Сталин с особенным напряжением смотрел те куски, где покойный Тухачевский показывался в движении.
- Товарищ Шумяцкий... - сказал он, наконец. - Нельзя ли сделать так... чтобы отдельные эпизоды хроники... показывались более продолжительно. Мелькание кадров... не даёт возможности сосредоточиться... и прочувствовать момент. Зритель не может в этом случае проникнуться тяжестью потери... всего советского народа. Мельтешение сильно мешает.
Следующие отрывки: комсомолец на деревенской сходке читает печальное известие в газете, рабочие, оторвавшись от станков, слушают траурное сообщение по радио, - не оставили равнодушным никого из зрителей. А вот съёмки многочисленных и многолюдных митингов на заводах и фабриках Москвы и Ленинграда сильного отклика не вызвали и было решено не заострять на них внимания.
- Если сильно детализировать хронику митингов... товарищ Шумяцкий... - объяснил Генеральный Секретарь, попыхивая трубкой, - впечатление горя смазывается. Народное возмущение лучше показывать... крупными кадрами. Гнев - чувство сильное... и нуждается в достойном отображении на экране. Хорошо бы... отдельно показать, как в воинских частях проходили траурные мероприятия... сделать... ударение... на клятве красноармейцев: "Отомстим врагу!"...
- Жаль только хроника немая, - посетовал Молотов. - Очень не хватает звука для усиления впечатления.
Ворошилов покивал головой, присоединяясь к его мнению.
- Звуковые материалы, товарищи, у нас тоже есть, - Шумяцкий темой владел, неподготовленным в Кремль не приезжал. - Отрывки выступлений на митингах, съездах, перед слушателями военных академий - немного, но для оживления хроники вполне достаточно.
- Это очень хорошо! Картинка, дополненная звуком... поможет создать в памяти народа... целостный образ одного из вождей Красной Армии... автора многих побед в Гражданской войне, - Сталин говорил спокойно, отмечая ударения движением руки с дымящейся трубкой, зажатой в коротких крепких пальцах. - Такой образ... какой нужен нам... нужен истории. Впечатление от фильмы... должно быть правильным - герой и боец пал жертвой... фашистского террора. Мы не забудем... и не простим, - Сталин немного помедлил, задумавшись о чём-то своём, и, сухо поблагодарив Шумяцкого, попрощался.
Так же в задумчивости, он шёл по крытому переходу от зимнего сада к кремлёвскому дворцу, казалось, не обращая внимания на спутников. Лишь в самом конце пути, Молотов решился нарушить молчание.
- Я тут вот что подумал: вопрос с Ежовым нельзя делать публичным. Открытости никак невозможно допустить. Удар по нашему авторитету, по авторитету большевистской партии и Советской власти будет слишком сильным. Да и много на этого... было... надежд. Слишком много. Если мы получили такой удар в спину, не стоит об этом кричать на весь мир...
Поручим это... товарищу... Ягоде... напоследок...
Глава 1. Охота на маршала:
Хронометраж
11.02
.36 г.
04
ч.
03
мин.
Ицковича словно выдернуло из сна - приснилось, что кто-то позвал по имени. И, что характерно, не Олегом назвал, а Бастом. Его окликнули, - он обернулся, и... все. А на повестке дня - ночь, и сердце стучит как загнанное, и уже понятно, что больше не уснуть.
"Ну на нет и суда нет, не так ли?" - Усилием воли Баст подавил возникшее было раздражение и, встав с кровати, пошел на кухню. Последние четыре дня он жил на съемной квартире и, главное, один. Это воспринималось как настоящее - без дураков - достижение, поскольку Кейт жить отдельно от него не желала и, великолепно играя "блондинку", пропускала все "намеки", какими бы прозрачными они ни были, мимо ушей. То есть, не вступая в пререкания и, тем более, не признавая, что имеет место конфликт интересов, - делала то, что ей хотелось. А хотелось ей... Ну, если не пошлить, то знать наверняка, чего именно ей хотелось, невозможно. Очень неглупая женщина, и ничуть не простая. Иди знай ее резоны! Но четыре дня назад Баст нашел наконец подходящий повод, он же довод, -
Операция
- и Кисси вынуждена была "услышать" и согласиться. Война - это святое. Без шуток. И без всякой иронии, потому что при всем своем показном легкомыслии et cetera, У Ольги имелись весьма серьёзные
личные счёты
, как к Гитлеру, так и к Сталину. Не любила она их, обоих двух. Это если мягко выражаться, интеллигентно. А если грубо... Но пусть лучше будет, как есть, - не любила и намеревалась, что характерно, свести с ними счеты не "кухонно" по-интеллигентски, а на деле. Ну, а дел, как выяснилось, она могла и готова была наворотить изрядно. Врагу не пожелаешь.
