Теперь Майклу нужно было найти здесь ещё одного участника для задуманного дела. Человека, которого за пределами редакции "Дэйли Мэйл" никто не знал ни в лицо, ни даже по имени. Вовсе не потому, что тот занимался какими-то особо тайными делами. Наоборот, результаты его деятельности были всегда на виду и даже привлекали всеобщее внимание. Правда, не к нему - к газете. Пожалуй, лишь немногие из читателей когда-либо удосужились потратить время на то, чтобы просто глянуть на его подпись, не говоря уж о знакомстве с полным именем. В самом деле, кто же будет смотреть на подписи ПОД карикатурами? Прочитать подписи к карикатурам - другое дело. Но карикатуры Стивена Демпстера часто относились к категории "без слов".

   На столе Стивена лежали огрызки карандашей, помятые листки бумаги, старый номер их газеты и какие-то вырезанные фотографии. Одно лицо на фотографии было отлично знакомо и Майклу Гринвуду, и Степану Матвееву. Похоже, именно это лицо пытался изобразить на бумаге художник. В пользу этой версии свидетельствовало обилие большеусых людей на набросках. Похоже, редакционный карикатурист испытывал временные трудности с источником креатива. Значит, роль крылатой вдохновительницы творчества следовало играть прямо сейчас.

   - Привет, как дела?

   Реакция художника, обделённого вниманием отсутствующей даже у древних греко-римлян музы живописи, была нулевой.

   - Я говорю: "Добрый день"! - Степан помахал перед его глазами рукой.

   - Да? - тот оторвался от творческих раздумий и, наконец, узнал собеседника, - Как дела, Майкл?

   - Шеф в хорошем настроении. Я только что от него, - сообщил Степан, - А это что, не иначе улыбка Джоконды? - он показал пальцем на ряд зубов под густыми усами на одном из разбросанных по подоконнику эскизов.

   - Это большевик, - ответил Стивен, возвращаясь к творческой задумчивости.

   - Вот этот? - всё шло именно так, как Степан и ожидал.

   - Ну да, - начал объяснять карикатурист, - этот их лидер, Сталин. Только вот куда его пристроить - ума не приложу.

   - А куда его

нужно

пристроить? - уточнил Степан.

   - Ладно, объясняю с самого начала, - снизошёл коллега, - Фрэнк пишет статью о туризме в Россию. Большевики открыли представительства по Европе, зазывают к себе: раздают рекламные буклеты и продают туры. Фрэнк наслушался рассказов о красотах Sovdepiya и теперь пишет статью.

   - Фрэнк был в самом логове большевиков? - газета лорда Ротермира часто писала об СССР, но, разумеется, отнюдь

не

комплименты.

   - Ты о России? Нет. Я говорю, он был в лондонском офисе красного агентства по туризму... Сейчас... он говорил... Агентство называется "Moscow limited". Меня не спрашивай, я там не был и не собираюсь. Мне поручено нарисовать к этой статье иллюстрацию. Карикатуру.

   - Понятно. То есть Коварный Большевик, - Степан показал на сталинские усы, - заманивает Легковерного Туриста в Адский Подвал Чека?

   - Ну нет, это как-то уже банально, - возразил снова ставший грустным Стивен, - надо что-то более свежее, - он вынул из кармана брюк и разгладил блокнотный листок, - вот это - пока что всё, на что меня хватило.

   На рисунке карикатурный Сталин в будёновке с огромной звездой, плясал вприсядку обнимая какую-то даму с ещё не нарисованным лицом. Дама приседала на правую ногу, выбрасывая левую вверх, демонстрируя подвязки на чулках.

   - Это что - красный канкан?

   - О! Ты заметил! Это называется "здоровый эротизм". Но всё равно тут чего-то не хватает, - Стивен с надеждой заглянул в глаза Майклу Гринвуду.

   Степан понял, что пришло время взять быка за рога. Телефонный звонок в посольство, небольшая прогулка по городу, пара слов в присутствии ищущего новую тему Френсиса Стронга - главного автора статей о путешествиях, упоминание о хорошей иллюстрации и вот он, - результат. То есть, пока что очередной шаг в направлении требуемого

результата

.

   - Для чего нужна карикатура? - Степан начал рассуждать вслух, как это делал мистер Крэнфилд, - Для смеха. Над чем смеются люди? Над другими людьми. В нашем случае - над большевиками.

