А еще ее стали водить на концерты. Не в драматический театр, и не на лекции и собрания, а в оперу, на балет, на концерты классической музыки. Через день... Каково?! Но, с другой стороны, если это был именно "симптом", почему ее не готовили к встрече с самим Шаунбургом, великим и ужасным?

   Вот оттого и тянулось время, занятое множеством дел, которые на самом деле должны были бы заставить его нестись вскачь. Пытка неизвестностью ничем не лучше пытки бессонницей. Во всяком случае, так ей теперь казалось. Ведь спать-то Тане никто не мешал.

***

   Тринадцатого она вернулась в гостиницу при управлении довольно поздно. Побывала в Большом на балете, видела - это же надо! - молодых Асафа и Суламифь Мессерер, а потом гуляла. В некотором отдалении, правда, плелся лейтенант "Сяковский" - "Я важная персона! Без охраны никуда!" - но в Москве стояла чудная погода. Лежал снег. По темноватым - даже в центре - улицам проезжали редкие машины...

   Спать не хотелось совершенно, и, добравшись до "гостиницы", Таня разжилась у дежурного стаканом жидковатого чая, забралась в постель, открыла книжку и... Ее разбудила Лида Новицкая - та самая женщина-старший лейтенант, которая участвовала в исторической беседе в кабинете начальника Первого управления.

   - Вставай, Жаннет! - выглядела Лида неважно. Мало того, что и сама тоже, то ли не спала, то ли вскочила ни свет, ни заря, так была еще и встревожена чем-то не на шутку.

   - Что?! - вскинулась испуганная Жаннет. - Что случилось?

   За окном темно. Ночь. Жаннет схватила с тумбочки свои часики.

   "Убиться веником! Они что?...", - стрелки показывали начало четвертого ночи. Самое то - поспать, но, судя по всему, дело неотложное.

   - Потом! - отмахнулась лейтенант Лида. - Одевайся быстро, нас ждут.

   - Кто? - но, спрашивая, Жаннет уже действовала. Рубашку через голову, лифчик...

   "Где эта их гребаная полуграция?!" - женское белье, приходилось признать, оставляло желать. Это вам, девоньки, не двадцать первый век!

   - Штейнбрюк!

   - А!

   "Дела! Да, что, прости господи, могло случиться?" - Татьяна лихорадочно перебирала в уме все известные ей события зимы тридцать шестого года, но ничего определенного вспомнить не могла.

   Наскоро приведя себя в божеский вид, она ополоснула лицо холодной водой, и вслед за Лидой вылетела из комнаты. Коридоры, переходы, лестницы и... посты, разумеется. Предъявите, пожалуйста, пропуск! Жестко, непреклонно. Ночь ночью, а правила никто не отменял.

   - Садитесь, не маячьте! - не поднимая головы, бросил Штейнбрюк, сидевший в отдалении, просматривая за своим столом какие-то бумаги.

   За другим - длинным приставным столом собрались уже несколько человек. Кто-то был в форме, другие - в штатском. Одних Таня знала, других - нет. Но ждали, по-видимому, не опоздавших, и не Штейнбрюка, занятого бумагами. Судя по ощущению грозы - воздух едва не мерцал от накопившегося в нем электричества - на ночном совещании должен был появиться некто с самого верха.

   "Черт знает что!"

   И тут открылась дверь, и в кабинет Штейнбрюка вошел крепкий широкоплечий военный.

   "Комкор... Урицкий?"

   Все, разумеется, тут же вскочили на ноги. Поднялась и Татьяна. Начальника разведывательного управления Красной армии она видела впервые, да и вообще знала об этом человеке до обидного мало. Олег тоже не смог ей в этом помочь, а Ольга вспомнила только, что он "варяг", пришедший в 1935 в разведку на смену Берзину, и выбран был Сталиным, по-видимому, как компромиссная фигура. Не энкавэдэшник, которого аппарат Разведупра вряд ли бы принял - им оказалось достаточно Артузова, Карина и Штейнбрюка - но к разведке когда-то отношение имел. Сразу после окончания военной академии, Урицкий побывал на разведывательной работе во Франции и где-то еще. Вообще-то был он кадровым военным - настоящим комкором, то есть командиром корпуса, и на штабной работе, вроде бы, какое-то время находился. Вот, собственно, и все. Ну и то еще, разумеется, что Урицкого расстреляли. То ли в тридцать седьмом, то ли позже, но расстреляли.

