душевнобольным экипажем. Вокруг звучала ужасающая брань, бесконечный скрип уключин, шум вспененной воды, яростное дыхание и тупые удары стрел. В такой обстановке двигаться нужно было шустро, то и дело запихивая башку между трясущимися от напряжения и страха коленями.
Это смахивало на добровольное сумасшествие. Само небо померкло в ожидании очередной резни. Норманны взревели как оглашенные, устрашающе потрясая секирами. Остальные, изнемогая от напряжения, побелели как мел. Нервы натянулись до предела, готовые лопнуть от натуги. Крики обезумевших человеческих тварей заглушали редкие вопли о пощаде и милосердии. В воздухе снова остро завоняло смертью, обагренным кровью железом, кусками обрубленных тел и выпотрошенными на хрен кишками.
Так тянулось целую вечность, оцепеневшую где-то на грани яви и сна. Затем все встало на свои привычные места. Время вновь вернулось в обычное русло, делая из людей и предметов немудреные декорации.
Первым тихо охнул один из нормандских головорезов, пронзенный германской стрелой в живот. Получив нежданный подарок, могучий сын севера немало удивился, потом неохотно перевалился за борт и канул под вздыбленные холмы волн без возврата. За ним наступил черед соседнего ротозея, не успевшего прикрыться щитом. Такая же участь постигла и нескольких гребцов, приподнявших свои любопытные глупые головы над бортами.
- Господи, прими их души... - мелко крестясь, обронил крепенький богомолец из Нидерландов, когда число покойников перевалило за десяток.
Господь как всегда помалкивал. Ни ад, ни райские кущи не нуждались в тех, кто хотел дотянуть до преклонных лет. Жизнь и смерть уповали на смелых и решительных, готовых пройти по тонкому краю бытия в полный рост, не опуская взора.
"Увы, - угрюмо подумал Рубин, яростно налегая на весло. - Дряхлость и немощность недостойны порядочного человека, ибо в реальных условиях существования следует сдохнуть быстро и вовремя, не отягощая никого ни скорбью, ни жалостью".
На абордаж ринулись дерзко и напористо, желая сократить присутствие посторонних лиц на этом белом свете вплоть до минимума. Правда, весла убрать не успели, так как ближайший германец совершенно неожиданно круто сошел с намеченного курса и, вздымая волну, поворотил тупорылой мордой в открытый борт "Огненного дракона".
Корабли сшиблись намертво, словно яйца всмятку. Казалось "Огненный дракон" получил удар стотонной кувалдой прямо в брюхо. Под оглушительный треск лопающихся весел и грохот рухнувшей мачты, Рубин услышал неистовый рев сотен норманнских глоток, и волна викингов покатилась рубить противника в пух и перья. К дикому ору тотчас присоединился яростный рев германцев и суматошные крики испуганных чаек, после чего взбаламученная вода вокруг драккара покраснела от пролитой людской крови.