"То есть, тьфу! - мысленно сплюнул через плечо Баст. - Врагу посочувствуешь, но как раз и пожелаешь!"
- А я, что буду делать? - спросила Кисси во время очередного обсуждения операции.
- Ничего, мадам, - галантно склонил голову в полупоклоне Федорчук. - Вы нам и так уже безмерно помогли. Что бы мы без вас накрутили - наизобретали? Даже и не знаю. А теперь наша очередь это "что-то" воплотить в жизнь.
- Да, да... - с рассеянной улыбкой ответила Кейт и закурила очередную свою декадентскую сигаретку, заправленную в мундштук.
Виктор не преувеличивал, хотя и драматизировал несколько: для получения нужного психологического эффекта. В голове у Ольги сидело огромное множество фактов по истории 30-40-х годов, и всем этим богатством она щедро делилась с компаньонами, да и советы по ходу дела давала вполне толковые. Умная особа. И хитрая, но это - небесполезное в жизни - качество, скорее всего, принадлежало Кайзерине Кински. Тоже - та еще штучка. Не зря же рыжая! Разговор закончился, а через некоторое время - буквально через пару часов - она Виктору "ответила", да и Олегу со Степаном тоже. И как "ответила"! Лучше бы пощечину дала, что ли. А так просто "мордой по неструганым доскам", что называется - никак не меньше.
Шли по улице, направляясь в "один отличный ресторанчик", - как выразилась Кисси, - неподалеку, на предмет поужинать - жили-то все по-холостяцки, свободные как ветер. И вдруг баронессе загорелось зайти в тир, который совершенно случайно оказался как раз по пути. Ну если женщина хочет... тем более, почему бы и нет? Вполне себе молодецкая забава для трех не самых худших в Париже стрелков. Зашли и постреляли... Вот только в сравнении с дамой, стрелки-то оказались как бы и не "самые лучшие".
- Э... - сказал Степа. - Мда...- промычал Олег. А Витя ничего не сказал, но о чем-то подумал, и это отразилось в его глазах.
"Уела", - усмехнулся Ицкович, вспоминая вчерашний день по пути на кухню. - "А ведь Кисси просто заманила нас... лиса..."
Будильник показывал без четверти четыре. Что называется - ни то, ни се, одно очевидно: пытаться заснуть еще раз - напрасный труд. Толку ноль, а нервы напрягает. Лучше уж недоспать, если что.
"Ладно, потом как-нибудь компенсирую, - решил он и, включив свет, скептически оглядел свои "запасы продовольствия". - Если будет кому спать..."
Самое смешное, что подобные оговорки принадлежали, судя по всему, не еврею Ицковичу, а арийцу Шаунбургу. В его стиле шуточки. Черный юмор по-баварски, так сказать.
"А не нравится, не ешьте!"
Олег хмыкнул, сунул в рот оставшийся с вечера, но всё ещё сочный огрызок морковки и принялся варить кофе.
В ожидании поднимающейся пенки, он сделал еще пару глотков белого вина, оставшегося еще с позавчера, и закурил сигарету. Руки не дрожали, и сердце билось ровно, но совершенно спокойным он себя все-таки не чувствовал. И все-таки однозначно определить свое состояние, не мог ни Баст, ни Олег. Похоже, такого не случалось раньше ни с тем, ни с другим. Не страх и даже не опасения за исход операции. Тут все как раз наоборот. Ицкович настолько был уверен в успехе, что по-хорошему только из-за одной этой уверенности стоило бы запаниковать. Но нет. Был уверен - и не собирался рефлектировать. Тогда что?