   - Товарищи, - Урицкий остановился около стола Штейнбрюка и обвел присутствующих внимательным взглядом. - Случилось огромное несчастье. Вчера в Париже убит Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский...

Глава

11

.

"Путь в тысячу ли

...

"

1. Виктор Федорчук / Дмитрий Вощинин,

Париж, Французская республика, 27 января 1936

   Вечерний Париж не только красив, но и чертовски опасен. Хотя, разумеется, зависит от места: где-то красив, где-то опасен, а есть и такие места, для которых справедливо и первое, и второе. Монмартр, например, или Латинский квартал, где после захода солнца совсем небезопасно ни для беспечных гостей Столицы мира, ни для подвыпивших гуляк - всех тех, кто имел неосторожность оказаться в "плохое время" и в неподходящем месте. Однако Виктор пришёл сюда совершенно неслучайно, память Вощинина подсказывала, что именно здесь и как раз в такой поздний час он может найти тех, кто ему необходим. Прямо сейчас в прямом и переносном смысле: в этот час и в этот период времени.

   Но знание не освобождает от необходимости "ждать и догонять", из которых, собственно, и состоит на три четверти наша жизнь. И вот Федорчук уже третий час сидел за столиком в грязной и прокуренной забегаловке, одной из многих в Латинском квартале, но выбранной не абы как. Сидел и ждал, хотя, видит бог, есть места и получше. Заведение помнило, как минимум, времена, когда Париж стоил мессы и, похоже, с тех пор не проветривалось. Запахи прогорклого масла, дешёвого вина и застоявшейся отрыжки, казалось, впитались в стены и потолочные балки, буквально почерневшие от времени и дыма. Да и публика оставляла желать... Но возможный результат стоил обонятельного шока и слезящихся с непривычки глаз... И цена его всяко была больше той сотни долларов, что затребовал посредник за сам факт организации встречи с людьми, в чьих услугах нуждался "этот русский" - Федорчук говорил с нарочитым акцентом - тихий голос и холодный взгляд которого заставляли ежиться даже привычных к "излишествам" парижан.

   - Ждёшь кого-нибудь, котик? - девица, задавшая вопрос, выглядела так, как и должна выглядеть девица "сомнительной репутации" в сомнительном заведении квартала пользующегося дурной славой. Карминная помада, чуть ли не на полпальца шире контура губ, румяна во всю щёку, ресницы - слипшиеся от дешёвой туши, комочками сбившейся на веках, синих от теней, как у киношной утопленницы...

   "Руссо туристо, облико морале!" - Виктор готов был с шутками и прибаутками избавиться от дешёвой феи, - "ибо кто знает, что у девицы на уме и кто за ней стоит. Потому стоит быть предельно вежливым", - но взгляд его зацепился за маленькую несуразность. Деталь, которой не должно быть, если всё обстоит именно так, как ему хотели это представить. А "деталька" была хорошая - для понимающих людей - "жирная": мозолистый бугорок на среднем пальце правой руки плохо сочетался с небрежным маникюром, но вполне подходил к просвечивающей даже сквозь лак "траурной" кайме.

   Решение родилось мгновенно.

   - Выпьешь со мной, красавица? Или, ну их, эти медленные танцы?

   Неожиданно девушка буквально впала в ступор. Федорчук понял, что её роль, отточенная до последней реплики, полетела кувырком от его неожиданной и не просчитанной пославшими "феечку" людьми реакции.

   - Ну, не ломайся, или я тебе вдруг разонравился? - Виктор схватил девушку за руку и рывком посадил на стул. Бармен "мазнул" по нему из-за стойки настороженным взглядом, но сразу же отвернулся.