   Сам Стивен смотрел на Майкла, а его карандаш - на новый чистый листок бумаги, но пока не двигался ни тот, ни другой.

   - Большевики установили у себя извращённые порядки. Самые извращённые из всех, что были когда-либо знакомы человечеству. Так? - Стивен согласно кивнул, - А что, по-твоему, является

самым

большим извращением?

   Матвеев взял листок с пляшущей парочкой и обвёл указательным пальцем поднятую ногу нарисованной дамы. Стивен наморщил лоб. Он нуждался в подсказке.

   - Это здоровый эротизм, - Степан постучал пальцем по рисунку, - А извращение - это эротизм

нездоровый

. Понятно?

   Стивен расхохотался. Поистине гомерическим смехом. До него, наконец, дошло.

   - Нет, ну а как мы это опубликуем? Это же... Хотя, подожди момент, - карандаш понёсся по бумаге - изображение проступало на ней, как фотография в проявителе.

   Теперь Сталин уже не танцевал в обнимку с дамой, но прижимался сзади к туристу в костюме-тройке, обнимая за грудь, как любовницу, и смотрел сзади сверху влюблёнными глазами (Матвеев восхитился умением Стивена несколькими штрихами показать, что глаза именно "влюблённые"). Турист смущённо улыбался.

   - Это уже другое дело! - оценил работу Матвеев, - вот только ещё нюанс, - ткнул в будёновку Сталина, - зачем он в этой шапке? Не надо банальностей.

   - Да и зачем здесь Сталин? Много чести для идиота, купившегося на красную пропаганду, - теперь досталось и туристу, - хватит обычного "chekist".

   Здесь Матвееву пригодились навыки Майкла Гринвуда - баронет Лонгфилд умел рисовать. Пусть и не так быстро, как профессиональный художник Стивен Демпстер, но всё-таки гораздо лучше, чем профессор Степан Матвеев. Во всяком случае, "кровавый карлик" получился похожим - Степан несколько часов тренировался ещё дома. И даже лицо вполне узнаваемо - разумеется для тех, кто знал председателя КПК и секретаря ЦК ВКП(б) Николая Ивановича Ежова в лицо. Ну и для тех, кто видел его фотографию на плакате "Секретариат ЦК ВКП(б)", который Степан получил в советском посольстве, представившись рабочим из Манчестера. Хороший был карнавал для посольских работников и тех, кто за ними наблюдал, душевный.

   Стивен, в восторге от того, что творческие муки, наконец, закончились, тут же перерисовал портрет Ежова в обнимку с туристом (глаза снова стали "влюблёнными") набело на ватман. Матвеев для верности проследил за этой процедурой до конца. Потом Стивен снова засомневался и для верности дорисовал-таки Сталина (правда, уже без будёновки). Великий вождь держал в руках вагу с ниточками, привязанными и к Ежову и к туристу. Ассоциацию Степан одобрил - вышло весьма символически - и для карикатуры, и для него лично.

   Вот если бы самому знать, за какие именно ниточки он должен здесь тянуть...

***

   Спрыгнув с подножки автобуса и уже предвкушая ужин в маленькой забегаловке рядом со своей лондонской квартирой, Степан на секунду отвлёкся и чуть не сбил с ног идущую по тротуару женщину в ярко-зелёном пальто. Та от неожиданности вскрикнула, покачнулась, один из высоких каблуков её модных туфелек подломился, и вот уже она оказалась практически в объятиях Матвеева.

   Степан приготовился как минимум к бурным извинениям, а то и к мерзкому уличному скандалу, - всё зависело от характера невинной жертвы его невнимательности. Но реальность заставила вспомнить русскую эпическую силу и оказалась очередной гримасой судьбы ли, слепого случая, а может просто удачей.

   В руках Матвеева испуганно застыла Марджори. Её губы дрожали, - как предвестники нешуточной истерики, глаза, широко распахнутые, - полны непритворных слёз. Узнав в сбившем её с ног мужчине "милого баронета", она как-то сразу сломалась, обмякла, но на удивление не заплакала, а всего лишь прикусила губы. Прикусила так, что они побелели. И ещё шире распахнула зелёные, с карими крапинками, глаза.